и я снова когда-нибудь улыбаться.
Около девяти утра Грег выпустил меня из шкафа. Вытолкал на улицу, и мы прошли по двору. Он открыл сарай и бросил меня внутрь.
Новая тюремная камера. Здесь воняет затхлостью, пылью, плесенью. Здесь ужасно грязно.
Он взял большой рулон клейкой ленты, заставил меня лечь на живот и связал за спиной руки, а потом щиколотки. Я спрашивала себя, что еще придумал этот психопат, как еще он собирается меня мучить. Заклеив рот, он перевернул меня на спину.
– Сегодня у нас праздник, Тама! – сказал он, отвратительно ухмыляясь.
Я не поняла, что он имел в виду. Он оттащил меня подальше и прислонил к огромной балке, которая поддерживала крышу. И к которой он меня привязал, намотав скотч таким образом, чтобы я не могла пошевелиться.
– Ну вот, – сказал он. – Просто идеально.
Он вышел из сарая, а меня стало трясти от холода. Что еще придумала эта тварь?
– За свободу, брат! – бросает Грег, чокаясь со мной пивом. – Вся эта история с процессуальными нарушениями… С ума можно сойти! Вот идиоты! Ты под подпиской о невыезде?
– Какая еще подписка, – отвечаю я. – Скоро до них дойдет, что я свободен как ветер…
– Ясно, – улыбается Грег.
Он еще может улыбаться. Везет ему.
– Что будем делать с кланом Сантьяго?
– Это я беру на себя.
– Потому что мне не хочется быть следующим в списке…
– Я этим займусь, говорю же.
– Ок, Из…
– Почему ты не приходил в тюрьму?
Он отворачивается и старательно избегает моего взгляда:
– Мне было неудобно, Из… Потому что я недосмотрел за Тамой… Я должен был помешать ей сбежать, должен был… Черт, если бы ты знал, как мне было плохо, брат!
Я ничего не говорю, допиваю пиво и открываю еще одну банку.
Когда я слышу голос Изри, мне кажется, что я брежу.
Но это он! Здесь, в нескольких метрах от меня. Я понимаю, что его освободили из тюрьмы и что Грег за ним ездил. Теперь я знаю, почему эта сволочь меня тут заперла. Чтобы Изри не увидел меня.
Но я могу его слышать.
Я думала, что все знаю о людской жестокости и испорченности. Как я ошибалась.
Я стараюсь двинуть рукой или ногой, пытаюсь кричать. Я верчусь во все стороны в сумасшедшей надежде, вдруг получится высвободиться. Но Грег привязал меня как надо, и я даже пальцем не в состоянии пошевелить. Не могу издать ни звука.
Без движения, без сил, без оружия.
Мужчина, которого я люблю, здесь, рядом со мной. А я надеялась, что он придет и спасет меня…
И вот он пришел, а я даже не имею возможности дать ему знать, что я тоже здесь, рядом.
Меня душат слезы. Я должна слушать, как Грег поливает меня грязью.
– Я бы в жизни не поверил, что Тама так с тобой поступит, – продолжает Грег. – Я думал, она тебя любит, блин!
– Я тоже так думал…
В этот момент приходит Тармони, и я прошу Грега оставить нас наедине. Я прекрасно вижу, что это его огорчает, но достаточно одного моего взгляда, и он послушно уходит.
– Я нашел для тебя идеальное укрытие, – тихо говорит адвокат.
Он протягивает мне обрывок листка с адресом.
– Как ты и хотел… Место на отшибе, примерно два часа от Монпелье.
– Отлично, – благодарю я. – Спасибо. Кто еще в курсе?
– Только ты и я. Больше никто. Я снял дом у одного местного под чужим именем. На шесть месяцев дом твой. Нужно торопиться.
– Мне надо кое-что сделать до отъезда. Буду там завтра вечером. Ты нашел мне тачку?
– У ворот стоит. Пошли…
Мы выходим на улицу, и я вижу черный «мерседес». Именно то, что я хотел. Мощная, компактная и незаметная машина.
– Нравится?
– Отлично, – киваю я.
– В багажнике лежат два телефона. Естественно, их никто не отследит.
Мы возвращаемся во двор, я закрываю глаза. Снова это странное чувство, что Тама здесь, рядом. Забуду ли я ее когда-нибудь?
Может быть, забуду, когда убью.
К нам присоединяется Грег, он все еще дуется, что ему пришлось уйти, пока мы беседовали. Мне все равно. Тармони допивает пиво и вызывает такси. Когда он уезжает, Грег впадает в задумчивость:
– Хороший адвокат этот Тармони…
– Самый лучший, – говорю я.
Мне кажется, что у меня лопнет голова. Я, наверное, вывихнула руку, пока крутилась. Вся левая сторона тела ужасно болит. Но физическая боль ничто в сравнении с болью душевной.
Из, умоляю, не оставляй меня в лапах этого извращенца!
– Твоя мать звонила, спрашивала, как ты, – произносит Грег. – Волновалась.
Тут я наконец улыбаюсь. Зло улыбаюсь.
– Честно! – продолжает Грег. – Она переживала, что ты за решеткой!
– Наверно, поэтому ни разу и не пришла! – говорю я, открывая еще одну банку.
– Как ты думаешь, почему Тама вас сдала? Планировала убежать с тем козлом?
Грег снова возвращается к этой теме, бьет в больное место. Самое больное место. Как будто ему нравится меня мучить.
– Может быть. Но какая разница почему. Она меня предала, изменила. И заплатит за это своей жизнью.
Каждое слово Изри – как нож в сердце. Каждое слово ранит меня все больше.
У меня текут и текут слезы, я уже не могу дышать.
Изри меня ненавидит.
Изри хочет меня убить.
100
Когда Тайри проснулась ближе к вечеру, то сразу стала искать глазами Габриэля. При слабом свете прикроватной лампы она разглядела его в кресле.
– Долго я спала?
– Несколько часов, – ответил он. – Как ты себя чувствуешь?
– Не знаю… По крайней мере, спокойнее. В голове меньше бардака!
– Тем лучше.
Некоторое время она молчала, находясь в плену нового потока образов.
– Я была маленькой, когда приехала во Францию, – сказала она.
– Где ты родилась?
– В Марокко. Это я помню.
– Ты приехала с родителями?
– Нет. С женщиной…
– Какой женщиной?
Она не ответила, словно вспоминать об этом было слишком тяжело. Габриэль решил не торопить и дать ей выговориться.
– Ее звали Межда.
– Она была из твоей семьи?
– Нет! Она… Она меня купила.
– «Купила»? – повторил Габриэль.
– Дала денег моему отцу! Мы сели в самолет и… помню, что мы обе прилетели в Париж. Потом я… Не знаю. В какой-то комнатке, кажется. На полу плитка, раковина… Слышу, как Межда кричит на меня! Так сильно кричит…
Тайри снова погрузилась в свое прошлое, морщина на лбу, глаза закрыты. Похоже, это было ужасное испытание, и Габриэль почувствовал, как трещина прошла сквозь его сердце, выкованное из гранита Севеннских гор. Он встал и подошел к кровати:
– Я зажгу огонь в камине.
– Ты вернешься потом?
Она впервые обратилась к Габриэлю на «ты», вызвав в нем странное чувство.
Казалось, ее пугала сама мысль, что он может бросить ее, отчего в нем снова шевельнулось то же странное чувство.
Рассчитывать на кого-то. Как давно с ним этого не было.
– Я вернусь сразу же, – успокоил он ее.
Покинув комнату, Габриэль обнаружил, что рядом с камином закончились дрова. Он натянул куртку и вышел на улицу, Софокл за ним. Габриэль обогнул дом, спустился в подвал, где хранил дрова. Он закидывал поленья в большой ящик, когда вдруг наверху зарычал пес.
Габриэль замер, прислушиваясь, и различил звук чьих-то шагов, а затем скрип входной двери. Выключив свет и схватив топор, он проскользнул наружу. Это точно была не Тайри. Кто-то только что проник в дом. Кто-то незнакомый Софоклу.
Пока Габриэль пробирался к входу, дог стал безудержно лаять. Приблизившись к лестнице, Габриэль увидел, что дверь в дом приоткрыта. Он услышал позади себя легкий шум и резко обернулся. Он успел заметить массивную фигуру, но в тот же миг его сильно ударили в живот. Габриэль согнулся пополам и упал на колени; дыхание перехватило.
Затем дуло пистолета уткнулось ему в макушку.
– Не шевелись, придурок. А то пристрелю.
101
Сегодня холодно. Но я до сих пор на улице, сижу перед домом Грега. Я провел здесь часть дня, наблюдая, как небо постепенно проясняется.
Небо, по которому я так скучал, пока был в тюрьме.
В конце дня мы съездили на склад, где я кое-что забрал. В основном шмотки. Увидев вещи Тамы, мне захотелось сжечь все коробки.
Сжечь свое прошлое.
На обратном пути я пытался позвонить Василе, но она не ответила. Мне бы помог разговор с ней, надо бы увидеться при возможности.
Я отказался идти в ресторан, и Грег пошел купить жратвы. Не хочу выходить, но и внутри сидеть не хочу.
Просто хочу прижать к себе Таму.
Пока она не задохнется.
Любовь и ненависть сливаются в одно, и эта странная смесь бежит по моим венам. Может, я прикоснусь к ее губам в последний раз, прежде чем убью.
А может, и не смогу.
Почему, Тама? Почему ты так со мной поступила?
Встаю, прогуливаюсь немного по двору. Упираюсь руками в дверь старого сарая. Затем упираюсь в нее лбом.
Я хочу снести эту дверь, хочу разрушить мир.
Грег возвращается с полными сумками.
– Заходи, – говорит он. – Такой дубак!
Я вижу, что он накупил еды на целую роту. Одна дрянь, но это не важно. А еще спиртное, много спиртного.
– Пойдем, покажу тебе твою комнату, пока еще держусь на ногах!
Мы идем по коридору, и он включает свет в дальней комнате. Диван разложен, уже готов. Я кладу сумку в шкаф и за коробкой из-под обуви замечаю старую куклу Тамы. Странно, что она не взяла ее с собой…
Я запираю дверь, кладу ключ в карман джинсов.
– Тама здесь спала?
– Да…
Я на секунду закрываю глаза, пытаясь скрыть охватившее меня смятение.
– Но я могу уступить тебе свою комнату, если хочешь.
– Нет.
– Я поменяю белье!
– Не надо, спасибо.
Холод пронизывает меня до костей.
Изри проведет здесь ночь, вероятно, в моей бывшей комнате.
Изри проведет здесь ночь, а я буду в пятидесяти метрах от него. Невидимая, несуществующая.
Изри проведет здесь ночь, ненавидя меня, а я – любя его.