нование для радости. Состояние Порфирьева ухудшилось, и она обреченно смотрела в глаза правде: капитана ей не спасти. Он еще силен и бодр, невозмутимо переносит приступы боли, возникающие все чаще, и никто из непосвященных даже не подозревает, что жить ему осталось не более двух десятков месяцев. Обратный отсчет запущен, все, что она может сделать, это хоть как-то его замедлить. Но даже эти ее попытки не дадут максимального эффекта, потому что Порфирьев все равно продолжит выходить на поверхность, сводя к минимуму и ее и без того не самые могучие усилия.
Выяснилось это практически сразу. Едва экспедиция вернулась, Ингеборга обратилась к Брилёву с просьбой отстранить капитана Порфирьева от дальнейших выходов на поверхность и направить на углубленное лечение. Брилёв обещание сдержал, и Варяга официально госпитализировали в медицинский стационар сроком на тридцать суток. Первые два дня она выпускала его из биорегенератора только поесть, потом на очередном сеансе лечения Брилёв попросил ее разрешить капитану посещать офис Экспедиционного Корпуса хотя бы на пару часов в смену.
– Экспедиция привезла из Росрезерва сорок тонн продовольствия, – Брилёв лично изложил ей суть проблемы, едва покинул биорегенератор. – Это огромная победа, но она лишь отсрочила гибель биоферм. Для того чтобы все спасти, нам требуется вывезти из Росрезерва все продукты, и сделать это необходимо в кратчайшие сроки. Я не требую личного участия Варяга в экспедициях, но настоятельно прошу вас, док, предоставить ему возможность консультировать людей, которые отправятся в Росрезерв в ближайшее время.
– Если остальные члены экспедиции не прекратят выходить на поверхность, в скором времени они получат такой же диагноз, я вас об этом уже предупреждала! – возразила Ингеборга. – Ресурсы их организмов не вечны!
– Именно потому мы готовим еще два состава им на смену, – подхватил Брилёв. – Только так мы сможем вывезти продовольствие быстро! Но я не могу отправить в экспедицию одних лишь людей без опыта. Поэтому нынешний состав экспедиции будет разбит на руководящие команды, которые возглавят новичков. Варяг сейчас очень нужен для решения всех вопросов, возникающих в процессе обучения.
Возражать она не стала, в конце концов, на четыре часа в сутки Порфирьева можно и отпустить. Но в первый же раз капитан опоздал с возвращением ровно вдвое. Спустя два часа по истечении всех сроков Ингеборга в третий раз связалась с Брилёвым и заявила, что останавливает работу медотсека и идет искать Варяга. Полковник заверил ее, что сейчас же лично приведет капитана на лечение, но в итоге Порфирьев появился еще через полчаса. И с порога недовольным жестом отмел ее упреки.
– Мне не до твоей возни сейчас! – зло заявил здоровяк. – Завтра в Росрезерв должен выдвинуться второй состав. Ровно через двенадцать часов после его возвращения, как только будет закончено обслуживание техники, должен выдвинуться третий. Потом первый и так далее, пока Росрезерв полностью не опустеет. Иначе все, ради чего мы жрали горстями антирад, окажется зря. Ты этого хочешь?
– Нет… – Ингеборга невольно съежилась под колючим недобрым взглядом. – Но ведь кроме вас в ЭК есть еще специалисты…
– У нас восемьдесят процентов новичков, которые в лучшем случае выходили на поверхность в составе рабочих команд, – оборвал ее Порфирьев. – И каждого необходимо подготовить за несколько дней, а кого-то за несколько часов. Специалистов на всех не хватает. И в качестве инструкторов, и в качестве участников экспедиций! Когда Овечкин и Пиджак вернутся в строй?
– Инженер Овечкин будет готов к работе через четыре дня, – обиженно насупилась блондинка. – Инженер Шарафутдинов должен провести в стационаре еще хотя бы неделю! Он сильно пострадал от длительного приема антирада! Ему очень повезло, что вы взяли его в плен, и он получил медицинскую помощь! Его коллеги попали ко мне в виде ходячих трупов, из всех спасенных, кроме Шарафутдинова, на данный момент жив лишь один его сослуживец! Он борется за жизнь, но я не питаю иллюзий!
– Значит, третий состав и первый соответственно, – задумчиво произнес Порфирьев, игнорируя ее объяснения. – Второй состав остается без технических специалистов. Хреново. Придется отправить с ними Теха. Тогда третий состав поведет Саныч, а первый – Хам. Но у Хама нет опыта вождения, он у нас за рулем не сидел… придется самому.
– Но инженерная команда разработала автопилот… – не отступала Ингеборга. – Разве он не упростит людям передвижение по поверхности?
– Недопилот? – Здоровяк странно прищурился, словно вспоминая какое-то совсем непростое событие. – Упростит. Если ни во что не впечатается… Мозг клянется, что этого не произойдет… Надеюсь, что он не ошибается. Только этот недопилот будет вести машины по прямой. Въезжать-выезжать, становиться под погрузку и так далее все равно нужно вручную. Придется ехать самому. Так что учитывай это в лечении. Пока не натаскается кто-то еще, каждую третью экспедицию придется вести мне.
– Но полковник Брилёв обещал… – начала было девушка.
– Мало ли что он обещал! – капитан отмахнулся от нее, словно от надоедливой мухи. – Видишь же, что ехать некому! Если недопилот сломается на полпути и неопытные люди не справятся с управлением, никто назад не вернется. Погубим людей и технику. Людей тут полно, а вот без техники умрут все. Потому что вывозить продукты станет не на чем. Глупые вопросы есть?
– Два, – Ингеборга мысленно запретила себе плакать. Сколько можно реветь, пора уже привыкнуть. – Как долго вы пробудете на поверхности и как часто это будет происходить? Прошу вас пройти в биорегенератор!
– Крайний раз я вел туда колонну сам. – Порфирьев зашел за ширму и принялся раздеваться. – Опасался держать высокую скорость, стоило проверить маршрут на предмет появившихся препятствий. Все прошло нормально. Может, Мозг действительно прав… – капитан на мгновение умолк. – Из-за этого добирались долго, еще с буранами не повезло, приходили каждые полчаса… Обратно колонну вел недопилот, почти весь маршрут. Нормально справлялся, пока буран не начинался. Под ветром его глючило, видимо, экранирование пробивает. Инженеры обещали все доделать.
Облаченный в больничные шорты Варяг протопал к свободному биорегенератору и принялся устраиваться на ложе, едва вмещавшем его мускулистое тело.
– Если справятся, то туда точно будем за один цикл антирада доходить. Сутки стоянка, потом погрузка. Тележки мы туда завезли, питание там есть, грузчиков хватает. Крайний раз оба грузовика мы загрузили за шесть часов, еще час укупоривали груз противорадиационными чехлами, ради которых тогда две базы угробили. Потом была вторая стоянка, это еще сутки. Обратно шли в полном грузу, на большой скорости движки ревели так, словно сейчас полопаются, и я не рискнул сильно ускоряться, поэтому за один цикл вернуться не удалось. Но Мозг клянется, что машины выдержат. Если так, то вся экспедиция будет занимать три цикла антирада и двое суток пережиданий. Потом двенадцать часов на обслуживание техники, и отправляется второй состав, после третий, и все заново. За раз вывозим по сорок тонн, бывшие сотрудники Росрезерва утверждают, что на складах уцелело двести тонн продовольствия, итого за пять ходок должны все вывезти.
– То есть вы отправитесь в экспедицию еще один раз, на трое суток, и произойдет это через семь дней, – грустно подсчитала Ингеборга. – Это очень плохо… Даже от одного раза последствия будут ужасны… Мне тяжело с этим смириться…
– Тогда лучше попробуй смириться с последствиями трех раз, – в голосе капитана зазвучала ирония. – Потому что после того, как вывезем продовольствие, сразу же начнем вывозить все остальное. Вместе со стеллажами, на которых оно лежало. Это еще пара ходок для каждого состава.
– Неужели нельзя сделать перерыв хотя бы в месяц? – Ингеборга ощутила, как тяжелеет на душе. Даже то немногое, чем она могла ему помочь, оказалось каплей в море. – Я понимаю, что мы остро нуждаемся в различных материалах, но это же не продукты… они могут подождать…
– Они-то могут, – не стал спорить Порфирьев. – Только вот температура на поверхности нас ждать не хочет. Там сейчас минус пятьдесят шесть по ночам, и днем теплее ненамного. Инженеры считают, что она вполне может упасть до минус семидесяти, но критическая отметка – это минус шестьдесят. После этого порога металлы, пластик и все остальное меняют свои свойства. Все, что выходит на поверхность, потребуется обогревать каждую секунду, иначе никто не дает гарантий, что техника не развалится или просто не откажет, когда у нее испортится настроение. Мы будем сегодня лечиться или мне завтра заглянуть?
– Пять секунд до начала процедуры, – Ингеборга коснулась сенсора подачи ложа и с щемящей сердце тоской проводила взглядом могучую фигуру пациента, скрывающуюся в чреве биорегенератора.
Два часа она проводила лечение в ручном режиме, потому что ИИ медотсека давно перестал понимать разработанные ею программы лечения. Инженеры говорили, что проще отключить ограничения, чем обучать программу новым аспектам, незаложенным в стандартные алгоритмы. Потому что для этого необходимо быть медицинским программистом, а среди них таких нет. Поэтому Ингеборга приноровилась пользоваться режимами сохранения индивидуальных настроек пациента. Спасало то, что памяти у ИИ медотсека оказалось достаточно. Видимо, разработчики концепции бункера предусмотрели это заранее, потому что в обычных больницах давным-давно никто не хранит информацию у себя, все лежит в специальных облачных хранилищах. До войны всевозможных дата-центров, предоставляющих услуги облака, было чуть ли не больше, чем людей. Доступ к интернету имелся везде, где эти люди жили, скоростей хватало. Словом, тратиться на организацию собственных архивов было невыгодно, услуги профессиональных облачных сервисов обходились на порядок дешевле.
Зато теперь не существует ни интернета, ни облачных сервисов, и информацию взять неоткуда. Уцелело только то, что было у тебя в голове. Ингеборга устало вздохнула. Проблема в том, что у подавляющего большинства в голове нет ничего ценного. Ей бы самой не помешало в свое время пройти не десять факультативов, а сто десять, но кто же знал, что все так обернется… В ту пору казалось, что ее персональный учебный план настолько огромен, что мозг вплотную приблизился к пределу своих способностей… Эх, ее бы сейчас туда, в прошлое, года на три-четыре! Она бы с неподдельным энтузиазмом выучила десяток таких индивидуальных курсов и поступала бы не в Москву, а в Новосибирск, на кафедру к светилу мировой медицины в области лучевых поражений. И не позволила бы родителям сесть в тот несчастный самолет…