Изри закуривает и делает несколько шагов по холодной комнатенке.
Вас сдала женщина.
Нет, не может быть…
– Грег звонил вчера вечером, – продолжает Тармони. – Таму он не нашел. И…
Адвокат медлит, и Изри снова садится за стол:
– И что?
– Тристан Перез тоже исчез.
Изри сжимает кулаки:
– Я так и знал… Черт, я так и знал!
Он смотрит Тармони прямо в глаза.
– Он покойник. Покойник… Убью обоих.
Он встает и зовет охранника.
– Найди их, – приказывает он Тармони.
Я стою на коленях на ковре, опустив голову. Грег сидит в нескольких метрах от меня и уплетает ужин, который я ему приготовила. Он смотрит на меня, как на свою собственность.
Вот во что я превратилась.
В собственность. В вещь. Почти в робота.
– Кстати, забыл сказать… Тармони мне сообщил, что полицейским позвонила женщина… Ну, ты поняла, я про звонок, из-за которого они попали за решетку. Я уверен, что адвокат и Изри об этом сказал, так что не удивлюсь, если он на тебя думает, раз их сдала тетка!
– Из никогда в это не поверит, – шепчу я.
– Поверит, поверит… Еще как. Я ведь и правда заплатил одной девке, чтобы та позвонила легавым… Но главное – Тармони сообщил Изри, что ты сбежала со своим дорогим Тристаном!
Это удар. В самое сердце. Но я никак на него не реагирую. Я слишком раздавлена.
– Адвокат начал копать, поэтому я избавился от него. Ну, то есть от Тристана! Да уж, не повезло ему, что тебя встретил, дорогуша… Сначала его избил Изри, а теперь… Я пустил ему пулю в лоб и скинул труп в реку. На корм рыбам!
Я падаю на пол, будто меня ударили по голове чем-то тяжелым.
– Что такое, Тама? – ухмыляется Грег. – Сходи-ка за вином.
Я не двигаюсь с места, меня словно приколотили к ковру.
– Оглохла? Пить хочу.
Я смотрю на пол; перед моими уставшими глазами пестрит шерстяной рисунок ковра. Он становится цвета крови, цвета ярости, цвета боли. Грег подходит ко мне:
– Пошевеливайся.
Я ничего не отвечаю. Слова ничего не изменят. Я просто жду своего последнего часа.
Того, который наконец меня убьет.
Грег хватает меня за волосы и рывком ставит на ноги. Потом толкает в направлении кухни. Я спотыкаюсь, падаю. Я отказываюсь идти.
Тогда он меня бьет. Изо всех сил. Я не кричу, не стону. Молчу как мертвая. Когда он заканчивает изливать на меня свою ненависть, то расстегивает ремень и опускается на колени. Он задирает мне юбку и насилует.
Я потеряла Изри, я убила Тристана. Да, я заслуживаю только смерти.
94
Они вернулись домой около полудня, и девушка взяла Гайю под уздцы, чтобы отвести в конюшню. Она посмотрела, как Габриэль снимает седло, чистит щеткой свою лошадь, вытирает подковы, и сделала так же.
Он сказал, что для новичка она справилась довольно неплохо.
– Понравилась прогулка?
– Очень! Но было больновато, – ответила она, положив руку на живот.
– Да, можно было не переходить на галоп, прости… Проголодалась?
– Да.
– Ты умеешь готовить?
Она немного растерянно посмотрела на него.
– Извини, я забыл… Хочешь попробовать что-нибудь приготовить?
– Конечно.
Они вошли в дом, их лица раскраснелись от холода, и ей показалось, что она как будто возвращается к себе домой. Домой.
Потому что на данный момент все ее воспоминания были связаны только с этим местом. И ни с чем иным.
С этой старой постройкой, с этим камином, с этой комнатой и с этим мужчиной. Ее единственные зацепки.
И это было страшно.
Она переоделась, пошла в кухню и посмотрела, что есть в холодильнике и в ящиках. Габриэль запер входную дверь и положил ключ в карман джинсов, а потом устроился в кресле и стал наблюдать за своей незнакомкой.
– А мяса нет? – удивилась она после осмотра холодильника.
– Нет, никогда не бывает, – подтвердил хозяин.
– Да? А почему?
– У меня пропадает аппетит, если я начинаю есть мясо животного, которое мучили.
– А…
Габриэль взял в руки книгу, начатую накануне вечером, а девушка потихоньку стряпала. Он незаметно на нее поглядывал. Она готовила уверенно, точно и быстро.
– Мне кажется, что я всегда этим занималась! – бросила она.
– Да, похоже на то.
– Может, это было моей профессией… и я работала поваром!
Девушка с головой ушла в готовку, и теперь Габриэль не сводил с нее глаз.
Он снова спросил себя, что за затмение на него нашло. Он не только не убил свою незваную гостью, но еще и позволяет ей делать что вздумается.
Девушка постепенно заполняла его одиночество. Одиночество, которым он очень дорожил. Одиночество, которое было ему нужно для того, чтобы вести свой собственный бой. Но хуже всего то, что к нему вернулись эмоции. Они остались в таком далеком прошлом, что он и не чаял уже пережить их заново.
Ему начинало нравиться присутствие девушки рядом.
Хотя Габриэль чувствовал, что это безобидное создание мешает его безопасности. И, кроме того, его преследовал один вопрос.
Что я буду с ней делать?
95
Этим вечером у моего палача были гости. Я приготовила ужин, накрыла на стол на Грега и его троих гостей. Эти мужчины знали, кто я и чему подвергаюсь.
Предатели.
Они работали на Изри и Маню, но перешли на сторону врага. На сторону Грега.
Они смеялись надо мной. Оскорбляли, позволяли себе неприличные жесты. В какой-то момент я даже подумала, что они мной воспользуются, но Грег уточнил, что я только его добыча.
Пока что.
А когда я ему надоем, то смогут поразвлечься и они.
Они вчетвером решили поделить империю Маню. И боюсь, что у них это может получиться. Если я правильно поняла, они уже начали «чистку». Под видом того, что это клан противника сводит счеты. Клан Сантьяго.
В два часа ночи «гости» ушли, мой мучитель разваливается на диване в гостиной, попивает вино и смотрит телевизор. Кажется, ложиться он не торопится.
Чтобы не терять меня из виду, он приказал мне стоять на коленях на ковре. В гостиной темно, но я замечаю, что он начинает клевать носом и вот-вот уснет. Поэтому я жду. Я оглядываюсь и обращаю внимание на статуэтку, которая стоит на этажерке. Одно из немногих украшений этого проклятого дома.
Готово, Грег закрыл глаза.
Я бесшумно поднимаюсь, беру статуэтку и осторожно подхожу к дивану. Поднимаю руку, чтобы проломить ему череп.
Грег открывает глаза.
В момент удара ему удается увернуться, но я попадаю по больному плечу. И вероятно, у меня получается раздробить ему ключицу. Он орет и резко вскакивает на ноги. Бросается на меня. Он весит под сто килограммов, и я отлетаю к стене. У него действует только одна рука, но он гораздо сильнее меня. Он наваливается на меня всем телом, я задыхаюсь, не могу пошевельнуться. Я сдаюсь.
– Ты за это дорого заплатишь, сучка! – шипит он. – Очень дорого!
Здоровой рукой он тащит меня по коридору и запихивает в шкаф.
– Клянусь, ты об этом пожалеешь! Нет, об этом пожалеет Из!
Он хлопает дверью, и я падаю на пол.
Еще одно поражение.
Я прячу лицо в ладони.
Господи, в чем я перед Тобой провинилась?
Я меряю шагами свои девять квадратных метров. Как дикое животное, бьюсь об стены. Меня раздирают ненависть и печаль, горькое чувство предательства.
Я схожу с ума.
Колочу матрас, стол, стулья. Мой сокамерник вжался в свою койку и в ужасе на меня смотрит, боится, что я вымещу свою ярость на нем.
Правильно делает, что боится.
Мне нужно кого-нибудь ударить, изуродовать, выпустить наружу свое страдание, которое мешает мне дышать. Но бью я стену. Пока наконец мне на помощь не приходит боль.
Тогда я падаю на нары и накрываю голову подушкой.
Тама… Я должен увидеть твое лицо! Услышать, что ты все еще меня любишь. Любишь только меня. Что не можешь без меня жить.
Я должен знать, что ты меня ждешь, что я кому-то нужен.
Я должен знать, что что-то значу для тебя, что что-то для кого-то значу.
Ты должна мне сказать, что ты меня не предавала.
Ты не могла так со мной поступить! Только не ты, Тама…
Прошел час, я снова на ногах. Моя правая рука вся в крови, я не могу пошевелить пальцами. И тогда я слышу какой-то шум. Он нарастает, приближается, распространяется по коридорам, будит камеру за камерой.
Я слышу голоса, звуки, шаги. Слышу боязливое перешептывание.
Что-то произошло. Но в тюрьме постоянно что-то происходит.
Я закуриваю и подхожу к окну. Я вижу, как на носилках выносят какого-то заключенного, он до подбородка накрыт белой простыней в пятнах крови. Он слишком далеко, я не могу различить его лица. Да и какая разница.
Его зарезали, он умрет.
Повезло.
Мне было шестнадцать, и я уже не знал, как жить дальше. В школу я больше не ходил и проводил время на улице и в барах.
Мне было шестнадцать, и я уже совершил убийство.
Вернее, это была самозащита, ведь убивать Даркави я не планировал.
Я жил на деньги, которые просил у Межды, когда они у нее водились. С парой друзей, которых я после этого потерял из виду, мы грабили частные дома, или я угонял машины. Мы нашли мужика, который скупал краденые вещи, и хозяина гаража, который платил нам за тачки сущий бесценок.
Маленькие воришки с мелкой добычей.
Я был царьком-самозванцем, заблудшим ребенком.
Я был никем.
Мне было шестнадцать, и я уже попробовал все существующие наркотики, но никак не мог забыть, что убил собственного отца.
Каждую ночь мне снилось, как я помогаю матери избавиться от тела.
Каждую ночь я умирал под градом его ударов.
Каждую ночь я плакал. И каждый день проклинал судьбу.
Мне было шестнадцать, и я стал алкоголиком, как Даркави.
Я пил, но не забывался, занимался любовью без любви, имел деньги, воруя их у других.