Строки ничего не означали.
Слова не имели никакого смысла.
Если она когда-то и читала эту книгу, то забыла. Она в ярости захлопнула книгу и спрятала лицо в ладони.
Как можно помнить какую-то обложку, но забыть свое собственное имя? Мозг – все-таки о́рган очень загадочный.
Она подошла к окну и увидела, как Габриэль чистит щеткой одну из лошадей, великолепное животное. Он гладил ее по холке и что-то шептал.
Он умел быть деликатным, ласковым. Но мог и забить клюшкой для гольфа мужчину или перерезать горло женщине.
Этот человек оставался для нее загадкой. Сошел ли он с ума после смерти Ланы или всегда был таким? Поскольку он не хотел об этом говорить, ей приходилось самой выдвигать необоснованные гипотезы.
Всегда ли он был убийцей? Наемником? Или стал им после смерти дочери? Снилась ли она ему в кошмарных снах?
Да оставь же нас уже в покое!
Может быть, они все еще говорят друг с другом.
Папа, не убивай, пожалуйста, эту женщину!
Он сохранил ей жизнь, но ей казалось, что он сделал это исключительно по приказу свыше.
Да, мозг – и правда загадочный о́рган.
Габриэль вывел вторую лошадь и привязал рядом с первой. Почистил, приласкал и проверил подковы.
Неожиданно он поднял голову, и их взгляды встретились. Он куда-то исчез и несколько минут спустя вернулся, неся в руках два седла. Укрепил их на обеих лошадях, и девушка спросила себя, на какой из них он поедет сначала. Габриэль снова исчез из поля зрения, а потом дверь в ее комнату открылась. Она в удивлении обернулась.
– Готова? – прозвучал вопрос.
«Пора в психушку» было бы идеальным ответом.
Сначала он сделал все, чтобы она оставалась в комнате, а теперь предлагал покататься на лошади.
– Моим принцессам надо ножки размять, – объяснил он.
– Не знаю, получится ли у меня, – пробормотала девушка.
– Ты же ничего не боишься! – рассмеялся Габриэль. – Поехали…
Он подвел к ней серую лошадь, расправил стремя и скрестил затянутые в перчатки руки.
– Ставь ногу, – приказал он. – И держись за луку седла.
Он поднял ее, как будто она была невесомой, и она сама не заметила, как секунду спустя оказалась в седле.
Габриэль тоже вскочил в седло и улыбнулся своей обычной загадочной улыбкой:
– Твою зовут Гайя. А это Майя.
– Очень приятно, – ответила она.
Габриэль двинулся вперед, и Гайя последовала за ним, не ожидая команды от девушки. Лошади поравнялись друг с другом, и всадники направились вверх по тропинке за домом.
– Гайя очень послушная, – сказал Габриэль. – Я поэтому ее для тебя выбрал. А Майя иногда взбрыкивает…
– Я точно шлепнусь!
Несмотря на страх, она наслаждалась этим странным моментом, моментом почти настоящей свободы.
– Странно, – сказала она, – такое ощущение, будто я просидела взаперти несколько месяцев…
– Может быть, так и есть. Может, тебя похитили, а ты сбежала.
Она похолодела.
– Доверься эмоциям, – продолжал Габриэль. – Чувствам. Если тебе кажется, что тебя где-то держали, по всей вероятности, так и было. Держать кого-то взаперти можно разными способами…
– Что вы имеете в виду?
– Ну, не знаю! Извини, дар ясновидения пропал…
– Очень смешно! – пробурчала девушка.
– А лошадь тебе ничего не напоминает?
– Совершенно ничего, – вздохнула она. – Сколько Гайе лет?
– Десять. Я подарил ее Лане на шестнадцатилетие, – добавил он так, как будто говорил сам с собой.
Девушка подсчитала, что сейчас Лане было бы двадцать шесть. Габриэль показал ей лошадь дочери, разрешил ей носить ее вещи… Но говорить о ней отказывается. Произносить ее имя почти запрещено. Обрывки слов, обрывки историй. Крохотные части трагической головоломки.
– Лана ее обожала, – снова заговорил Габриэль. – И Гайя ее тоже.
Казалось, он больше не боялся, что его гостья предпримет попытку бегства. А может быть, он намеревался продемонстрировать ей, что полностью контролирует ситуацию.
Третья гипотеза: он именно хотел, чтобы девушка попыталась бежать, и тогда пустился бы за ней в погоню. Но она не умела управлять лошадью, поэтому такое развитие событий было исключено.
Они ехали вдоль заброшенных полей, мотков колючей проволоки. Вдали показался лес. Девушка знала эту дорогу.
Она вела к вырытой для нее могиле…
90
Грег ведет себя хорошо. Со мной обходителен, я даже начинаю его ценить. И постепенно расслабляюсь.
Вчера он развел в камине огонь, и мы долго беседовали в гостиной. Он рассказывал мне об их с Изри детстве, и мне было приятно, что он о нем говорит. Он даже заставил меня расплакаться, а потом рассмеяться, а мне казалось, что с ним это невозможно. Надо заметить, что я немного выпила. Совсем чуть-чуть, но если я выпью даже каплю вина, то начинаю терять бдительность.
Так что я тоже ему кое-что рассказала. О Межде, Сефане и о том, что Изри ради меня сделал. О нашей жизни, о нашей любви. Грег знает, что Изри может выйти из себя, и об этом я ему тоже рассказала, не вдаваясь в подробности. А еще о Тристане, хотя и не добавила, что из-за Изри он оказался на больничной койке.
В общем, я не очень тороплюсь переезжать. Просто хочется побыстрее увидеться с Изри.
Тармони смог забежать на пару минут. Я наливаю ему портвейна, он проходит в гостиную и садится напротив Грега.
– Принеси льда, Тама, – бросает Грег.
– Сейчас…
Я иду на кухню и слышу, как мужчины тихо о чем-то беседуют. Это меня настораживает, и я быстро к ним возвращаюсь. Это я попросила Тармони зайти, я надеюсь, что он сумеет получить для меня разрешение на визит к Изри.
– Вы точно этого хотите? – еще раз спрашивает Тармони. – Вы отдаете себе отчет, какой это риск? Огромный риск…
– Меня это не волнует. Я больше не могу сидеть и ждать, – отвечаю я. – Слишком тяжело.
– Ладно, будем надеяться, что они не станут наводить справки и не узнают, что у вас поддельный паспорт… Но имейте в виду, что судья может отказать. Если речь идет о членах семьи, отказ надо обосновать, а если просто… Кстати, мать Изри получила разрешение.
Когда я узнаю, что Межда сможет увидеться с Изри, а я даже подойти к нему не могу, сердце у меня наполняется яростью и завистью.
– Но, насколько мне известно, она к нему еще не ходила, – добавляет адвокат, видя выражение моего лица. – Так что попробуем. И чтобы не подвергать вас опасности, говорить, что вы жили с Изри, не будем, просто скажем, что вы подруга детства. Я подготовлю обращение, в котором объясню, что ваше присутствие пойдет задержанному на пользу… Для этого мне нужны две ваши фотографии и копия паспорта. Если хотите, можете мне его отдать, и я сам все сделаю.
– Сейчас принесу! – говорю я, поднимаясь.
У себя в комнате я открываю бумажник, но паспорта не нахожу, поэтому вытряхиваю содержимое сумки на кровать. У меня перехватывает дыхание. Я возвращаюсь в гостиную, где мужчины опять о чем-то тихо беседуют.
– Не нашла! – вскрикиваю я.
– Как это? – удивляется Грег.
– В сумке лежал!
У меня текут слезы, и Тармони смотрит на меня с состраданием.
– Поищем в комнате, – предлагает Грег. – Когда найдем, я вам его принесу, мэтр.
– Отлично, – сочувственно произносит адвокат, допивая портвейн. – Мне пора.
Он уходит, а я возвращаюсь в комнату, где все переворачиваю вверх дном.
– Может быть, ты его еще дома забыла, – размышляет Грег.
– Нет! Он точно был в сумке…
– Успокойся. Завтра съездим в гараж и поищем в коробках…
– Но если я его забыла дома, то полиция его точно нашла…
– Ты права, – признаёт Грег.
Я падаю на кровать и закрываю лицо ладонями.
– Да ладно, Тама, не переживай… Я тебе новый паспорт сделаю, идет?
– Спасибо, Грег… Большое спасибо.
Я снова перерыла всю комнату. Но паспорта так и не обнаружила. Как будто сама судьба против меня… После ареста Изри паспорт мне ни разу не понадобился. Так что самое вероятное – он в руках полиции. Значит, у них есть моя фотография. Я спрашиваю себя, допрашивали ли они Между, показывали ли ей мое фото. И меня охватывают новые страхи. Вдруг меня ищут?
Так что теперь я меньше выхожу из дома и покупаю продукты в маленьком магазине за три улицы от дома. И ношу на голове платок, как истинная мусульманка.
Грег нашел, где сделать новые документы, но сказал, что этим особо никогда не занимался, поэтому нужно подождать.
Ожидание меня убивает.
Каждый день без Изри прожит зря.
Я купила себе книги, десятки книг. Но сил читать у меня нет. Не могу сосредоточиться.
На каждой странице – лицо Изри.
В каждом слове – четыре буквы его имени.
Но все книги я сложила у себя в комнате, их присутствие меня успокаивает. Как будто вокруг меня друзья. Безмолвные и понимающие.
Такие, каких у меня никогда не было.
У меня был только он. Изри был моей жизнью, моими днями и ночами. Моими мечтами и кошмарами. Он был моим рулевым, с Изри у моей жизни был смысл.
Он был центром моего мира, всего мира.
Он был землей, небом, воздухом. Водой и огнем, холодом и жарой.
Для него билось мое сердце, для него я улыбалась.
Сейчас он – мои слезы и моя печаль.
– Ну? – спрашивает Изри. – Что нового?
– На работе все путем, – отвечает Грег. – Мы смогли сде…
– Я не про работу, – резко прерывает его Изри. – Я о Таме.
– А… нормально все.
– Ты сделал, о чем я тебя просил?
– Ага. Но пока ничего интересного!
– Выкладывай.
– Я проследил за ней на этой неделе. Она села в автобус и всю вторую половину дня пробыла у какого-то чела.
Изри меняется в лице. Ужасно меняется. Руки судорожно сжимают край стола.
– Какого чела? – глухо спрашивает он.
Грег закуривает, тянет время.
– Рожай уже! – приказывает Изри.