– Кто ты? – с трудом шепчет она.
– Меня зовут Жуверия. А тебя?
– Тама… Что… ты здесь делаешь?
– Меня привела Межда. Но я не знаю, где мы!
Тама закрывает глаза и сжимает руку Жуверии.
– В аду, – шепчет она. – Мы в аду…
Ночь без криков, без шума, без голосов.
Изри не может заснуть.
В тишине вопросы, которые его тревожат, кричат, орут. Вопросы, сомнения и боль.
Тама, Маню.
Изри включает лампу и берет фотографию с тумбочки.
Портрет Тамы.
Это сильнее его, сильнее всего на свете.
Она, наверное, спит с другим мужчиной, и это невыносимо. Нож, вонзенный в спину, снова и снова поворачивается в и без того глубокой ране.
Он винит ее и будет винить до самой смерти.
Он винит себя и будет винить до самой смерти.
Она заставляет его расплачиваться за насилие, но цена слишком высока. Он не заслужил такого наказания. Он не заслужил, чтобы она предала его, когда он уже стоял одной ногой в могиле.
Таме нет прощения.
А Изри нет утешения.
109
Габриэль снова сел за руль внедорожника. Закрыв глаза, прижав голову к подголовнику, Тайри молча плакала.
Она заново проживала свою жизнь, свое прошлое. И, судя по всему, оно было не особенно радостным.
Габриэль припарковал пикап перед домом и открыл пассажирскую дверь. Он протянул руку, чтобы помочь девушке выйти. Тайри едва стояла на ногах. Он проводил ее внутрь, запер дверь и закрыл ставни. Затем одной рукой зажег огонь в камине, чтобы согреть гостью, которая все еще плакала на диване.
Он подошел, сел рядом с ней и предложил коньяка.
– Я совсем не пью спиртное, – сказала она.
Он поставил стакан на журнальный столик и протянул ей бумажный платок.
– Не хочешь рассказать мне? – спросил он, закуривая.
– Не знаю, с чего начать…
– Тебе решать. Я готов слушать тебя всю ночь, если понадобится…
Тайри заломила руки, а затем утерла очередной поток слез.
– Межда купила меня и привезла во Францию. Когда я приехала, мне было восемь лет. Она отдала меня в семью…
– Семью?
– Да. Она продала меня этой семье.
– Не понимаю, – признался Габриэль.
– Я… я была их рабыней. Занималась детьми, работой по дому, готовкой, стиркой. Я занималась всем…
– В восемь лет? – поперхнулся Габриэль.
Она кивнула и залпом выпила содержимое стакана. Она скривилась, потом ее передернуло.
– Крепкий!
– Хочешь еще?
– Да, можно…
Габриэль налил ей еще немного коньяка и закурил новую сигарету.
– Я жила у них несколько лет… Я… Я спала на полу, ела остатки их еды. Мне не разрешали выходить из дому, посещать школу.
Слова Тайри чрезвычайно поразили Габриэля.
– Ты не пробовала сбежать?
– У меня не было документов, мне сказали, что если полиция найдет меня, то меня непременно посадят в тюрьму. И потом… куда я могла пойти?
110
Посреди ночи Изри открывает глаза. Все спокойно. И все же он испытывает странное чувство. Что-то не так.
Кто-то здесь есть, в воздухе витает чей-то запах, чувствуется напряжение.
Он нащупывает рукоятку своего пистолета, щелкает выключателем. Когда комната освещается, Изри начинает кричать.
У кровати стоит Даркави. У него лицо трупа с гнилой плотью. Беззубый рот улыбается.
– Я все еще здесь, Изри… Давай, убей меня. Давай же, сынок…
Изри хватает пистолет, рука дрожит. Ему удается спустить курок, он разряжает весь магазин.
– Я все еще здесь, Изри… Давай, убей меня. Давай, сынок…
Они прижимаются друг к другу, опираясь о балку. Один жилет на двоих – лучше, чем ничего.
Ночь долгая, завтра будет ужасный день.
Но Тама не ожидала, что у нее окажется компания. Она не ожидала, что найдет хоть какое-то утешение в этом сарае.
За час она поведала юной незнакомке всю свою жизнь. Межда, Сефана, Шарандон, Вадим, Маргарита, Изри, Маню, тюрьма, Грег… Она не думала, что испытает такое облегчение, излив душу. Разделить эту ношу, встретить внимательную и участливую душу, она уже и не надеялась на это.
– Теперь ты, – шепчет Тама. – Расскажи мне…
Жуверия берет руку Тамы и крепко ее сжимает.
– Межда приехала за мной, когда мне исполнилось восемь лет. Судя по твоим словам, это случилось года за полтора до тебя… Моя история похожа на твою.
– Конечно, раз у нас один враг, – шепчет Тама.
Она говорит тихим голосом, словно Межда стоит по ту сторону двери этого проклятого сарая.
– Мои родители были очень бедными, – продолжает Жуверия. – В Марокко у меня остались два старших брата и младшая сестра. Родители продали меня этой женщине. Мне сказали, что во Франции я смогу пойти в школу, что меня ждет лучшее будущее… Как же, ждет!
– Они в это верили, – с надеждой говорит Тама. – Убеждена, они думали, что делают правильный выбор для тебя.
– Может быть… Когда мы приехали в Париж, Межда держала меня у себя дома три дня. Я видела Изри. Я помню его…
Тама на секунду закрывает глаза.
– Но он был очень молод, ему было лет двенадцать. Потом она отвела меня в семью, которая жила в пригороде. Франко-марокканская семья, вроде той, в которую попала ты. Семья Лефор. Отца звали Роман, мать – Ая. У них было двое детей, она ждала третьего.
– Где ты спала?
– В небольшом помещении под лестницей вроде чулана с дверцей. Они поселили меня туда… Мне повезло больше, чем тебе, потому что у меня на полу был настоящий матрас и пуховое одеяло. Как и ты, я питалась остатками. И все делала по дому.
– Они тебя били?
– Редко. За все время влепили пару затрещин, мне не пришлось пережить то, что пережила ты… Не могу сказать, что со мной плохо обращались. Я и не существовала для них. А была скорее мебелью…
– Вещью, – добавляет Тама. – Даже не домашним животным…
– Именно так, да.
– Продолжай, – умоляет Тама, стараясь не стучать зубами.
– Я жила у них до шестнадцати лет. А потом Лефор получил работу за границей, и семья решила вернуть меня Межде… В день, когда она приехала за мной, мне показалось, что меня вырывают из настоящей семьи.
– Знаю… Когда я уезжала от Шарандонов, у меня было то же чувство. Несмотря на все зло, которое они мне причинили.
– Тем более что… Мы с Яном были…
– Кто такой Ян? – спрашивает Тама.
– Старший сын Лефоров. Он на год старше меня, мы были влюблены друг в друга. Но… нам казалось, что мы делаем что-то запретное, как будто мы брат и сестра, понимаешь?
– Вы спали вместе?
– Нет, что ты! Нам было грустно, когда пришлось расстаться. Межда забрала меня и отправила к Шарандонам.
– Что? – вскрикивает Тама.
– Тебя заменила я, Тама. Я тебя давно знаю. Вадим часто говорил о тебе… Каждый день он плакал, потому что ты ушла. Каждый день он тебя звал…
Слезы текут по щекам Тамы, Жуверия вынимает из кармана платок и протягивает ей.
– Я спала там же, где спала ты, в постирочной… И пробыла с ними недолго, всего три месяца, пока Межда ездила за девушкой помоложе.
Тама хмурит брови.
– Разве ты не знала? – удивляется Жуверия.
– Нет… Эта сволочь, должно быть, ездила туда, пока я была в семье Кара-Сантосов.
– В общем, через три месяца я уехала от Шарандонов, и можешь себе представить, как я была рада оказаться подальше от этой семьи!
– А Шарандон, он пытался?.. Ну, ты понимаешь, о чем я!
– Нет. Видимо, я была не в его вкусе. Или он предпочитает девочек помладше, не знаю.
Тама вспоминает лицо Шарандона, и на нее накатывает тошнота. Она ясно видит его похотливую улыбку, его косой взгляд.
– А куда ты отправилась потом?
– Межда сдала меня одному старику, – говорит Жуверия.
– Сдала?
– За сто пятьдесят евро в месяц.
– Марокканцу?
– Нет, французу! Он уже много лет был вдовцом, жил в огромном доме в Ивелин. Владелец бизнеса. Думаю, он был начальником на фирме, где ты убирала по ночам.
Тама не может прийти в себя от того, насколько тесно ее история переплетена с историей этой девушки, хотя они увидели друг друга сегодня впервые. Они чужие по крови, но она чувствует, что обрела в Жуверии сестру.
Сестру по несчастью.
– Он хорошо с тобой обращался? – с надеждой спрашивает Тама.
– Поначалу я думала, что мне повезло с хозяином, – говорит Жуверия. – Я заботилась о нем и его доме, и по сравнению с тем, через что я прошла раньше, мне там практически нечего было делать. Уборка, готовка, глажка… Он разрешил мне пользоваться одной из его машин, так что за покупками по соседству, когда нужно было доставить из магазина что-то тяжелое, понимаешь… я ездила на ней… без прав… Иногда его навещала дочь, и он ей говорил, что мне восемнадцать лет и я работаю легально.
– Значит, ты могла выходить? – удивляется Тама.
– Только в магазин. Мне, как и тебе, не пришло бы в голову попытаться сбежать… Куда идти? Без паспорта, без денег. Я тогда думала, что, когда мне исполнится восемнадцать, я непременно найду какое-нибудь решение. И даже представляла, что этот тип мне поможет.
– Но… ты ошиблась, так? – догадывается Тама.
– Ага… Как же холодно! – говорит Жуверия.
Тама покрепче ее обнимает.
– Тебе больно? – волнуется Жуверия.
– Ничего страшного. К побоям, как и ко всему остальному, привыкаешь… Так что же случилось с этим типом? Сколько ему было лет?
– Где-то шестьдесят, я бы сказала. Первые два месяца он был довольно мил. Я могла спать в одной из комнат в его большом доме, он даже купил мне одежду. Он был немного странным, эксцентричным, понимаешь?
– То есть?
– Он читал мне Библию, Евангелие… Все время слушал музыку, почти всегда одну и ту же: Сюиты для виолончели Баха… Она красивая, но… Знаешь?
– Да, Маргарита мне ее включала.
– Ну а я никогда больше не хочу ее слышать! – продолжает Жуверия. – Больше никогда…
– Почему ты говоришь, что он был странным? Из-за музыки?