выжить – надо что-то делать. Порфирьев асоциальный брутал, неотёсанный мизантроп, солдафон и нацик, но Дилара права – он с самого начала собирается выжить и делает для этого всё. И это ключ к успеху! Сделать всё, чтобы выжить! Теперь Антон это понимал. Можно просто отказаться от поисков, заявив, что план амбала отстой, и вернуться в метро, но тогда бомбоубежище точно его семье не светит…
Россыпь строительного мусора под его ногами с металлическим скрежетом промялась и рухнула вниз. Антон с криком пролетел пару метров и упал на что-то железное, присыпанное мелким строительным мусором. От удара почки пронзило болью так, что потемнело в глазах и перехватило дыхание.
– Антон! Ты где?! – затрещал помехами эфир. Пожарный Александр заметил его исчезновение. – Я тебя не вижу! Что случилось?!
– Я тоже его не вижу! – сквозь шипение эфира раздался голос молодого техника. – Олег! Антон пропал! Я слышал крик по рации! Мы остановились, ждём тебя!
– Я провалился! – Антону удалось сделать вдох.
– Опять?! – рык Порфирьева пробился через треск эфира. – Овечкин, у тебя мания проваливаться в разные экзотические отверстия, в простонародье именуемые задницей? Ну как? Остался доволен?
– Яма была накрыта каким-то куском жести, – Антон поднялся на четвереньки и попытался отдышаться, осматриваясь. – На него насыпали мелкого мусора… Но устанавливали изнутри, – он поднял голову: – Лист меньше, чем диаметр ямы. Я вижу подпорки, на которых он держался!
– Замри! – прорычал в эфире амбал. – Ты сейчас смотришь вверх?
– Да… – Антон застыл на месте.
– Я вижу твой луч света! – сообщил здоровяк. – Стой как стоишь, сейчас мы к тебе выйдем!
Спустя полминуты в нависающей над ямой пылевой полутьме замелькали лучи фонарей, и Антон увидел подходящие к краю силуэты техника и пожарного. Порфирьева видно не было, из-за чего казалось, что фонарь в его руке плывёт в воздухе сам по себе.
– Как самочувствие? – лучи трёх фонарей скрестились на Овечкине. – Руки-ноги целы?
– Вроде да, – Антон пошевелил конечностями. – Спина болит! Второй раз так падаю! Сбросьте мне провод! Я сам не вылезу, тут метра три, и нет выпирающих обломков!
– Отойди правее! – велел Порфирьев, и луч его фонаря сместился под ноги Антону.
Овечкин послушно отшагнул в сторону, и вдруг фонарь полетел прямо на него. Антон отшатнулся, упираясь в стену из нагромождения обломков, и понял, что Порфирьев сам спрыгнул к нему в яму. Плохо заметный силуэт амбала спружинил, приземляясь, и легко выпрямился, свидетельствуя о том, что прыжки с трёхметровой высоты для него в порядке вещей.
– Зачем ты сделал это? – Антон недовольно покачал головой. – Сказал же: отсюда самому не выбраться! Теперь им придётся вытаскивать нас двоих!
– Яму действительно закрыли изнутри, – вместо ответа Порфирьев осмотрел собранные из чего попало подпорки, укрепленные чуть ниже краёв ямы. – Сверху это можно было бы выполнить понадёжнее… – Он перевел взгляд на Антона: – Что это значит, господин инженер-механик?
– Те, кто это сделал, выбирались отсюда другим путем, – догадался Антон. Он завертел головой, осматривая стены ямы: – Здесь должен быть выход!
Луч нашлемного фонаря скользил по сплошному месиву из раздробленных кирпичных и бетонных конструкций, из которого выпирали обугленные и оплавленные обломки непонятного назначения. В одной из стен ямы Антон разглядел кусок бетонной плиты, плашмя застрявший среди прочего мусора. Порфирьев удовлетворённо прорычал:
– А вот и дверь! – Амбал вцепился в обломок плиты. – Ну-ка, навались! Опрокинем!
– Думаешь, вход за ней? – Антон ухватился за торчащий из расколотого бетона кусок арматуры.
– Где же ещё ему быть! – Порфирьев упёрся ногами в землю. – Смотри, как аккуратно яму расчистили, тут не ошибёшься! Взяли! И! Раз!
Плита поддалась совместным усилиям и рухнула наземь, заставляя обоих отпрыгнуть.
– Лестница! – Антон осветил обнаружившуюся за плитой нору в рост человека, на полу которой лежала раздвижная приставная лестница. – Проход упирается в тупик! А, нет! Он поворачивает!
– Они, как и мы, были вынуждены огибать непреодолимые препятствия, – Порфирьев осветил бетонную стену. – Это, наверное, фундамент или что-то подобное. – Он поднял голову: – Саня, Володя! Оставайтесь пока там, всем в яму лучше не лезть! Антон, давай установим лестницу сразу. Мало ли что. Вдруг выбираться придётся в спешке.
Лестницу приставили к краю ямы, и Порфирьев полез исследовать нору. Антон последовал за ним, но долго пробираться по норе не пришлось. После поворота нора расширялась, переходя в спускающуюся вниз широкую бетонную лестницу, и спустя несколько метров заканчивалась выпирающими из месива обломков мощными дверьми.
– Это не вентиляция! – Овечкин осветил исцарапанные двери, покрытые толстым слоем пыли. – Это вход в бомбоубежище! – Он забарабанил кулаком по массивной створе: – Эй! Открывайте!
Реакции не последовало, и Антон принялся стучать с удвоенной силой. Минут пятнадцать он долбил по дверям руками и ногами, но ничего не происходило.
– Может, они нас не слышат? – он остановился и перевёл дух.
– Может, не слышат, – согласился Порфирьев. – Это внешние двери, за ними, по идее, должны быть ещё. Но наверняка видят. – Он осветил небольшую защитную полусферу видеокамеры, незаметно запрятанную среди нависающих над головой обломков, образующих потолок норы. – Камера рабочая, её устанавливали после всех взрывов.
– Эй, там! – Антон встал под камеру и замахал руками. – Мы знаем, что вы нас видите! Открывай!
Он потратил на призывы ещё пять минут, после чего к ним со стороны входа протиснулся пожарный.
– Не пускают? Может, там у них что-то случилось, и они не могут открыть ворота? – поинтересовался он, оглядывая двери. – Надо же, какое старьё! Такое так просто не взломаешь… Тут даже отбойный молоток не возьмёт! Наверное, даже противовзрывная защита есть!
– Если бы ворота заклинило, они долбили бы нам в ответ, как сумасшедшие, – устало произнёс Порфирьев. – Всё у них там работает. Не хотят они нас пускать, вот и вся причина. Видать, выкопались на поверхность, увидели, что произошло, и поняли, что ждать помощи не приходится. По крайней мере, ждать её быстро – уж точно. Наверняка они расчистили вентиляцию, которую мы не нашли, а потом замаскировали всё, чтобы не быть заметными.
– Но, почему?! – возмутился Антон. – Это же бесчеловечно! Это преступление! Это бомбоубежище, они обязаны спасать людей!
– А ты подай на них в суд, – усмехнулся амбал. – Как видишь, теперь каждый за себя. Забыл, как толпа насмерть затаптывала метрополитеновцев ради сэндвича из буфета? Эти, – он кивнул на наглухо задраенные ворота, – скорее всего, тоже за продовольствие опасаются. Может, у них перенаселение, как у нас. А может, просто не хотят лишних ртов. Я ожидал, что никто не захочет нас принимать к себе, но, признаться, надеялся, что с нами хотя бы поговорят. И мы сможем доказать им свою полезность.
– Открывайте, подонки!!! – Антон схватил обломок кирпича и заколотил им по воротам. – Впустите нас! У меня дети! Вы не имеете права!
Он долго стучал в ворота, кричал и жестикулировал под видеокамерой, но ничего не изменилось. В конце концов Овечкин психанул и в ярости замахнулся кирпичом, собираясь разбить видеокамеру.
– Не стоит, – Порфирьев перехватил его руку и отобрал обломок. – Так ты точно не внушишь им доверия. – Он отбросил кирпич и пошёл к выходу: – Надо уходить. У нас время заканчивается.
– Как уходить?!! – опешил Овечкин. – Просто так, взять и уйти?! После всего?! Я останусь тут, и не уйду, пока они не откроют!
– «Вы видите Эда», – продекламировал Порфирьев. – «Эд мёртв». Долго ты собрался здесь просидеть? Они могут не открывать от двух недель до двух месяцев, обычно маленькие бомбоубежища рассчитаны где-то на такой срок.
– Тогда надо найти и перекрыть им вентиляцию! – продолжал психовать Антон. – Быстро откроют! Без всяких уговоров!
– Это закончится стычкой и кровью, – вздохнул пожарный. – Такому никто рад не будет.
– Согласен, – прорычал амбал. – Это крайняя мера, и её нужно оставить на крайний случай. Предлагаю оставить им записку. Овечкин, накарябай что-нибудь прямо на воротах, только без нервов. Убеди их, что без нас им никуда, и что мы вернёмся через сутки. Давай, в темпе! И уходим.
Антон схватил осколок какой-то оплавленной железяки и принялся карябать на дверях послание.
– Готово! – заявил он спустя три минуты, отступая на шаг и перечитывая написанное. – Я указал, что являюсь инженером-механиком, что среди нас есть техники, военнослужащие, медсёстры и педиатр! И что у нас с собой имеется немного продуктов!
– Насчёт военнослужащих, наверное, зря, – оценил Порфирьев. – Не напугались бы. А вот про продукты это ты правильно написал, такое, по идее, должно их несколько успокоить. Если они и боятся чего-то, то это перенаселения и голода. Ладно, уходим! Через сутки вернёмся и посмотрим, что из этого вышло.
Всю обратную дорогу Антон неистово колотил молотком чуть ли не по каждому крупному обломку, встречающемуся на пути. Остальные участники группы тоже набивали отметины, и если выбоины на развалинах за сутки не засыплет пылью целиком, то найти дорогу к бомбоубежищу будет достаточно просто. До района станции метро группа добралась без происшествий, но недалеко от входа Порфирьев свернул вправо.
– Зайдём в гастроном, – прорычал он в эфир. – Возьмём продуктов для себя и раненых, если там ещё что-то осталось. Другой возможности может не быть.
Возражений не последовало, и группа направилась по проторенной сотнями ног тропе. Маршрут к магазину угадывался сразу: пыли на развалинах почти не было, кругом следы и придавленные камнями обрывки всевозможных упаковок, которыми продовольственные команды отмечали дорогу. Света нашлемного фонаря вполне хватало для уверенного движения от одной отметки к другой, и Антон подумал, что ничего сложного в походе за продуктами нет. Особенно после того, что ему довелось пережить только что. Перед самым входом в нору, спускающуюся в магазин, вновь начался ураган. К счастью, здесь он не был настолько сильным, как там, на набережной, и с ног не сбивал. Пылевая буря мгновенно стала непроницаемой для взгляда и света, но Порфирьев, видимо, хорошо помнил дорогу, потому что сумел проникнуть в нору на ощупь. Остальные просто зашли следом, и Антон во второй раз оценил пользу связующих канатов. Идея, показавшаяся ему поначалу глупой и показушной, на самом деле могла не просто облегчить путь, но и спасти жизнь.