Удивительно, до какой степени страх может превратить вас в опасного человека…
В новой школе я без труда получал хорошие оценки. А после уроков никто не осмеливался перейти мне дорогу. Я был лучшим учеником в классе и лидером вне его. Редко, когда так бывает, но мне это удалось.
Отец же нашел новые места, где мог курить травку и играть в домино. Конечно, чтобы показать себя праведным мусульманином, при чужих он не пил; он покупал алкоголь в ближайшей лавке и напивался, сидя на лестнице.
Однажды, возвращаясь из школы, я встретил нашего консьержа, который сказал, что если меня интересует, где отец, так он за мусорными баками. Когда я его увидел, Даркави сидел, привалившись к большому контейнеру посреди вонючего мусора. У ног валялась пустая бутылка, глаза были прикрыты, а свитер заляпан рвотой. От стыда у меня выступили слезы, и мне потребовался целый час, чтобы дотащить его до дома.
Обычно он возвращался часов в шесть вечера и был уже более-менее пьян. Вечер проходил по-разному, это зависело от того, как прошел его день, как он себя чувствовал или сколько надо было платить по квитанциям. Он мог не обращать на меня внимания, не интересоваться, как у меня дела, рассказывать истории из своей молодости, которые я благоговейно слушал. Иногда, в лучшие дни, он даже меня обнимал.
Но он мог и наброситься на меня. Отстегать плеткой или ремнем. Избить кулаками или ногами. Умолять остановиться было бессмысленно, и я давно уже перед ним не унижался. Я молча сносил побои и ждал, когда стану сильнее его. Если доживу. Потому что он мог прикончить меня раньше.
Когда он меня наказывал, то часто на следующий день я, в свою очередь, измывался над каким-нибудь пацаненком в школе. Но всегда так, чтобы меня не застукали. Я нападал на того, кто, как я знал, не побежит на меня жаловаться.
Однажды вечером в ноябре я делал уроки на кухне, когда вернулся Даркави. Как только я увидел выражение его лица, то понял, что вечер будет непростым. Черная злоба горела у него в глазах, обычно таких же светлых, как мои.
Он подошел, сделал вид, что смотрит в тетрадь. Ему был нужен предлог, что-нибудь, чтобы спустить пружину. Чтобы была причина сорваться.
– Добрый вечер, папа, – сказал я, поднимая голову.
– Почему уроки еще не сделаны?
– Много задали.
– А вот я думаю, что ты просто шатался по улицам со своими дружками!
– Нет, папа, я из школы сразу домой пошел.
«Нет» говорить было нельзя. Он сдернул меня со стула и потащил в комнату. Мать даже не пыталась вступиться. Да это было бы и бесполезно.
Но мне было бы легче.
Он закрыл дверь, и я стал ждать наказания, которое не заслужил. Он начал хлестать меня по щекам, потом ударил кулаком в живот. Когда я упал, продолжал избивать меня ногами.
Я уже не мог подняться, поэтому он поволок меня к шкафу, который находился в глубине коридора. И запер меня там на два дня.
Обычно он старался не сильно бить меня по лицу, чтобы в школе не возникло вопросов. В этот раз мне пришлось провести дома неделю, потому что мою левую щеку сильно раздуло.
Когда я возвращался в класс с синяками, то врал, что упал или ударился. Однажды мать вызвали к учителю, и та солгала, что я очень рассеянный и драчливый, поэтому часто прихожу с улицы с синяками на лице и шее. Тела же никто никогда не видел, потому что родители устраивали все так, чтобы я пропускал школьные медосмотры.
После этого случая со шкафом что-то во мне изменилось. Я провел два дня и две ночи в темноте, мне хотелось есть, пить, все болело. И это заставило меня задуматься.
На перемене в школьном дворе я превращался в настоящего тирана. Умного тирана, которого почти никогда нельзя было поймать с поличным. Я отбирал деньги, бил, унижал.
Мстил.
По дороге в школу я забавлялся тем, что пробивал шины, разбивал зеркала на машинах. Обзывал прохожих, рисовал на стенах домов. В магазинах воровал что попало, а потом стал работать «по-крупному». Начал красть кошельки, вырывать из рук сумки. На эти деньги я покупал себе сигареты и стал курить, когда мне еще не было и одиннадцати лет.
Я делал все, чтобы заслужить отцовские побои.
Даркави сам не знал, что теперь у него были все причины меня бить.
79
Выл ветер. Издаваемые им жуткие звуки были похожи на вой изголодавшихся волков.
Уже стояла глубокая ночь, но они все еще сидели в столовой.
Она у камина рядом с псом, жутким, но добрым.
Он в кресле, с открытой книжкой.
Как будто отец с дочкой проводят спокойный вечерок у камелька.
Вот только эти двое следили друг за другом. Задавали себе тысячу вопросов.
Она поднялась, чтобы пойти в кухню выпить воды. Габриэль пристально посмотрел ей в глаза. Она уже показала, на что способна.
Она вернулась в гостиную, остановилась у книжных полок.
– Если хочешь почитать, пожалуйста, – предложил Габриэль.
Она открыла стеклянную дверцу. Немного помедлила и взяла какой-то роман, рассматривая обложку.
– Хороший, – сказал Габриэль.
– Я… Странно, но мне кажется, что я его уже где-то видела, – прошептала девушка.
– Может быть, читала.
– Может быть.
Она покачала головой, держа книгу в руках:
– Как такое может быть, что я ничего не помню?
Габриэль пожал плечами:
– Частичная потеря памяти. Из-за сотрясения мозга, вероятнее всего. Если только это не защитная реакция.
– «Защитная реакция»?! – удивилась она.
– Скажем так, некоторые воспоминания могут быть очень болезненными, поэтому твой мозг, вероятно, решил пока что отложить их в долгий ящик. Как будто ты набрасываешь покрывало на то, чего не хочешь видеть… Что-то вроде самозащиты.
– Понятно… Вам бы понравилось, если бы подобное произошло с вами?
Он удивился и чуть помедлил с ответом.
– Мне еще так не везло.
– И не жалейте. Без прошлого жить очень страшно…
– Хочется верить, – сказал Габриэль и положил свою книгу на подлокотник кресла.
– Иногда мне кажется, что я песчинка, затерянная в пустыне. Не за что уцепиться, ни одного воспоминания не осталось, ни плохого, ни хорошего… Ничего, чтобы снова начать жить.
– Тебе страшно?
– Ужасно страшно! А вдруг… память никогда не вернется?
– Это редко бывает, – успокоил ее Габриэль.
Она опять села на толстый ковер у камина и положила книгу на колени. Но в этот раз она повернулась к Габриэлю лицом:
– Чего вы от меня ждете?
Он еще больше удивился и закурил, чтобы скрыть волнение.
– Ничего не жду, – ответил он. – Я тебя сюда не звал, прошу заметить.
– Я знаю, но… Раз вы меня не убили, значит у вас на то есть причины, нет?
Габриэль поднялся, и она чуть откинулась назад.
– Думаю, пора спать, – сказал он.
Она забралась под одеяло и решила не выключать лампу. Он не приковал ее, и она впервые уснет свободной.
«Свободной»… Несмотря на решетки на окнах и на крепко запертую дверь.
Быть может, этот мужчина и не чудовище вовсе. Просто нервный и потерянный человек.
Она взяла роман, который принесла с собой, и снова посмотрела на обложку. Эти цвета, эта иллюстрация… Все ей было знакомо, но она не знала откуда.
Она положила голову на подушку и сразу уснула, прижимая книгу к груди.
Габриэль лег на диване в гостиной. Софокл растянулся на ковре, и хозяин его погладил.
Наверное, во второй комнате нужно поставить кровать. С его спиной на этом старом диване долго не выдержишь.
«Раз вы меня не убили, значит у вас на то есть причины, нет?»
– Меня об этом Лана попросила, – прошептал он. – А для нее я сделаю что угодно.
80
Тама одна ест в кухне. Этим вечером Изри не вернулся домой.
Она пытается дозвониться ему по телефону, но он не отвечает. Так часто бывает, но она всегда волнуется. Вдруг его арестовали? Вдруг застрелили? Вдруг авария?
Она ужинает, накидывает на плечи шаль и выходит на террасу. Лето закончилось, но еще довольно тепло. Она берет книгу, но сосредоточиться на чтении не удается. Каждые пять минут Тама смотрит на часы, потом на калитку.
Снова звонить бессмысленно, она ему уже оставила пять или шесть сообщений.
Около десяти вечера она идет в дом и включает телевизор.
Это не помогает, волнение не проходит. Она чувствует, что этим вечером Изри не развлекается в баре с приятелями. Ей почему-то кажется, что он в опасности. Тогда она решает позвонить Маню, чего раньше никогда не делала.
– Добрый вечер, Маню, это Тама.
– Привет, Тама! Как ты, детка?
– Так… Из с тобой?
– Нет, а что?
– Его нет дома, я волнуюсь, – признаётся она.
– Ну, ты же его знаешь.
– Да, но…
– Ладно, попробую его найти и скажу, чтобы он тебе позвонил, договорились?
– Спасибо, Маню. Большое спасибо.
В трубке раздаются гудки, а Тама продолжает кружить по дому. Маню перезванивает через пять минут. Она хватает телефон.
– Тама? Слушай, мне до него не дозвониться… Я не знаю, где он, но ты не дрейфь, я уверен, что с ним все в норме.
– Хорошо, Маню, спасибо.
– Спокойной ночи, детка.
Тама садится на диван и задумывается.
Нужно довериться интуиции. Снова довериться.
Она надевает жилетку, обувается и выходит из дому. Идет в сторону магазина и поворачивает налево. В окру́ге тихо, спокойно. Иногда проезжает какая-нибудь машина, и все.
Тама проходит пятьсот метров и видит припаркованную машину Изри. У нее замирает сердце, подкашиваются ноги. Она подходит к машине и благодаря свету фонарей видит, что за рулем никого нет. Смотрит на номер. Да, это машина Изри. Она прижимается к стеклу.
– Черт!
Изри развалился на пассажирском сиденье, он как будто уснул. Тама пытается открыть дверцу, но она заблокирована. Тама стучит в окно:
– Из?
И тут она замечает, что на рубашке Изри в районе живота выступило огромное кровавое пятно. Она дергает дверь. Безрезультатно. Хочет разбить стекло, но понимает, что не сможет вытащить Изри из машины.