сь дальше, переходя на ровный ход.
– Вырвались! – тяжело дыша, ликовал Петрович в шипящем эфире. – Прошли точно между ними! Кажется, тут берег невысокий и можно пересечь русло! Между торосов есть почти ровная полоса, но всё снегом завалено, сливается, в этой чертовой пылище ни черта не видно! Не было счастья, да несчастье помогло! С берега бы не заметили…
Петрович зашёлся в надсадном кашле, и вездеход начал рыскать на курсе.
– Осторожно! – рявкнул Порфирьев. – Врежемся! Отпусти штурвал, я держу! – Машина пошла ровнее, и голос Порфирьева зазвучал вновь: – Где они? Вы их видите?
– За нами никого! – Лейтенант приник к окну задней двери. – Они не спускались с обрыва!
– Значит, не успели нас засечь, – генерал с облегчением выдохнул, и Антон невольно сделал то же самое. – Если не увидят наш след, то пройдут мимо и уйдут в противоположную сторону.
– Давай руль, – хрипло просипел Петрович. – Я в порядке… Откуда они здесь? Их что, по всей стране высадили, или они за нами от самой Москвы идут? Они дошли сюда вперёд нас!
– Тогда они накрыли бы нас на складах «Росрезерва», – возразил генерал. – Мы там сутки просидели без всякой маскировки, с незапертыми воротами, заходи кто хочешь! Думаю, это другие. Скорее всего, их высаживали для зачистки Звёздного Городка. Они там никого не нашли, зато обнаружили склады «Росрезерва» раньше нас, увидели следы тех, кто там побывал, и пошли за ними. Дошли до Нижнего, потеряли след, теперь ходят кругами, не могут найти.
– Мы их за собой к «Подземстрою» не приведём? – влез в эфир Порфирьев.
– И что теперь, подыхать что ли?! – зашипел на него генерал. – Главное успеть под землю спуститься, туда они не пролезут! Такого оборудования у них нет, так что не достанут! Будут слоняться вокруг входа, пока батареи не сядут, там же и попадают! Потом поднимемся и заберём себе, для изучения! Если перепрограммируем, то ещё пригодятся!
– Снег пошёл! – Антон указал в окно, в которое порывы ветра швыряли кипящие облака грязных снежинок. – Теперь нас точно не найдут! Мы уже пересекли реку?
– Ещё нет. – Петрович коротко откашлялся. – Видимость ноль, придется сбросить скорость.
– Сорок минут до интоксикации! – напомнил генерал. – Вытаскивайте нас отсюда и ищите место под базу!
Минут десять вездеход полз через бурлящее месиво грязной пурги, потом ветер резко стих, и Петрович увеличил скорость до максимально возможной. Двигатель надрывно ревел, машина тряслась, пропеллеры воздушной подушки завывали угрожающими нотами. Но остановиться было негде, кругом простирались обломки обугленных пней и завалы разорванных в куски деревьев, между которыми в опасной близости лавировал вездеход. Когда до интоксикации осталось двадцать минут, генерал приказал останавливаться прямо здесь, но старый техник повел машину дальше.
– Неизвестно, что под снегом под нами, – прокашлял Петрович. – Можем остановиться так, что уже не поднимемся. Если обломки деревьев воткнутся меж нагнетающих воздушную подушку лопастей, как палка в велосипедные спицы, то всё! Руками мы машину с них не снимем! Дальше придется пешком идти!
Из кладбища древесных обломков, некогда бывшего лесом, вездеход вырвался через семь с половиной минут. Похоже, они вышли на территорию какого-то загородного посёлка, или это были дачи, теперь уже безразлично. Антон узнал ставшую привычной россыпь обломков, занесенных полуметровым слоем грязного снега. Ни одного остова от зданий не осталось, но невысокие куски разбитых кирпичных стен и смятые в оплавленные комки фрагменты кровельного материала кое-где торчали из-под снежной грязи. Похоже, этим местам досталось гораздо меньше взрывов, чем крупным городам, но этого оказалось достаточно, чтобы стереть с лица земли небольшие поселения.
– Петрович, давай туда! Левее! – прорычал Порфирьев. – Вон ровное место, для базы хватит! Дальше опять лес, времени двенадцать минут осталось. Успеем развернуться! Минута в минуту ни у кого интоксикация не начинается, я засекал. Останавливайся!
Вездеход заложил небольшой вираж и начал замедляться, но люди уже выскакивали из кузова. Палатку развернули с опережением всех сроков и нормативов, опоздав всего на три минуты. Порфирьев оказался прав, войти внутрь успели все, лишь сам здоровяк задержался у порога, с подозрением вглядываясь в сумрачную пылевую взвесь.
– В чём дело? – лейтенант заметил заминку и вернулся к нему. – Вход запечатывать надо, генерала уже скрутило!
Порфирьев бросил взгляд на корчащегося в приступе рвоты генерала и вновь перевел его куда-то в глубь пылевой завесы.
– Запечатывай, – сказал здоровяк, переводя карабин из положения «за спину» в положение «на грудь». – У меня ещё двадцать минут, схожу, осмотрюсь. Я войду сам, не впервой.
Расплывчатый силуэт Порфирьева растворился в пыльном полусумраке, и лейтенант закрыл входной полог, тщательно уплотняя липучки системы герметизации. Антон пытался следить за отсутствием Порфирьева по часам, но у Давида сразу же началась интоксикация, потом приступ сразил Дилару, и ему стало не до того. Какое-то время Овечкин пытался облегчить страдания своим близким, затем интоксикация началась у него самого, и всё утонуло в рвотных спазмах и жестокой боли. Очнулся он через несколько часов, все вокруг либо спали, либо ещё бились в лихорадке посреди рвотных луж, которыми была загажена вся палатка. В воздухе стоял противный кислый запах рвотных масс, и Антон понял, что впервые видит базу в такой грязи. Получается, что обычно Порфирьев вычищал всё это, как только приходил в себя, ведь у него интоксикация проходила раньше всех. Значит, он так и не вернулся в палатку. В сознании слабо зашевелился страх. Если Порфирьева убили роботы, то они где-то рядом. Но изможденное мучениями тело обессилило настолько, что вялый страх сменился безразличием, и Овечкин закрыл глаза, погружаясь в спасительный сон.
– Инга, ты с ума сошла! – Кристина с нескрываемым страхом смотрела на не внушающую доверие конструкцию из багажной сетки, скотча, альпинистского троса и деревяшек от упаковочного ящика. – Мы должны идти в этом восемьдесят километров?! Через смертельную радиацию?!
– Лыж нет. – Ингеборга увлеченно затягивала узлы на самодельной конструкции, заканчивая изготовление снегоступов. – Я так и не смогла найти, из чего их сделать. Самое обидное в том, что в доме они были, в детстве мы с родителями часто ходили по лесу на лыжах. – Она с грустью вздохнула: – В доме они и остались. Я не догадалась спустить их в бункер, когда собирала вещи. Совсем не подумала об этом, кругом было лето… Папа же говорил, что при глобальном ядерном конфликте ядерная зима неизбежна… но я не думала, что такое произойдет. Казалось, что посидим в бункере день-два, потом правительства договорятся между собой, и всё закончится…
Она решительно отмахнулась от ничего не меняющих обсуждений и подытожила:
– Нормальные снегоступы получаются! На них пойдём вместо лыж! Скорость будет меньше, зато не придется ноги ломать и по колено в снегу брести. Шесть километров в час не разовьём, но четыре точно сможем.
– Это ничего не даст! – возразила Кристина. – Даже два цикла антирада – это пятнадцать часов! То есть шестьдесят километров из восьмидесяти! Это если идти без передышки, а мы так не сможем!
– Значит, дойдём за три цикла, – Ингеборга с невозмутимым видом продолжила затягивать узел.
– Три цикла?! – Кристина ужаснулась. – Это же гарантированные повреждения внутренних органов! Ты забыла?! Мы же изучали антирад! После такого даже биорегенерация не гарантирует стопроцентное выздоровление!
– Я помню, – не стала спорить Ингеборга. – Я, если ты помнишь, изучала радиологические поражения факультативно. Поэтому могу сказать, что шансы есть. Многое будет зависеть от квалификации лечащего врача и индивидуальных особенностей организма, но шансов в любом случае даже больше, чем пятьдесят на пятьдесят.
– Это в нормальных условиях! – воскликнула Кристина. – А нам придётся идти через радиацию безумного уровня! Ты пробыла на улице три часа, и при этом получила недельную дозу облучения даже под антирадом и в специализированном скафандре! Подумай, что будет с нами после двадцати двух часов перехода по такой местности без еды, воды, отдыха и с тройной передозировкой?!!
– Разве у нас есть выбор? – Ингеборга отложила законченный снегоступ и посмотрела на подругу: – Сегодня одиннадцатый день. Через трое суток у нас закончится энергия. Если начнём экономить прямо сейчас, то это произойдет через четверо. И что тогда? Умрём здесь в темноте или выйдем на поверхность, помутившись сознанием от радиоактивной пыли, и замёрзнем там заживо, как тот мужик из подвала?
– Но мы же не дойдём… – Кристина всхлипнула. – Ты сама-то в это веришь? Ты едва не заблудилась, когда надо было пройти двести метров! А до «Подземстроя» восемьдесят километров! Мы его никогда не найдём!
– Я не хочу сидеть сложа руки и ждать смерти, – Ингеборга принялась за изготовление второго снегоступа. – Если останемся здесь, то через сутки после обесточивания системы регенерации воздуха умрём от дыхания радиоактивной пылью. И все прекрасно это понимают, мы же медики. Так не лучше ли эти же сутки потратить на попытку добраться до «Подземстроя»? Если нас туда пустят, и там найдётся врач, мы, может быть, даже выживем. Биорегенераторы там есть!
– Единственное, в чем я не сомневаюсь, так это в том, что нас впустят! – печально улыбнулась Кристина. – Три молодые красивые девушки с медицинским образованием! Мужчин там наверняка больше, чем женщин, так что пустят обязательно! И будут лечить изо всех сил! Только нам туда не дойти! Мы заблудимся в этом радиоактивном кошмаре и умрём в мучениях!
– Вы как хотите, а я здесь не останусь, – упрямо заявила Ингеборга. – Кто желает, может умереть здесь с комфортом. А я пойду в «Подземстрой». Как только в аккумуляторном отсеке останется энергии на двадцать минут, так и выйду. Возьму с собой навигатор, проложу маршрут офлайн и пойду. Если повезет, то дойду. Если нет – значит, нет. Зато я попыталась!