Каждый час ранит, последний убивает — страница 32 из 84

Что же касается Батуль, мне не хватает храбрости выбросить ее в мусорное ведро, как просил Изри. Но чтобы он ее больше не видел, я кладу ее в дальний угол шкафа.

В конце я навожу порядок в квартире, пропылесосив в каждой комнате. Я спрашиваю себя, кто здесь убирал, пока не появилась я. Может быть, Межда? Что-то не верится. Она для этого слишком ленива!

В квартире чистота, и я иду на террасу. Мне не надоедает там сидеть. Оставаться часами, когда выходит солнце. Я читаю, а потом засыпаю.

Учусь ничего не делать. Учусь тому, что у меня есть на это право.


Когда Изри уходит, то закрывает квартиру, а ключей у меня нет. Но я не чувствую себя запертой, как раньше. Потому что здесь мне хорошо.

И каждый вечер перед тем, как уснуть, я молюсь, чтобы он не отправил меня обратно к своей матери.

Чтобы оставил у себя.

Он обращается со мной так хорошо, как никто и никогда не обращался. Конечно, кроме Маргариты.

Иногда он странно на меня смотрит… Как будто я его волную, как будто он чего-то от меня ждет, но не осмеливается сказать. Не знаю, что он собирается делать, но мне кажется, он хочет, чтобы я осталась.

Я надеюсь, что он хочет, чтобы я осталась.


Иногда, когда его нет дома, я часами смотрю телевизор. Как будто мне поставили капельницу и постоянно впрыскивают большие дозы информации и картинок. Часто от этого у меня кружится голова. Сильно кружится, погружает в водоворот.

Благодаря репортажам я узнаю о мире, ведь до этого я открывала его для себя только с помощью книг.

Через огромный экран я путешествую по дальним странам, слышу смех и вижу слезы их жителей. Хожу в их церкви, храмы или мечети. Прикасаюсь к их нищете или богатству, голоду или пресыщенности, наводнениям или засухе. Смотрю на их капризы и терзания, на припаркованные у дворцов роскошные машины и деревенские повозки, которые возят животные.

Я видела, как одни дети рылись в куче отбросов, а другие в это время спали в мягкой постели.

Я чувствовала, как тают ледники, как горят девственные леса. Я видела, как с поверхности Земли исчезают люди и звери.

Я слышала доказательства того, что на Земле когда-то жили динозавры, но никто еще не доказал, что с небес за нами наблюдают боги.

Я обучилась разным ремеслам, подцепила всякие болезни, была на приемах у психолога. Играла на пианино, на виолончели, на арфе, проигрывала в шахматы, а в боксе во втором раунде меня нокаутировали. Я водила машины, самолеты, руководила проектами.

Узнала, что такое преступление, убийство, мошенничество. Секс, наркотики, любовь, депрессия и траур.

Сначала мне хотелось денег, потом они стали мне противны. Но я продолжала их желать.

Я поняла, что родиться женщиной – не самая большая удача.

Я избежала войн, подписала несколько мирных договоров, хранила минуты молчания и кричала «ура».

Я ходила на демонстрации, была среди тысяч протестующих, голосовала, сохраняла нейтралитет. Меня подавляла диктатура, один раз я умерла от бомбы в машине. Меня сажали в тюрьму, я уходила из дому.

Мне говорили, что надо держаться, подчиняться. Что есть законы, но они не для всех.

Я погрузилась в прошлое, чтобы понять будущее.

Мы совершали восхождение на заснеженные горные вершины, погружались в глубь океанов. Я плавала с дельфинами и ела суши.

Я была даже на Луне и Марсе, говорила со звездами.

Сколько удивления, изумления. Сколько страха.

Сколько вопросов – и как мало ответов.

Я увидела, что люди умны. Что они храбры, храбры по-настоящему. Что в быту они трусливы. И глупы.

Но больше всего меня поразила их жестокость. Их чудовищная жестокость.

И больше всего меня возмутила несправедливость. А ведь я думала, что знаю о ней все.


Если бы меня кто-то сфотографировал в такие моменты, то, уверена, на снимках у меня был бы совершенно идиотский вид, открытый рот и вытаращенные глаза.

И все же, несмотря на то что я изучила всего за несколько недель, у меня по-прежнему остается чувство, что я ничего не знаю. Ни о жизни, ни о себе.

Совершенно ничего.

Тогда я выключаю телевизор, сажусь у себя в комнате, не включаю свет и думаю.

Зачем я нужна? Кому я могу пригодиться? Каков будет мой путь?

Думает ли еще обо мне папа?

Любит ли еще меня Вадим?

Мама, увидимся ли мы с тобой в другом мире, или это возможно только во сне…


Изри возвращается уже ночью. Я приготовила ужин и уснула у себя на кровати. Когда слышится звук поворачивающегося в замочной скважине ключа, я подскакиваю. Мне постоянно кажется, что я совершила какой-то проступок. Что я скрываюсь, прячусь от преследования. Так странно иметь право находиться в комнате, спать на кровати. Мне к этому никак не привыкнуть.

– Тама?

– Я тут!

Я иду к нему в гостиную и смотрю, как он снимает свою кожаную куртку.

– Где ты был? – спрашиваю я с улыбкой.

Он странно на меня смотрит, и я инстинктивно добавляю:

– Я просто хочу знать, хорошо ли ты провел день!

– Нормально, – говорит он. – Налей мне стаканчик.

Я беру из бара бутылку виски и иду в кухню за льдом. Наполовину наполняю стакан, как любит Изри, добавляю лед и отношу ему.

– Смотри, – говорит он, показывая на три больших пакета в прихожей.

– Что это?

– Сюрприз!

– Мне?

Он кивает и, улыбаясь, говорит, что я могу пойти посмотреть.

Это одежда, которую он купил специально для меня. Джинсы, футболки, свитера, платья, юбки… У меня никогда еще не было столько подарков одновременно! Среди вещей есть даже очень милое нижнее белье, что меня немного смущает.

– Нравится?

– Да, спасибо. Большое спасибо!

– Не будешь теперь таскать мои шмотки! – добавляет он с мягкой улыбкой.

Я рассматриваю подарки, когда он подходит и встает за мной. Прямо у меня за спиной. Кладет руки мне на плечи и легонько разворачивает. Потом прижимает к себе и дотрагивается до лица. Целует в шею, и я закрываю глаза. Мне ужасно не по себе, как будто Изри начал говорить на неизвестном мне языке. Меня обуревают противоречивые чувства, меня бросает то в жар, то в холод. Его руки скользят мне под футболку и гладят спину.

Я говорю себе, что ему не следует этого делать, что мне не следует хотеть, чтобы он это делал.

Я думаю о своем отце, о том, что бы он подумал, если бы увидел меня в объятиях мужчины.

Изри шепчет мне, что я красивая, что он меня хочет. Он знает, что он первый, и говорит, что я не должна бояться, что я должна расслабиться.

Расслабиться с ним.

* * *

Этой ночью я спала в комнате Изри. В его кровати. Он мне сказал, что теперь я буду спать здесь каждую ночь.

Утром, когда я проснулась, он уже ушел. Не знаю, во сколько он вернется, но уже по нему скучаю.

Я знаю, что это плохо, потому что я слишком юная и мы не женаты. Мой отец был бы против. Однако этим утром я грущу. Просто мне кажется, что я стала кем-то другим. Другой Тамой.

Ночью было и приятно, и сложно. Я всегда спрашивала себя, как это – спать с мужчиной. Теперь я знаю.

Это больно.

Но было не только больно. Были желание и эмоции, к которым я не была готова. Я думала, что мое тело на них неспособно. Изри сказал, что это нормально, когда в первый раз больно, что потом будет приятнее. Намного приятнее. Он знает обо всем этом лучше, чем я, поэтому я ему доверяю.

Я с нетерпением жду его возвращения. Чтобы он меня обнял, прижал к себе.

Потому что для меня он – весь мир.

Он спас меня от смерти, от тирании. Я всем ему обязана.

Раньше я принадлежала его матери. Теперь я принадлежу ему. И я готова ради него на все.

Этим утром, лежа в смятой постели, я говорю себе, что хочу жить с ним. И что я могла бы ради него умереть.

58

Накануне он поцеловал ее и ушел. И Тама его ждет.

Еще одна ночь без него, еще один день в одиночестве.

Но Тама на него не сердится. Она не чувствует себя вправе чего бы то ни было от него требовать. От него или от кого-нибудь другого. Ей и так кажется невероятным, что она свободна. Свободна, хоть и заперта в квартире. Что такой мужчина, как Изри, заинтересовался такой бедной девушкой, как Тама. Бывшей рабыней, которая все умеет, как ей часто повторяли.

Тама ведет себя так, словно Изри вот-вот должен вернуться домой. Вечером она сварила ужин, который постепенно остыл. Потом приготовилась ко сну на случай, если он вернется среди ночи.

Когда она проснулась, то накрыла завтрак на двоих и съела его в одиночку. Затем убрала и так чистую квартиру, охотясь за мельчайшей пылинкой. Провела час на террасе, слушая шум города, шум жизни других людей.

В комнате Изри, которая стала и ее комнатой, она взяла с полки книгу и немного занервничала, когда поняла, что прочитала почти все книжки.

Она нашла блокнот и ручку и начала составлять длинное письмо отцу. Оно немного похоже на сообщение, которое она написала когда-то ночью у Шарандонов для тети Афак.

Но с того момента Тама выросла.

Она долго подыскивала слова. Которыми можно описать то, о чем сложно говорить. Чтобы восстановить истину. Она подолгу размышляла, что нужно рассказать, а что оставить в тайне.

Она исписала три страницы, прервалась и несколько раз их перечитала. И пришла в ужас от своей же такой страшной жизни. Выведенное черным по белому, ее короткое существование походило на проклятье.

Она складывает письмо, прячет его в своей бывшей комнате и несколько часов проводит на кровати, скрестив на груди руки.

Почему я?


Изри возвращается около семи вечера, с ним какой-то мужчина. Ему около пятидесяти лет, и Таме он сразу кажется очень импозантным. Высокий, с волевым лицом повидавшего жизнь человека, с ледяным взглядом.

– Тама, познакомься, это мой друг Маню.

Маню пожимает ей руку, и Тама вдруг чувствует себя совсем крошечной.

Он ей улыбается, а ей чудится, будто она превращается в добычу.