тельно истекало, а результата не было.
– Ну почему?! – Ингеборга в отчаянии перевела биорегенератор на полностью ручное управление. – Почему?!! Декортикация! Опять!
Она снова и снова запускала реанимационные процедуры, но все было тщетно.
– Инга… – Кристина осторожно коснулась плеча судорожно бьющейся над панелью управления подруги. – Мониторинг показывает децеребрацию… он уже овощ…
– Отстань, тупая овца!!! – злобно рявкнула блондинка, стряхивая с плеча руку подруги, и та испуганно отпрянула. – Он еще жив! Он выживет! Я применила гипотермию, у него еще есть шанс! Я его спасу!
Опешившая Кристина в ужасе смотрела на разъяренную Ингеборгу, с ненавистью колотящую пальцами по сенсорным панелям систем управления биорегенератором. Системы искусственного жизнеобеспечения оказались бессильны, реанимационные процедуры неэффективны. Биомониторинг констатировал переход клинической смерти в биологическую, продолговатый мозг еще жил, но участь пациента не вызывала сомнений. Внезапно Ингеборга застыла, глядя на мониторы стеклянным взглядом, словно изваяние.
– Зая… – Испуганная Кристина осторожно коснулась ее рукой. – Что с тобой? Ты в порядке… Ты меня слышишь…
Ингеборга резко развернулась к ней лицом, и Кристина панически отпрыгнула, ожидая агрессии.
– Инга, это я! – взвизгнула она, в ужасе глядя снизу-вверх на высокую подругу. – Это я! Что с тобой?!!
Стеклянный взгляд блондинки уперся в нее, словно в пустую банку, и блондинка глухо и безэмоционально произнесла:
– Достаньте его оттуда… – Она прошла мимо Кристины, открыла дверь в свою каморку-жилище и скрылась внутри.
Минуту Кристина возилась с отключением задействованных реанимационных функций, потом ей все же удалось перевести биорегенератор в режим ожидания, и она коснулась сенсора выпуска ложа с пациентом.
– Больной умер, – скорбно произнесла она, глядя на практиканток, испуганно сгрудившихся в дверях за порогом операционной. – Достаньте тело и передайте его охране. Я должна проверить Ингеборгу Игоревну!
Кристина подошла к двери в каморку подруги и неуверенно потянула за ручку. Дверь оказалась не заперта. Ингеборга обнаружилась на своем диванчике, с ногами забившись в угол, и беззвучно рыдала, закрыв лицо руками.
– Зая… – Кристина осторожно коснулась подруги. – Мне очень жаль…
– Тебе плевать… – без всякой злобы произнесла Ингеборга, переводя на нее невидящий взгляд. – Всем плевать… Он умер. Остальные трое умрут завтра или через неделю, но все равно умрут. Мне их не спасти. И Олег тоже умрет. Я проведу костномозговую трансплантацию, но это отсрочит смерть на год или два. Потом – все. Если экспедиции будут проходить так же часто, то все его люди скоро получат такие же проблемы. А они будут проходить часто, потому что всем требуется еда. И всем плевать, кто умрет ради того, чтобы они жили. Им главное, чтобы жили они сами. Остальное, может, и грустно, но не более того.
– Многие люди искренне сопереживают… – ласково попыталась успокоить подругу Кристина. – Они очень хотят помочь, просто не умеют…
– И что толку от их желания? – в тихом бесцветном голосе Ингеборги слышалась горечь. – Они бесполезны, Кристи… Их желание ничем не поможет и никого не спасет. Я не сделаю их врачами не за год и не за два, сколько бы желания у них ни было… Тут всего лишь желание ничего не значит… У меня желания больше, чем у них у всех, но я ничего не могу сделать… я не умею всего на свете, Кристи… Я могу лишь лечить твоих бесполезных существ, а спасти единственное, что мне дорого, я не в силах… такая же бесполезная, как все…
Блондинка умолкла и уставилась в одну точку, бесшумно роняя слезы. Подруга что-то говорила ей, пытаясь успокоить, но Ингеборга не слышала ни слов, ни звука ее голоса. Перед глазами одна за другой непрерывно сменялись картины пестрящих красными значениями данных, выведенных на экраны биомониторинга, умирающие пациенты, ее безуспешные попытки их спасти, мертвые тела, перекладываемые с ложа биорегенератора на передвижные носилки, и двери операционной, смыкающиеся за увозящими их охранниками. Он умрет. Она не в силах это изменить. Может, академик из Новосибирска и смог бы, но она не сможет. Она изо всех сил пыталась предотвратить это, но он продолжал выходить на поверхность и подписал себе приговор. И срок его жизни становится все меньше, потому что он продолжает ходить в экспедиции. Скоро она снова останется одна, но на этот раз уже навсегда. И это не изменить. Никак.
Сколько она просидела так, беззвучно роняя слезы, понять не получалось, да и какая разница… Возле нее появлялась то перепуганная Кристина, то еще более перепуганная Светлана, то практикантки… Потом, кажется, рядом была Булавка. Она что-то говорила, касаясь ее руки, но недолго. Все это неважно, потому что бесполезно. Все бесполезно. Большой злой мир снова сожрал все, что у нее было…
– У тебя лишняя капельница есть? – злобное рычание Порфирьева заставило ее вздрогнуть. – С какими-нибудь витаминами без этой вашей сраной химии! Я уснуть не могу! – Варяг стоял на пороге и разглядывал ее хмурым взглядом. – Если ты занята затупанством, скажи, у кого взять?
– Я сейчас приготовлю! – Ингеборга соскочила с дивана, торопливо вытирая слезы, и устремилась в лабораторию. – Что вас беспокоит?
– У тебя опять банан в ухе?! – еще злее осведомился капитан. – Сказал же: уснуть не могу! Шевелись, время идет! Просто сделай каких-нибудь витаминов хотя бы раз, от твоей химии воротит даже во сне! Дай поспать спокойно!
– Подождите две минуты, я сейчас! – всхлипывающая блондинка поспешно доставала из холодильных шкафов приготовленные блоки капельниц. – У меня все есть, я смешала заранее… я дам вам два раствора, общеукрепляющий и поливитаминный! Вы почувствуете себя отдохнувшим, там нет ничего такого, от чего бывают неприятные ощущения, честное слово!
Она выскочила из лаборатории с двумя блоками капельниц в руках.
– Вот… возьмите… – она протянула капельницы разозленному капитану.
– Как их ставить? Одновременно? – Порфирьев недовольным движением забрал у нее капельницы. – Или с перерывом?
– По очереди! – поспешила объяснить девушка. – Одну за другой, можно подряд…
– Понятно, хрен поспишь! – оборвал ее капитан. – Пойдем! Сама поставишь! Я спать буду! Время дорого!
Здоровенная фигура развернулась и устремилась к выходу, унося капельницы. Ингеборга поспешила следом, стараясь не отставать. Если он не может уснуть, это очень плохой знак! После сеансов лечения он должен хорошо спать, если это не так, значит, она снова где-то ошиблась… и это ужасно…
Варяг миновал приоткрытый люк медотсека и направился к себе, не оборачиваясь. Чтобы не отстать, пришлось шевелить ногами. Снаружи вокруг Ингеборги немедленно оказались «снежинки», и люк в медотсек закрылся. Вся эта процессия торопливо семенила за целеустремленно шагающим вечно недовольным здоровяком по пустым коридорам, потому что медотсек четвертые сутки был закрыт на спецобслуживание и очередь к врачу запретили создавать до особого указания. В боковых коридорах встречные прохожие смотрели на едва успевающих за капитаном девушек удивленными взглядами, и «снежинки» недовольными репликами требовали от них отправляться по своим делам.
Возле президентского люкса почему-то обнаружилась еще одна «снежинка», словно стоящая на страже капитанской двери, но Ингеборга не обратила на это внимания. Порфирьев открыл биометрический замок, даже не останавливаясь, и сразу же вошел внутрь, поэтому она поспешила следом, пока чего-нибудь не вышло. Варяг прошел в спальню и посторонился, пропуская ее вперед.
– Положи на кровать, – Порфирьев протянул ей капельницы. – Я пока комок сниму.
Ингеборга развернулась, торопливо укладывая на кровать медицинские блоки, и оказалась к Порфирьеву спиной. Едва она выпустила из рук капельницы, как что-то сгребло ее в охапку, обездвиживая, словно тисками. На сонную артерию легли капитанские пальцы, и все провалилось в сон.
Проснулась она в прекрасном расположении духа и не сразу поняла, где находится. Только что маленькая Ингеборга играла в прятки с родителями в своем маленьком семейном бункере и вышла победительницей. Отца она нашла почти сразу, он как всегда прятался в чуланчике, за ящиками с запасом сыпучих продуктов. Потом они вместе искали маму, но ее тоже удалось найти быстро, потому что мама спряталась под кроватью Ингеборги, хотя обычно пряталась под своей, но маленькая Ингеборга сразу догадалась, что нужно посмотреть везде. После этого настал ее черед прятаться, и она укрылась в контейнере с запасными фильтрами для фильтровентиляционной установки. Родители разыскивали ее долго, и наверняка вообще бы никогда не нашли, но подвел вынутый из контейнера фильтр. Папа его заметил и понял, что вместо фильтра в контейнере временно живет кто-то другой. Но Ингеборга все равно победила, потому что мама с папой искали ее гораздо дольше, чем она их, а это значит, что она выиграла. Родители улыбались ей добрыми улыбками, теплоту которых она так часто вспоминала с щемящей сердце тоской, и папа сказал:
– Нам с мамой нужно побыть вдвоем, а тебе пора на работу, так что поспеши!
Маленькая Ингеборга серьезно кивнула и потопала вверх по лестнице, ведущей в семейный домик. Однако в комнате, в которую выходил люк, почему-то оказалось абсолютно темно, и Ингеборга растерянно открыла глаза, соображая, почему не срабатывает сенсор включения освещения.
С минуту она лежала в кромешной тьме, пытаясь понять, что происходит, потом на ощупь уселась на кровати, и автоматика зажгла ночник. Оказалось, что она находится в спальне президентского люкса, на роскошной капитанской кровати, бомжевато застеленной изрядно помятым односпальным комплектом. Ее раздели до белья и накрыли пододеяльником без одеяла, потому что последнее было чуть ли не трехспальным и в односпальный пододеяльник не влезало. Прочей одежды и кобуры с пистолетом нигде не обнаружилось, зато на ночном столике возле кровати лежали блоки пустых капельниц и ее наручный коммуникатор, который кто-то перевел в беззвучный режим. Дисплей коммуникатора показывал гору просроченных сообщений от ИИ медотсека и вечер сто двадцать пятых суток после катастрофы, красноречиво намекая на то, что его владелица проспала шестнадцать часов подряд. Ломиться куда-то в срочном порядке в одних трусах и лифчике было явно неподходящим решением, и Ингеборга отправилась на разведку.