– Отсюда нужно уходить, – негромко заявил пожарный. – Огненный смерч движется в нашу сторону. Рано или поздно он будет здесь. Олег, здесь радиационный фон намного выше, чем позади?
– Тебе лучше не знать, – буркнул Порфирьев, разворачиваясь к изможденным людям, жмущимся друг к другу позади облаченных в скафандры фигур. – Уходим! Спускаемся к подножию воронки, она защитит нас от пожара.
Внизу выяснилось, что обе женщины, которых несли на руках, потеряли сознание и не подают признаков жизни. Остальные едва стояли на ногах, их часто рвало, из-за чего респираторы приходилось снимать, и самодельные гермошлемы быстро потеряли герметичность. Чтобы не падать на каждом шагу, люди пытались подбирать любые обломки, которые можно использовать в качестве посоха или клюки, но это помогало слабо. Многие жаловались на расплывающуюся картинку перед глазами и говорили, что не могут разглядеть впередиидущего. Порфирьев собрал всех в кучу, велел пожарному и молодому технику помогать активистам тащить находящихся без сознания, и начал привязывать остальных друг к другу обрывками провода.
– Что нам теперь делать? – одна из активисток, та, что моложе, помогала Порфирьеву резать провод на куски и старалась скрывать охватившую её панику. – Мы не попадём в подземный город?
– Подземного города больше нет, – Порфирьев затянул очередной узел на одном из покрытых радиационными язвами людей. – Нужно выбираться из Москвы. Отсюда до МКАД семь километров, если напрямик. Но напрямик не пройти, ты видела. Пойдем севернее, в обход. Это крюк в два-три километра, итого десять. У нас осталось полтора часа, люди ослабли, можем не успеть. Через полтора часа действие антирада закончится, поэтому нужно заранее найти укрытие, в котором можно переждать интоксикацию.
– Кругом одни обломки, даже развалин нет, – голос женщины дрогнул. – Где искать укрытие?!
– Подальше от центра, – амбал привязал друг к другу ещё одну пару, – городским окраинам наверняка досталось меньше ударов, там будет, где спрятаться. Всё! Начинаем движение!
Он направился в голову колонны, и сквозь оглушительный треск эфира донеслось:
– Активисты и все кто в скафандрах ко мне!
Антон поспешил к Порфирьеву и добрался до него первым, обогнав четверых активистов. Здоровяк дождался, когда к нему подтянутся молодой техник и пожарный с телами на плечах, и произнёс как можно громче, чтобы слышали все:
– В трёх километрах отсюда есть старый бункер. Он давно заброшен, наполовину затоплен и не заперт. По нему никто не стрелял, он никому не нужен. Сейчас мы дойдем дотуда, там передохнем и обогреемся. В бункере есть старые запасы антирадиационных медикаментов, срок годности, наверное, истёк, но они изготавливаются с большим запасом прочности, так что нам хватит для оказания всем медицинской помощи. Если кто упадёт – дотащим, это недалеко. Поставим всех на ноги и выйдем из города в чистую зону, где нет радиации. Там решим, что делать дальше. Это всё. Доведите информацию до людей, пока будем идти.
Группа продолжила движение, и спустя пару минут все были оповещены о старом бункере. Эта информация сильно обнадёжила людей, и колонна пошла заметно быстрее. Некоторые пары даже улыбались, хрипло переговариваясь друг с другом. Спустя десять минут пожарный и молодой техник выдохлись, и Порфирьев велел им передать находящихся без сознания активистам. В этот момент выяснилось, что обе женщины мертвы, их аккуратно уложили среди обломков, и скорость движения колонны увеличилась ещё сильнее.
Минут сорок удавалось идти без задержек, потом люди обессилили окончательно, и стали падать прямо на ходу. Порфирьев распределил всех, кто уже не мог стоять на ногах, между активистами и людьми в скафандрах, и приказал тащить их на себе. Антону досталась какая-то женщина, её взвалили ему на плечи, и он едва переставлял гудящие от перенапряжения ноги. Сам Порфирьев тоже нёс на себе кого-то, и даже ухитрялся искать путь сквозь пылевой мрак прямо с телом на плечах, но это не помогло. Антон едва не упал от измождения, протащив на себе бездыханное тело метров триста, и в эту секунду кто-то из идущих впереди людей покачнулся. У опирающегося на обломок какой-то железки человека подкосились ноги, и он рухнул словно подкошенный прямо перед Овечкиным. Антон споткнулся о него и упал сверху, роняя тело. Связанные проводом люди остановились, и Антон вызвал Порфирьева. Тот не услышал, был слишком далеко, но услышал пожарный, который и продублировал вызов. Пока амбал с телом на плечах добирался до образовавшейся сутолоки, вновь начался снег, и ударил штормовой ветер.
Свирепый поток каменного крошева врезался в людей, сшибая их с ног, и всё вокруг утонуло в сплошном океане из мчащихся сонмов пыли и грязного снега. Антон спрятал голову под телом женщины, которую тащил, и замер, вздрагивая под ударами мелких камней. Через десять минут всё стихло, но за это время Овечкина занесло почти тридцатисантиметровым слоем пыле-грязевого крошева, и выбраться удалось не сразу. Выкопавшись, он обнаружил, что женщина умерла. Антон попытался привести в чувство того, кто упал ему под ноги, но это ему не удалось. Ещё один человек лежал чуть дальше по ходу движения колонны, и тоже не подавал признаков жизни. Самодельные гермошлемы, собранные из пластиковых пакетов, строительных касок, скотча и респираторов, давно потеряли то, что заменяло им лицевые щитки, и нашлемный фонарь высвечивал серые, словно грунт под ногами, лица, обезображенные кровавыми язвами и опухолями воспаленных слизистых оболочек. Овечкин тряс людей одного за другим, стремясь привести в чувство, но всё было тщетно.
– Пойдём, – в безбожно трещащем эфире зазвучал рык Порфирьева. – Тут живых нет.
Антон повернул голову и разглядел расплывчатый силуэт амбала, склонившийся над одним из тел. Здоровяк поднялся, растворяясь в пыльном сумраке, и Овечкин поспешил следом, не спуская глаз со светового пятна его фонаря. Порфирьев останавливался через каждые два-три метра, склоняясь над очередным полузасыпанным грязным снегом телом, возился несколько секунд и двигался дальше. Глядя на усеянный трупами путь, Антон почувствовал, как его начинает бить нервная дрожь, и где-то в глубинах сознания ядовитой каплей саднит усиливающаяся с каждым найденным телом жуткая мысль.
– Кто-нибудь выжил? – выдавил из себя Овечкин, замечая впереди световые пятна нашлемных фонарей. – Из тех, у кого не было скафандров?
– Те, кто получил антирад, – негромкий рык Порфирьева тонул в шипение помех.
– И всё?.. – Антон растерянно смотрел на Давида, осматривающего потрясённым взглядом вереницу мертвых тел, теряющуюся в сумрачном океане пыли. – Петрович ещё жив!
– Ему я тоже дал антирад. Препарат был просроченный, я не стал сообщать об этом всем.
– Но… – сын в ужасе посмотрел на отца, и Овечкин поспешил опустить глаза. – Почему остальные… то есть… в смысле… почему они… умерли все… сразу…
– В городе запредельная радиация, – Порфирьев проверил последнего из мертвецов и выпрямился. – Их самодельная защита лишь отсрочила неизбежное. Люди продержались, сколько смогли.
– Они… – Антон судорожно сглотнул, – умерли из-за меня?
– Если бы мы добрались до подземного города, то так бы и было, – ответил здоровяк, сверяясь с картой на своем лицевом щитке. – Все, кто умер, не дойдя до города, или уже внутри, были бы на твоей совести. Но подземный город оказался уничтожен, спастись им было негде, и один час уже ничего не изменит. За это время мы бы не вышли за пределы Москвы так далеко, где радиации нет. Так что ты оказался ни при чём.
– Они могли бы дойти до заброшенного бункера… – потрясенно прошептал Овечкин, невольно опускаясь на обнаружившийся рядом обломок оплавленной кирпичной кладки. – Нам осталось чуть-чуть… Двадцать человек… Они могли успеть, если бы не я…
– Нет никакого заброшенного бункера. – Порфирьев закончил работать с картой. – Саня, Володя! Привязываемся! Пойдём впереди, как раньше. Петрович! Следи, чтобы остальные держали дистанцию! Овечкин – замыкающий! Если начнете отставать, сразу выходи в эфир! Держать впереди идущих в поле зрения постоянно!
– Как это, нет никакого бункера?! – ошеломленно переспросил Антон.
– Вот так, – ответил амбал. – Я его выдумал.
– Но зачем?!
– Чтобы люди не теряли надежду перед смертью и могли уйти спокойно, без страха и паники, – рык Порфирьева зазвучал громче: – Всё! Выдвигаемся! У нас мало времени!
Он растворился в сумрачной пылевой взвеси, и спустя несколько секунд группа двинулась вперед. Антон пробирался через обломки, бросая взгляды на смутно виднеющиеся впереди силуэты жены и сына, считал истекающие минуты и ежесекундно бросал взгляд на счетчик Гейгера. Три девятки, застывшие на индикаторе с момента выхода со станции метро, не изменялись ни разу, заброшенный бункер оказался мифом, время действия антирада стремительно истекало. Кто-то из активистов, кажется, бывший спортсмен, взял Давида на руки, и Овечкин похолодел.
– Давид! – он рванулся вперёд, стремясь догнать основную группу: – Что с ним?!!
– Я устал, – хмуро признался сын, держась за плечи активиста. – Идти трудно. Ноги болят!
– Я понесу его несколько минут, – успокоил Антона активист. – Пусть отдохнёт немного.
– Овечкин, что у вас там? – зашипел помехами голос Порфирьева. – Почему отстаёте?
– Давид выбился из сил, его несут на руках! – объяснил Антон. – Надо сбавить скорость! Сколько у нас осталось времени до окончания действия антирада?
– До гарантированного – четыре минуты, – ответил амбал. – Останавливаемся! Все – ко мне!
Группа собралась возле Порфирьева, и он извлек из своего снаряжения маленькую плоскую коробочку с литерной маркировкой. Здоровяк щелкнул фиксатором, и Овечкин увидел капсулы с антирадом, уложенные в мягкие гнёзда амортизирующего материала.
– Каждому по одной! Съесть прямо сейчас! – приказал Порфирьев. – Делать, как в прошлый раз: капсулу разгрызть, жидкость проглотить, капсулу тщательно разжевать и тоже проглотить!