– После мятежа террористов у нас осталось мало боеприпасов, – зло скривился Абрек. – С патронами для спецоружия совсем хреново – по три магазина на ствол. На Варяга спецствола вообще нет, то есть мы даже впятером не сможем действовать, если пытаться изматывать противника засадами. Но против танка, который поддерживает пехота, мы ничего не сделаем.
– Мы можем реанимировать БМП? – поинтересовался Порфирьев. – Я в курсе, что к ним нет боезапаса, но они могли бы предпринять отвлекающий маневр, выманить танк в пустоши. Тогда появляется вероятность атаковать противника в спину или, если они дадут нам такую возможность, можно попытаться во время бурана подложить танку под гусеницу фугас. На такое дело гранаты можно потратить. Если повезет, то перебьем гусеницу в двух местах и украдем фрагмент, чтобы не смогли починить.
Брилёв посмотрел на инженеров, ожидая ответа, и капитан Миронов задумчиво произнес:
– Реанимировать БМП мы сможем… их оставляли на поверхности в полуконсервационном состоянии, специально для такого случая… Но у нас нет для них топлива. Путепрокладчик сожрал всю солярку, пока ангар копали, там полбака всего осталось. – Его голос стал еще более неуверенным, и он постарался не смотреть ни на кого конкретно: – Солярка есть в нашем КП… пятьдесят восемь тонн, цистерна не пострадала…
– Охрененно! – многозначительно оценил Абрек. – Осталось только за ней сбегать!
– От Росрезерва до КП-дублера всего двадцать пять километров… – Миронов увидел злой взгляд Абрека и стушевался окончательно. – Они могли бы заехать туда, если в Росрезерве будет опасно…
– Заехать-то можно, – без особого энтузиазма прорычал Варяг. – Только как соляру наверх поднять? Кто будет лифт запускать? Кто будет там, под землей, показывать, где что искать?
Тут до Миронова, наконец, дошло, что ехать придется ему или кому-то из людей, и он потупился, заметно сожалея о том, что высказался, не подумав хорошенько. Несколько секунд в кабинете царила тишина, потом Порфирьев прервал общие раздумья:
– Предлагаю пока ничего не менять. Проведем разведку. Доберемся до Росрезерва, если там никого, то загрузимся по очереди и вернемся. И будем так ездить столько, сколько повезет. Если же там обнаружится противник, то поедем в ваш КП за соляркой. Она в любом случае нам нужна, ангар отапливать будем, и вообще пригодится. У нее срок годности пять лет, жаль бросать под землей целую цистерну. Думайте, как ее наверх поднять, и кто поедет с нами из технического персонала.
По сути, на этом совещание и закончилось. С тех пор инженерная команда ищет решения и обсуждает с Порфирьевым варианты. Первая проблема – роботы – признана нерешаемой в принципе, и все надеются, что роботы и вероятный противник за прошедший месяц перебили друг друга и при этом не уничтожили хранилища с продовольствием. Вторая проблема – вероятный противник – решаема лишь теоретически, по принципу «если повезет». А если нет, то варианта всего два.
Первый: противник добирается до «Подземстроя» и устраивает штурм. Если штурм отбить не удастся, то власти Брилёва приходит конец, и не только власти. Если же отбиться получится, то обреченные на смерть от радиации враги взорвут лифтовую шахту и заживо похоронят всех под землей. С недоразвитыми биофермами, без продуктов из Росрезерва, через год в бункере начнется голод и прочие вытекающие отсюда последствия. Конечно, он не станет покорно ждать смерти и будет сопротивляться – какую-то часть бесполезного бабья придется уничтожить и скормить свиньям на биофермах, но что из этого выйдет… предугадать сложно. Может, все его люди согласятся с его решением безропотно, потому что захотят выжить, пусть даже замурованными под землей. Но все может случиться и по-другому, если будет много недовольных или еще что-то пойдет не так…
Второй вариант: противник не идет к «Подземстрою», а остается в своем бункере. Это означает, что враги решили проблему продовольствия. То есть вывезли все продукты из Росрезерва. И второй вариант сразу же сводится к первому. То же самое истощение биоферм и голод, только под землей никто не похоронен. Это дает определенный шанс, но питать иллюзий не приходится – других складов Росрезерва в реальной досягаемости нет. Все равно придется уничтожить еще хотя бы полторы тысячи ртов, а лучше две. Мало того что это еще как-то надо провернуть, так ведь оставшиеся потом все равно размножатся, и проблема рано или поздно вернется. Инженеры считают, что одна только ядерная зима продлится лет десять, а радиационный фон на поверхности будет опасен для жизни от тридцати лет и до бесконечности. Никто не берется прогнозировать, потому что нет никакой информации, что происходит в других частях планеты. Наладить бы связь с МКС или Лунными шахтами, но даже это можно будет сделать в лучшем случае через год, когда утихнут ураганы, и на поверхности установится сверхустойчивая погода. Тогда можно будет попытаться пробить радиосигналом плотно забитую радиоактивной пылью атмосферу. Причем без гарантий.
Как ни смотри, а пока ситуация складывается катастрофически. На эту тему нужно думать. Но вызванные бесконечным негативом размышления обеспечили Брилёву депрессивное настроение, от которого было недалеко до депрессивного состояния, и полковнику требовалось что-то позитивное, чтобы разгрузить перегруженную стрессовыми мыслями психику. Брилёв убрал с экранов информацию о проблемах и вновь вывел все, что касалось подведения итогов недавней победы. Тут было, чем поднять настроение. Его победа была полной и, можно смело заявить, безоговорочной. В полном составе уничтожены не только поднявшие мятеж старые стервы, но и их родственники, друзья и все те, кто пожелал присоединиться к мятежу. Эти идиотки умудрились вытащить в коридоры даже своих детей, которые благополучно задохнулись там вместе с ними. Впрочем, таковых было немного, тут у стервозного бабья за сорок почти не было детей. В силу возраста их потомство было уже взрослое, жило своей жизнью и в «Подземстрой» практически не попало.
Зато удалось добиться самого главного результата: минус тысячу двести ртов и никакой оппозиции. Оппозиция наверняка потом появится опять, но теперь с этим будет проще: и опыт есть, и он, Брилёв, к этому готов. Его план увенчался успехом целиком и полностью. Центр разбит на зоны, население разбито на проживающие в этих зонах категории. Третий уровень полностью отведен под биофермы и техническое обеспечение существования бункера. Попасть туда можно только с первого уровня, и допуск осуществляется под строжайшим контролем охраны, доказавшей свою лояльность. Жить там невозможно, только работать.
Все, кто не является служащим Центра, отныне проживают на втором уровне. Выход со второго уровня на лестницу зашит металлом в три слоя и тщательно заварен, на это он не пожалел жутко дефицитных ресурсов. Лифт со второго уровня на третий не ходит вообще. Один из двух лифтов теперь работает исключительно по схеме «первый уровень – второй уровень», а другой – по схеме «первый уровень – третий уровень». На втором уровне он даже не останавливается, проход к лифтовой шахте закрыт и опечатан. Несанкционированное проникновение жителей второго уровня на первый или третий полностью исключено, в ключевых точках установлены хорошо защищенные блокпосты с вооруженной охраной. Теперь, когда населяющее бункер стадо сократилось на двенадцать сотен бесполезных единиц, его идея реализована полностью: все бесполезные рты живут в отдельной резервации и имеют минимум влияния на полезных сотрудников. Но разместить три тысячи баб на втором уровне все равно тяжело, работы там еще непочатый край. Как только ситуация позволит, перепланировку необходимо продолжить, чтобы обеспечить жильем тех, кто есть, и тех, кого они рано или поздно понаплодят.
Но прежде всего реконструкции подвергнется первый уровень. На третьем уровне основные работы уже закончены, осталось только дождаться требуемого приплода на биофермах и разместить таковой в новых площадях, теплицах, аквазонах и прочее. Это возможно только при наличии продуктов из Росрезерва, зато все остальное готово. Поэтому сразу после окончания работ по подготовке грузового каравана Брилёв бросит все силы на перепланировку первого уровня. Потому что он устал чувствовать себя живущим в бочке Диогеном Синопским. Аскетизма с него достаточно, пора жить подобающим своему статусу образом, тем более если все может покатиться в ад уже через год. Не говоря о том, что перепланировки первого уровня требует политическая ситуация. Согласно созданной им парадигмы категорий, все служащие Центра теперь проживают на первом уровне, и так будет всегда. Уволенные за провинности или низкую эффективность будут выдворяться на второй уровень. Жители второго уровня, которые окажутся достойными приема на работу, будут переселяться на первый.
Причем без всяких там семей и детей с женами. Первый уровень – для полезных работников и точка! Право жить на первом уровне надо заслужить! И это будут заслуги не какой-то там очередной хитрозадой стервозной истерички перед очередным мягкотелым Беспаловым, а заслуги перед администрацией и Брилёвым лично! Потому что только он будет принимать соответствующее решение о переселении. И это очень эффективный закон, потому что, во‐первых, значительно снизит риски попадания нетвердых духом мужчин в зависимость от ушлых баб, а во‐вторых, не придется возиться с переселением туда-сюда всяких жен-детей-любовниц каждый раз, когда кто-то из сотрудников Центра с кем-то там расстанется или заведет себе дополнительные отношения. Отныне все предельно просто и ясно: являешься работником Центра – живешь на первом уровне. Твои родственники являются работниками Центра? Нет? Значит, они живут на втором уровне. Можешь оформлять им гостевой визит хоть каждый день. Ты не согласен? Увольняешься и катишься на второй уровень лизать пятки своей ушлой бабенке, которая оказалась больше мужик, чем ты сам.
По поводу этой схемы Абрек высказывал опасения, мол, все сотрудники будут пытаться устроить своих баб и впоследствии детей на работу в Центр, что вызовет всплеск коррупции. На что Брилёв прямо заявил, что борьба с коррупцией и преступниками – это его, Абрека, задача. С которо