– Он тебе очень идет, милая моя.
– Но Межда не захочет, чтобы я его оставила у себя!
– Пусть только попробует забрать! Я поговорю с ней сегодня вечером, не волнуйся. Этот браслет теперь твой.
Тама бросается на шею к своей подруге и долго держит ее в объятиях.
Да, понедельник – единственный день, в котором хочется жить.
Сегодня воскресенье. Я, как обычно, встаю в шесть часов. Но я не должна шуметь, чтобы не разбудить отвратительную, храпящую в спальне свинью. Я подумала и решила, что несправедлива по отношению к свиньям, коровам и другим животным, и рассмеялась.
Я снимаю браслет и кладу в коробку. Межда разрешает мне носить его только по понедельникам, а в другое время заставляет снимать. Говорит, что он для меня слишком дорогой.
– Все равно что бисер перед свиньями метать.
Думаю, она хотела бы такой же. Так что каждый вечер я надеваю браслет и молюсь за Маргариту.
Я писаю в ведро и моюсь в раковине на кухне. Раз Межда спит, я не буду стесняться, включу горячую воду!
Рождество прошло, и, кроме Маргариты, мне никто ничего не подарил, даже новую блузку. Та, что в прошлом году была подарена Сефаной, стала мне мала. Больше не могу ее застегнуть, потому что грудь у меня опять увеличилась. Но Межда сказала, уже в сотый раз, что я и так ей слишком дорого обхожусь.
Сегодня особенный день. На обед придут Шарандоны. Я не могу решить, хорошая это новость или плохая. Но в любом случае у меня много работы. Мне надо приготовить обед на восьмерых. Потому что Изри тоже будет.
Межда попросила меня приготовить традиционную еду. На закуску пастиллу[5], как основное блюдо – рыбный таджин[6]. На десерт она купила набор пирожных.
Наконец она встает около десяти и идет в кухню выпить кофе. Она смотрит, как я справляюсь, и бросает, что я медлительная и плохо работаю, что мать меня ничему не научила. Я хочу ей ответить, что просто у той не хватило времени, но предпочитаю промолчать. Она все орет и орет, но обед все-таки почти готов. Выпив кофе, она исчезает, собираясь принять душ.
В прошлый понедельник Маргарита разрешила мне воспользоваться ванной комнатой. Я впервые в жизни приняла душ. Не слишком горячий, потому что спина все еще доставляет мне страдания. Никогда еще я не чувствовала себя такой чистой! Маргарита сказала, что я могу мыться в свое удовольствие каждый понедельник.
Думаю, эта женщина – ангел. Мой ангел-хранитель, моя счастливая звезда. Бабушка, которой у меня никогда не было. Ради нее я готова на все.
Пока я убираю квартиру, она включает музыку, потом всю вторую половину дня вяжет в кресле. Так я открыла для себя Моцарта, Баха, Вивальди и многих других композиторов.
После «Поры тайн» она дала мне «Маленького принца». Поскольку у меня больше нет словаря, я отмечаю слова, которые не знаю, а по понедельникам прошу у Маргариты объяснить мне их значение.
На прошлой неделе она дала мне басни Лафонтена. Вроде бы он их много написал, но в книге только десяток басен. Одна из них напомнила мне Между: «Лягушка, хотевшая сравняться с быком».
Потому что Межда усыпает себя с ног до головы золотыми украшениями, душится духами и носит красивую одежду. Может быть, она принимает себя за принцессу, хочет казаться прекрасной, хотя нутро у нее гнилое.
Она тоже рабыня. Рабыня своего внешнего вида. Зависящая от того, что о ней думают другие.
Межда выходит из ванной и возвращается в кухню. Она надела зеленое с золотом марокканское платье и тщательно накрасилась. Несмотря на все усилия, ее уродство бросается в глаза.
Она внимательно смотрит, что я приготовила, и пеняет, что я еще не закончила.
– А Вадим придет? – спросила я.
Она взглянула на меня с презрением:
– Конечно придет!
Потом хитро улыбнулась и с удовольствием добавила:
– Но знаешь, он о тебе уже и не помнит! Давно забыл. Ладно, давай поторапливайся. И чтобы к их приходу все было готово.
– Да, мадам.
Без четверти двенадцать обед готов, стол накрыт. Ровно в полдень Шарандоны звонят в дверь. Межда их шумно встречает. Я встаю в дверях кухни, чтобы забрать их пальто, сумки и подарки. Это моя роль. Сефана с мужем заходят первыми. Я тихо с ними здороваюсь, а они делают вид, что не замечают моего присутствия. Потом заходят дети. Когда Вадим меня видит, то замирает на месте. Мое сердце тоже замирает. Потом его лицо освещает широкая улыбка.
– Тама!
Забыв поздороваться с тетей, он бросается мне на шею. Я обнимаю его сильно-сильно, а он обвивает мою шею руками; не его вина, что у меня снова начинает болеть спина. Но сейчас это сладкая боль. И сердце чуть не разрывается от счастья.
– Я скучала! – говорю я, сдерживая слезы.
– И я!
На лице Сефаны появляется гримаса ревности.
– Вадим, хватит! – кричит она. – Испачкаешься…
Но сын ее не слышит. А я не слушаю.
– Отстань от ребенка! – приказывает Межда.
Я ставлю Вадима на пол и глажу по щеке. Он вытаскивает из кармана два сложенных вчетверо листа бумаги и протягивает их мне:
– Это тебе.
– Спасибо! – говорю я, убирая рисунки в карман блузки. – Потом вместе посмотрим, договорились?
Мать хватает его за плечо и тянет к себе. Ко мне подходят Фадила и Адина. Каждая целует меня в щеку. Потом Фадила протягивает мне небольшой сверток:
– Это шоколадные конфеты. Я знаю, ты их любишь…
Шарандоны вне себя. И это их дети! Даже Эмильен, с которым мы никогда особенно не ладили, подходит, чтобы со мной поздороваться.
– Иди на кухню! – грубо приказывает Межда. – Не стой как истукан!
Я слушаюсь, но за спиной у меня выросли крылья.
От обеда почти ничего не осталось. Значит, было вкусно. Пока я прислуживала, я чувствовала, что Шарандон несколько раз на меня посмотрел. Липким взглядом.
Но я на него не смотрела. Ни секунды.
Во время десерта Изри, который много выпил, сказал, что я «зашибись как готовлю». Наверное, это комплимент.
После обеда Вадим пришел ко мне в кухню, и мать не смогла ему помешать. Он рассказал мне о школе и о своей новой учительнице. Я с беспокойством слышу, что он с трудом выговаривает некоторые слова и немного заикается. Потом я вытаскиваю из кармана его рисунки.
На первом Вадим изобразил маленького мальчика, совсем одного, в большом доме. На втором рисунке – девочка посреди чистого листа. Ни дома, ни сада, ни солнца. Только девочка, на которой милое платье в синюю клетку. А вокруг пустота.
Я спрашиваю, хорошо ли обращается с ним новая Тама, он ничего не отвечает.
Когда Шарандоны собираются уходить, Вадим начинает плакать. Он цепляется за меня, и отец силой тащит его к двери.
Сердце защемило.
Как только они ушли, Межда сказала, что я плохо себя вела, что забыла свое место. Так что она меня накажет, оставит без обеда.
Но главное – она заставляет порвать рисунки, которые мне подарил Вадим.
И все-таки это прекрасное воскресенье, прекрасный зимний день.
Я была так рада увидеть Вадима. Так тяжело было снова с ним расставаться. Но теперь я знаю, что он меня никогда не забудет.
Эта мысль помогает мне справиться с болью и с голодом. Потому что с остальным ни Межда, ни Сефана ничего поделать не могут.
45
Габриэль проснулся в четыре утра. Он никогда не нуждался в будильнике, как будто в голове у него были встроенные часы.
Окончательно пробудился он, стоя под душем, а потом отправился в комнату в глубине дома. Когда он включил свет, его «гостья» резко открыла глаза и даже закричала.
Габриэль взял из шкафа несколько вещей и, совершенно ее не стесняясь, оделся. Девушка отвернулась, и это его насмешило.
Он выпустил на улицу Софокла, потом налил себе вторую чашку кофе.
День будет долгим, но не бессмысленным.
Когда он снова вошел в комнату незнакомки, та еще не уснула. Он поставил у кровати чашку черного чая и сел в кресло.
– Пей, – приказал он.
Девушка послушно отпила чая, сморщилась, но смогла допить до конца. Горький напиток.
– Прекрасно, – добавил Габриэль. – Скорее всего, я вернусь завтра. В крайнем случае послезавтра. Веди себя хорошо…
Она смотрела в окно и не отвечала. Как будто дулась.
– Еду работать, – уточнил Габриэль.
– И кем вы работаете? – прошептала она.
Он немного помедлил. Но в любом случае живой из дома она не выйдет. Так что…
– Убийцей.
Она резко повернула голову в его сторону. Когда их глаза встретились, она поняла, что он не шутит.
– У… убийцей?
– Да. Я убиваю, заставляю замолчать, валю, убираю, ликвидирую…
Она ничего не говорила от изумления, а он страшно улыбался.
– С ума сойти, сколько синонимов есть у слова «убивать», не находишь? Намного больше, чем у глагола «любить»…
Скоростной поезд, отправившийся из Монпелье, опустел около полудня – пассажиры вышли на Лионском вокзале. Габриэля толкали в толпе. В толпе, которая ничего не знала ни о нем, ни о его намерениях. Все эти люди, вероятнее всего, были совершенно нормальными и торопились жить.
А он никогда не торопился убивать.
Габриэль отошел в сторону от человеческого потока и закурил. Время у него было. Его жертва умрет лишь вечером. И Габриэль уже знал, каким образом.
Он подумал о своей дорогой незнакомке. Которая спала, сжав кулаки, он в этом даже не сомневался. Благодаря мудреной смеси, которую он вылил этим утром ей в чай, она проспит до завтрашнего утра. Может быть, и до его возвращения. Он был уверен, что память к ней вернется, если она будет спать. Потому что сон при сотрясении мозга – лучшее из лекарств.
Он затушил окурок об асфальт платформы и покинул вокзал. Пешком отправился в скромную гостиницу, где забронировал номер под чужим именем.
Оставил вещи и позавтракал в небольшом б