Сто евро. Для отца это большая сумма. Я закрываю глаза и представляю, скольких усилий ему стоило собрать деньги для этой сволочи.
– Думаю, в долги залез! – ухмыляется она. – И когда узнает грустную новость, то совсем расстроится…
Я хмуро на нее смотрю:
– Какую грустную новость?
– Я ему ответ приготовила, – заявляет она. – Написала, что ты забеременела от какого-то местного проходимца. И что деньги пойдут тебе на аборт.
– Но вы не имеете права говорить ему такие вещи! – ору я.
– Поздно! Я письмо сегодня утром отправила…
Чтобы доказать, что не выдумывает, Межда вытаскивает из сумки два листа бумаги.
– Я тут ксерокс сделала, чтобы тебе было что вспомнить!
Она бросает письмо мне в лицо, я не могу пошевелиться, а Межда цинично ухмыляется.
– Твоего отца удар хватит! А если переживет, то будь уверена, видеть он тебя уже не захочет. Ты для него теперь просто шлюшка, ты даже жить недостойна…
Я приближаюсь к ней, сжав кулаки. Пытаюсь дать ей пощечину, но у меня почти нет сил. Она без труда удерживает мою руку и выкручивает ее. Потом отталкивает так сильно, что я падаю на спину и бьюсь головой о тяжелый деревянный стол. Я лежу на полу, и она ставит ногу мне на лицо, давя всем весом на щеку.
– Заканчивай уборку, отродье. А то я тебя размажу, как кусок дерьма.
Она отпускает меня, и я с трудом поднимаюсь. Сейчас не время начинать борьбу, потому что в любой момент я могу потерять сознание. Я подбираю письмо, кладу в карман блузки и снова принимаюсь за работу. У меня дрожат руки, по пылающим щекам текут слезы.
Когда отец прочтет это письмо, то откажется от меня. Навсегда.
Около полудня Межда делает себе бутерброд, а я продолжаю уборку. Она ест его, стоя передо мной, летят крошки, а ведь я только-только пропылесосила всю квартиру.
Мне кажется, что вечер длится бесконечно. Я едва могу двигаться, ужасно болит спина. Я еле держусь на ногах.
Наконец около семи вечера с работы возвращается мадам Бенхима и дает Межде деньги.
И мы снова едем на фирму, в машине на заднем сиденье я засыпаю.
Короткий перерыв.
Мне нужно убрать примерно тридцать кабинетов. Я по-прежнему ничего не ела и совсем не спала. Спина вот-вот развалится на мелкие кусочки. Руки все в порезах, голова гудит от боли и ненависти.
Несколько раз за ночь я едва не теряю сознание. Но за мной следит злобная Межда. Она оперлась о перила на первом этаже и не пропускает ни одного моего движения. Около двух ночи ноги перестают меня слушаться, и у какой-то двери я соскальзываю на пол. Межда тут же прибегает, хватает меня за волосы и ставит на ноги:
– Так, лентяйка, заканчивай уборку, мне уже спать пора!
Мы уезжаем в четыре тридцать утра. Межда подталкивает меня к машине, потому что идти сама я уже не в состоянии. Как только я сажусь на заднее сиденье, то пристегиваюсь и закрываю глаза. И тотчас же засыпаю.
Шум мотора стихает, я резко открываю глаза и отстегиваюсь. Я нахожусь в полусне и не сразу понимаю, что машина остановилась непонятно где.
– Выходи, – приказывает Межда.
– Но…
– Проваливай! – орет она.
– Где мы?
– Раз ты не способна даже работать, ты мне больше не нужна. Выходи из машины и вали на все четыре стороны.
Я озираюсь и вижу какой-то пустырь, заброшенный завод, остовы машин.
– Давай, брысь отсюда!
Межда выходит, открывает с моей стороны дверь, хватает меня за руку и заставляет выйти из машины. Потом толкает меня вперед.
– Вы же не бросите меня здесь! – говорю я со слезами в голосе.
– Вести себя надо лучше! На панель пойдешь, шлюшка!
Меня пробирает ледяной холод. Начинается паника. Межда садится за руль и заводит мотор. Тогда я бросаюсь к машине и стучу по стеклу.
– Пожалуйста, мадам! Не бросайте меня!
Машина медленно едет, я иду за ней. Межда жмет на газ, я начинаю бежать и кричать, пока не падаю в лужу.
Машина останавливается, Межда снова выходит. Она смотрит на меня с высоты своего роста. А я вся в слезах стою на коленях в ледяной воде.
– Что такое, Тама? Хочешь со мной остаться?
– Не бросайте меня!
– А с чего бы мне продолжать о тебе заботиться, а?
Я инстинктивно чувствую, что надо ее умолять. Потому что думаю, что она ждет именно этого. Надеется.
– Пожалуйста, мадам… прошу вас, не бросайте меня тут! Умоляю вас…
Она улыбается и идет обратно к машине. Открывает багажник, вынимает оттуда старое покрывало и бросает его на заднее сиденье. Потом оставляет дверь открытой и ждет, скрестив руки на груди. Тогда я делаю титаническое усилие, встаю на ноги и сажусь в машину.
– Смотри не запачкай! Ясно?!
– Да, мадам…
Мне кажется, что мы едем целую вечность. Я дрожу от холода и уже не сплю.
Каждую секунду я говорю себе, что мне следовало убежать. Что я ужасная трусиха. Маргарите бы стало за меня стыдно.
Я слаба и знаю это.
Иначе я не была бы рабыней… как мне часто говорили.
Мы подъезжаем к дому и поднимаемся на шестой этаж. Межда захлопывает дверь и кладет ключи в карман брюк.
Неожиданно я понимаю, что она не била меня ни вчера вечером, ни сегодня утром, но не била лишь потому, что мне нужно было работать. Чтобы ей заплатили Бенхима и на фирме.
Едва я это осознала, как получила сильный удар в затылок. Я падаю на пол, у меня даже нет сил встать.
Сейчас субботнее утро, пять тридцать. Добро пожаловать в выходной день…
Межда продолжает избивать меня ногами. Я защищаю тело, как могу, но мне не удается избежать ненависти, которую она сдерживала больше суток. Межда хватает разделочную доску и яростно меня колотит.
– Ты специально нагадила Кара-Сантосам, чтоб они тебя выгнали! – орет она. – Чтобы мне лишний раз насолить?! Признавайся!
И я признаюсь. Я бы в чем угодно призналась. В любом проступке, в любом преступлении.
– Я так и знала! – ликует Межда.
Град ударов наконец прекращается.
У меня из носа идет кровь, и рот весь в крови.
Кровь стекает по лбу, кровь заливает глаза.
Межда хватает меня за волосы и запрокидывает мою голову.
– Ну что, выбросить тебя на улицу? На обочине оставить, как бродячую собаку?
– Нет! – отвечаю я, всхлипывая.
– Нет?
Она ставит ногу на мою левую руку, наваливается всем весом, как будто хочет вдавить ее в пол. Я ору от боли. Ору, как сумасшедшая. И получаю новый удар по спине. Снова кричу и срываю голос. Я затихаю, Межда отпивает воды и смотрит на мою агонию. Потом она полностью меня раздевает, у меня нет сил ей помешать. Внутренней энергии у меня остается ровно на то, чтобы просто выбраться живой из этого кошмара.
– Хочешь, чтобы я тебя прикончила, да? Ан нет, я тебя не убью, дорогуша! – говорит она. – Будешь жить и работать на меня будешь!
– Да, – шепчу я.
– И будешь себя хорошо вести!
– Да, мадам…
Я готова согласиться с чем угодно. Как только она закончит исходить ядом, я смогу наконец поспать. Я хочу только одного. Поспать.
Но ей, как видно, не до сна.
– Встать! – приказывает она.
Я встаю на четвереньки и, держась за стул, поднимаюсь. Я дрожу, голая перед своим палачом. Мне тяжело дышать, – похоже, она сломала мне палец и ребра. Одно ребро точно.
Что еще она мне готовит? Какую новую пытку для меня придумала?
Ей же тоже нужно когда-нибудь спать. Поэтому я храню надежду.
Спать, пусть на полу. Пусть голой на балконе.
Она выталкивает меня на лоджию и приказывает лечь на живот. Я подчиняюсь – противиться бесполезно. У меня на это уже не хватает духу.
Ничего не хватает.
Она берет с полки большой моток скотча. По всей видимости, она все предусмотрела. Тщательно подготовилась к мести, когда узнала, что Изри не придет. Еще до того, когда меня выгнала эта чертова Кара-Сантос.
Она обматывает мне запястья, затем щиколотки. Я скрючиваюсь у стенки, надеясь, что этим все и закончится.
– Глаза слипаются, Тама? – спрашивает она.
Я предпочитаю промолчать. В любом случае сил отвечать у меня уже нет. Я могу только дышать.
И тогда она начинает петь.
Чтобы кто-то стал хорошим,
Купим сарафан в горошек,
Чтобы оградить от бед,
Купим миленький корсет…
Она хватает ведро с холодной водой и выливает мне на голову. Я даже не закричала, только сердце зашлось. Когда она выливает на меня еще одно ведро ледяной воды, я издаю лишь слабый стон.
Хочешь, будет на чепец
Красных розочек венец,
Драгоценностей и злата,
Чтобы поживать богато…
Затем она берет из мусорного ведра пустую консервную банку и ставит под кран. Скрещивает руки на груди и наблюдает. Несколько секунд спустя на жестяную банку падает первая капля.
– Отлично! – говорит она. – Пойду спать… Спокойной ночи, куколка!
Куколка моя родная
Глазки все не закрывает.
Спи, красавица, усни,
Глазки синие сомкни,
Спи, мой котик, засыпай,
Маму мучать прекращай.
Куколка моя родная
Постепенно засыпает…
Межда выключает свет, захлопывает дверь, глаза у меня закрываются. Тело охватывает боль, я не могу вытянуться в полный рост в холодной воде, поэтому просто сижу на полу. Но я все равно почти засыпаю. Что меня ждет – объятия Морфея или кома, не знаю.
На банку падает вторая капля. Я вздрагиваю, открываю глаза. Как будто мне по лбу ударили молотком.
И так каждые десять секунд.
Я понимаю, что пытка будет длиться часами.
О страданиях позабыть не удастся.
Уснуть невозможно.
Я соскальзываю по стене и оказываюсь в ледяной воде. Плитки пола твердые и холодные, скотч врезается мне в тело. В животе горит. Лицо ледяное.
Проходит десять минут, у меня нервы на пределе, мне кажется, будто с меня содрали кожу.
Проходит час, и мне кажется, что я сойду с ума.