Он садится возле меня на корточки, закуривает и выдыхает мне дым прямо в лицо.
– Тебя же для этого из Марокко привезли, нет? Прислуживать!
Я отворачиваюсь, чтобы не видеть его отвратительное лицо.
– Я тут поговорил с матерью Изри… Милая женщина, не находишь?
Межда, Грег. Худший из всех альянсов.
– Она тебя ненавидит, – продолжает мой палач. – Она уверена, что все из-за тебя. Что ее сын гниет за решеткой по твоей вине…
– Она узнает, что это ты!
– Нет, Тама… Ничего она не узнает. Она мне все про тебя рассказала. Теперь мне все о тебе известно… Ты будешь меня обхаживать, а когда я буду уходить, то буду тебя запирать. Как тебе шкаф в коридоре, нравится? Или лучше в сарае во дворе?
Он, похоже, от души развлекается. Если бы у меня не были скованы руки, я бы заткнула уши.
Вырвать ему сердце, выцарапать глаза. Я превратилась в дикое животное.
– Ну и, естественно, если мне захочется потрахаться, я свистну – и ты примчишься. Как сучка, ясно? Будешь мне уборщицей и секс-рабыней. Считай, что это повышение, Там-там! – издевается он.
Я поворачиваю голову и смотрю ему прямо в глаза:
– Тебя не Изри убьет…
– А кто же?
– Я.
Он улыбается с деланой жалостью:
– Да, забыл уточнить. Если не будешь слушаться, то я займусь твоим парнем. Тюряга – место очень опасное, правда? Достаточно заплатить кое-кому или самому вертухаю, и Изри найдут с заточкой в брюхе. Все, конец.
У меня замирает сердце.
– Хочешь, чтобы я его убил, Тама?
Он хватает меня обеими руками за шею и притягивает к себе.
– Хочешь, чтобы я его прикончил? – повторяет он, повышая голос.
– Нет!
– Будешь себя хорошо вести, Тама?
– Да!
Удовлетворенный ответом, он меня отпускает, и я снова вжимаюсь в стену, чтобы оказаться от него как можно дальше.
– Есть хочу, – говорит он. – Иди сделай пожрать. И повкуснее, а то рожу разукрашу.
Я готовлю ужин, а Грег не сводит с меня глаз. Сидит с бутылкой пива в руках и следит за каждым моим движением. Он кое-что не учел. Кое-что важное. Что я могу отравить еду. Поэтому ему приходится сидеть рядом, а не валяться на диване.
– Кстати, хочешь знать, что я Изри сказал, когда с ним виделся?
Я застываю у плиты.
– «Сначала она плакала, а сейчас уже получше. Даже совсем хорошо».
Я оборачиваюсь и бросаю на него яростный взгляд. Он опять отвратительно ухмыляется.
Я мысленно готовлюсь к худшему. Но такого я представить себе не могла.
– Я ему сказал, что тебя часто не бывает дома… Ну, ты Изри знаешь, он затрясся, как припадочный!
Грег гогочет и делает глоток пива.
– Ревность – штука неприятная… Короче, он хотел, чтобы я за тобой проследил, посмотрел, где ты целыми днями пропадаешь.
Он подходит ко мне и касается опухшей щеки.
– На прошлой неделе, помнишь, ты разговорилась, вот я и сообщил ему, что узнал, где ты проводишь вечера. У какого-то Тристана.
Я стараюсь сдержать слезы, чтобы не доставить ему еще большего удовольствия.
– Я думал, его удар хватит! – ржет Грег. – Видела бы ты его… Он как с катушек слетел! И знаешь что?.. Он попросил, чтобы я помешал тебе выходить из дому. Любыми средствами. Короче, чтобы я тебя запер. Так что я просто делаю то, что он мне велел!
Я плюю Грегу в лицо:
– Сволочь!
Он стирает ладонью плевок и ставит бутылку пива на стол. Потом с такой силой бьет меня по щеке, что я глохну на левое ухо.
Ну что ж, хотя бы не буду слышать его насмешки.
За ужином он приказывает мне встать на колени на ковре в столовой около камина. Если ему что-то надо, я вскакиваю и бегу в кухню.
Теперь я знаю, что он способен убить Изри. Он уже начал его убивать, рассказывая обо мне разные гадости. Я представляю, как Изри мучается в камере, думая, что я его предала. Представляю, как он плачет во сне.
В эту секунду я дала себе обещание. Однажды этот ублюдок подавится своей отвратительной улыбкой.
Когда Грег заканчивает есть, он хватает меня за руку и тащит к шкафу в глубине коридора:
– Хороших снов, дорогая Там-там!
Он запирает дверцу, и я падаю на пол. И тогда наконец меня раздирают рыдания.
Я курю у закрытого решеткой окна. Думаю о Таме. Я вообще думаю только о ней.
Как она могла меня так быстро предать?
У меня даже не получается ее ненавидеть. Я продолжаю любить, хотя мне хочется убить ее.
Надеюсь, Грег сделает, что нужно, хотя уже слишком поздно. Я не могу спать, не могу расслабиться. Мне тяжело, грустно, я все ненавижу. Мое сердце больше не бьется, оно трепещет.
Иногда я говорю себе, что она меня вовсе не обманула. Что просто ходила его проведать. Что они беседовали о книгах и пили кофе. Что он не украл ее у меня, пока еще не украл.
Но, несмотря на проблески надежды, что-то во мне сломалось.
Тама была моим убежищем, домом, берлогой.
Моей силой и слабостью, желанием жить.
Тама была цементом, который скреплял во мне трещины и не позволял развалиться на части.
Маяком во время шторма. Парусом, под которым я шел вперед.
Тама была для меня всем.
Я валюсь на нары и слушаю, как храпит мой сокамерник. Он спит, поэтому я могу реветь и не бояться, что об этом узнают другие.
Потому что здесь, чтобы выжить, нельзя показывать слабость. Надо быть наготове, заковаться в броню, защищаться мечом. Бить первым, уметь держать удар.
И все же я скучаю по Таме. По ее коже, взгляду, рукам, улыбке, звуку голоса. Я закрываю глаза и представляю, что обнимаю ее. Но картинка сразу же сменяется – вот она с Тристаном, и сердце у меня холодеет.
Сколько я без нее здесь продержусь?
Я стискиваю зубы, сжимаю кулаки. Я бессилен, опустошен. Я утыкаюсь лицом в подушку, чтобы никто не услышал моих криков, моей ярости, моих всхлипов.
Проходят часы, мое отчаяние усиливается.
Посреди ночи я вижу привидение. Оно похоже на Таму, ловит меня в свои сети. Протягивает руку, зовет нежным голосом. Обещает золотые горы.
Обещает забвение.
Ни Даркави, ни Тамы, ничего.
Ни боли, ни предательства, ни унижений.
Больше не будет ребенка, которым я был, больше не будет взрослого, которым я стал.
Я понимаю, что я всегда желал смерти. Что шел к ней всю жизнь. Когда брал в руки оружие, когда грабил банки и инкассаторские машины.
Я всегда хотел умереть.
И теперь у меня осталось только одно желание. Принять смерть.
Я сижу в шкафу, меня трясет. Мне нечем укрыться, и холод пробирает меня до костей.
Шкаф – два или три квадратных метра. По обеим его сторонам располагаются полки с бесконечным количеством коробок. Выключатель – снаружи, поэтому я сижу в полной темноте. Над дверью есть небольшая щель, и когда Грег включает в коридоре свет, в моей камере становится хоть что-то видно.
У меня все болит от побоев.
Болит намного сильнее, чем когда меня бил Изри.
Я так хочу принять душ, смыть с тела следы Грега, его тошнотворный запах, который я постоянно чувствую на себе.
Я грязная, я разбита. Я безостановочно думаю об Изри в идиотской надежде, что он может меня услышать.
Но я должна держаться. Ради него, ради нас.
Должна найти способ выбраться отсюда, поговорить с Изри. Он должен узнать правду, потому что ложь может его убить.
Идет время, и я все больше погружаюсь в пропасть.
Изри, любовь моя, я знаю, что обязана бороться. Знаю, что не имею права умирать. Но я не знаю, сколько еще продержусь…
Когда я открываю глаза, начинается день.
Я не спала, просто была без сознания. Я удивляюсь тому, что еще могу дышать, что еще могу жить.
Из-за боли я не могу подняться на ноги и продолжаю стучать зубами от холода.
Думается, именно холод и спас меня из ночной бездонной пропасти. Когда я пытаюсь встать, все мое тело начинает сотрясаться от ледяного озноба. Этим серым утром у меня болит каждое сухожилие, каждый мускул, каждое движение превращается в ад. Каждый сантиметр кожи горит, каждый вдох дается мне с невероятным усилием.
Но я давно поняла: жизнь и есть невероятное усилие.
Мне кажется, что я снова и снова проживаю один и тот же кошмар. Что это никогда не прекратится. Какое божество я обидела, чтобы заслужить такое наказание?
Я смотрю на свои расцарапанные руки и спрашиваю себя, сколько еще сможет вынести мое тело.
Я смотрю на засохшую на бедрах кровь и спрашиваю себя, сколько еще сможет выдержать мой мозг, пока я не сошла с ума.
А еще этим утром я спрашиваю себя, не будет ли смерть лучше жизни.
Жизни вдали от Изри.
91
Она привыкла к Гайе, та была послушной, как и говорил Габриэль.
С того момента, как они выехали со двора, он не произнес и двух дюжин слов, но ее это не беспокоило. Тишина, величественные пейзажи, дикая, подчас волнующая природа – все это придавало ей желание жить.
Желание вспомнить, храбро взглянуть в прошлое, каким бы ужасным оно ни было.
Они выехали из лесу, проскакав недалеко от ее могилы.
Это просто передышка? Закончит ли она свое существование в этой жуткой яме?
Надо приручить едущего рядом мужчину. Убедить его в том, что она должна жить, что она не представляет для него опасности.
Они пересекли продуваемое ветрами плато и спустились вниз по узкой дороге, протянувшейся вдоль глубокой до головокружения расщелины.
Здесь все пронизывала мятежная красота.
Настоящая красота.
Ей бы так хотелось, чтобы эти великолепные пейзажи пробудили в ней воспоминания о прошлом, вызвали какое-нибудь чувство. Она не знала, от чего бежала, кто ее мучил или держал в плену, но оказаться здесь случайно она не могла. Она не просто так искала это богом забытое место.
– Вы ведь говорили, что я попала в аварию? – неожиданно спросила она.
– Верно.
– А что вы сделали с машиной?
– Оставил у себя в одном из гаражей, – ответил Габриэль.