– Вы куда пропали?
– Вы просто исчезли?
– Вы как будто испарились.
– Вы снова были в Ложе? А вы видели там ту девочку?
– Все в порядке? На вас никто не нападал? Никто вас не преследовал?
– Все в порядке, – отвечаю я. – Мы… поговорили с Дори. С нами все хорошо.
Мне немного неудобно оттого, что они так волновались за нас, а мы не слишком торопились возвращаться. Впрочем, мы были напуганы. Особенно Аарон. Я вспоминаю известное предупреждение о том, что сначала нужно самому надевать кислородную маску и только потом помогать другим. Мне была очень нужна эта пятиминутная пауза, прежде чем возвращаться к группе.
– Мэйв, ты должна слово в слово передать мне все, о чем говорила Дори, – строго обращается ко мне Нуала.
– Дори говорила то же, что и всегда, – морщится Аарон. – Разные расплывчатые фразы о том, что она поступает правильно. Послушать ее, так никто там не голодает. Типа… это такой пост… духовное упражнение.
– Мне кажется, ее главная цель – это разъединить и поссорить нас друг с другом. Она знает, что мы сильны вместе. Она пыталась настроить меня против Аарона даже там, в своем кабинете. И ей уже удалось однажды поссорить Ро и Аарона.
– А что насчет Домохозяйки? – спрашивает Манон. – Она говорила что-нибудь о том, почему ее колдовство не работает?
– Нет, – отвечаю я. – Но у нее были карты Таро. И еще она говорила, что… не знаю, учится чему-то.
– Какие конкретно она показала карты?
– Двойка Жезлов и Паж Пентаклей. Скучноватые.
Я снова задумываюсь.
– Снова расклад на две карты. Чаще всего раскладывают три, правда, Фи?
– Ну да, как правило, – пожимает плечами Фиона. – А что еще ты видела? Что можно было бы передать Паоло?
Я вдруг замечаю сидящего на перилах Паоло, который, склонив голову, слушает нас. Или, по крайней мере, делает вид, что слушает.
– Нет. Мы были только в ее кабинете. И видели только то, что там было внутри.
– Я видел кое-что еще, – вдруг говорит Аарон. – Я выглянул в окно. За окном были деревья. Весьма характерные.
Я тоже смутно вспоминаю, что за окном вроде бы были деревья, но не помню никаких подробностей.
– Продолжай, – кивает Нуала.
– Они были странные, без листьев, конечно, но как будто распускали в сторону нечто, вроде когтей.
Лили достает из своей сумки блокнот, и Аарон рисует небольшое деревце с загнутыми вправо ветками, от которых исходят небольшие побеги, действительно похожие на когти.
– Боярышник, – говорит Нуала. – Он выносливый и может расти где угодно. Но так его ветви загибаются в сторону в тех местах, где постоянно дует сильный ветер.
Она замолкает, размышляя, а потом делает вывод:
– Значит, это, скорее всего, прибрежная зона.
– Прибрежная? – спрашивает Ро.
Город Килбег находится как минимум в сорока минутах езды от побережья, а в целом береговая линия графства протяженная и очень неровная.
На плечах Ро поблескивают капли дождя.
– Ты выходил наружу? – спрашиваю я.
– Да, хотел немного проветриться, отвлечься от мыслей. Погулял, убеждая себя в том, что ты вернешься в целости и невредимости.
Я протягиваю руку и провожу ею по его волнистым влажным волосам.
– А там не было дождя, – вдруг вспоминаю я. – В Ложе. По крайней мере его не было заметно за окном.
– Иногда на побережье не бывает дождя. Там свой микроклимат, – говорит Нуала и поворачивается к Фионе. – Если Паоло вылетит сегодня ночью, он сможет найти участок побережья с сухой почвой? И с таким изогнутым боярышником, как нарисовал Аарон?
Фиона подзывает сороку, и Паоло перелетает к ней на плечо. Она гладит его перья большим пальцем и что-то бормочет с отвлеченным взглядом. Затем подходит к окну, поднимает Паоло, и тот вылетает наружу. Мы все глядим ему вслед, пока он не исчезает в темноте. У каждого из нас свой дар, но каждый из нас немного завидует дару Фионы.
Мы слишком на взводе, чтобы расходиться по домам, да и вспоминаем о Рождестве, поэтому по дороге останавливаемся, чтобы купить рыбу с картошкой в бумажных пакетах с жирными пятнами. С этими припасами мы едем обратно к Нуале.
Перед входом что-то преграждает нам дорогу. Что-то бугристое и трудноразличимое в темноте. На мгновение я с ужасом представляю, что это труп. Но чей? Лорны МакКеон? Девочки-белки? Я быстро пересчитываю нас. Мы здесь все, значит, никого из нас. Может, наших родственников? Только бы не Джо и не мои родители. И не Туту.
Подойдя ближе, я вижу, что это отдельные свертки. Первой проскальзывает мысль о расчлененном трупе. Но потом я догадываюсь, что это подарки. Рождественские подарки, завернутые в бумагу, целлофановые упаковки с едой и коробка, похожая на ту, в которой перевозят бутылки с вином. Не успеваю я сказать, что это может быть ловушка, раздается стон Нуалы.
– Манон, ради всего святого!
– Что? – отзывается Манон. – При чем тут я?
– Ты знаешь.
Все остальные ощущают себя неловко, понимая, что невольно становятся свидетелями семейной разборки. Бумажные пакеты с жареной картошкой жгут нам руки, лица немеют от холода.
– Так нам заходить в дом, или… – спрашивает Лили.
– Там сыр! – говорит Фиона. – Французский сыр. Не оставлять же его здесь, Нуала. Его могут растащить лисы.
– Мэнни! – резко говорит Нуала. – Ты сообщила ему, где я живу?
– Ну да. Естественно, – отвечает Манон, нисколько не раскаиваясь. – Он же мой отец, и он хотел прислать подарки на Рождество. Это будет мое первое Рождество без него, а ему одиноко.
– Одиноко! – восклицает Нуала с нехарактерной для нее едкостью. – Одиноко! Я в этом доме шестнадцать раз встречала Рождество совершенно одна, Мэнни. И не по своей воле.
– По своей, – огрызается Манон. – Очень даже по своей.
– У меня есть ключ, – шепчет Аарон.
И мы все осторожно обходим мать с дочерью, держась от пакетов с подарками подальше, словно это мины.
16
– ПРИ ВСЕМ УВАЖЕНИИ, НО ЧТО, ЧЕРТ ПОБЕРИ, ЭТО было, – говорит Ро, как только мы все оказываемся на кухне.
– Лучше не спрашивай, – вздыхает Аарон. – Они то и дело препираются. В прошлый раз, когда я жил здесь, было так же.
– Так в чем дело? Ты знаешь? – спрашиваю я.
– Я стараюсь не лезть не в свои дела, но, у них вроде как время от времени всплывает тема отца Манон, и они накидываются друг на друга. Судя по тому, что я понял, Нуала говорит, что совершенно не виновата в том, что развелась с отцом Манон, и той пришлось расти отдельно от нее. А у Манон немного другой взгляд на это.
Каждый пытается сложить в своей голове общую картину из того, чему был свидетелем. Но картина эта неполная, и в ней не хватает многих важных деталей.
– Нуала никогда бы по своей воле не оставила своего ребенка, – защищает ее Лили. – Наверное, Манон ошибается.
– Развод – это всегда тяжелое испытание, – говорит Фиона. – У моей мамы тоже был первый муж. У них родился мой брат, и каждый из них принимает участие в его жизни, хотя между собой они не общаются. Как-то так.
Фиона не особенно близка со своим братом, который к тому же живет в Бостоне, так что мне кажется, она упомянула его, только чтобы встать на защиту Манон.
В кухню входят Манон и Нуала – все еще напряженные и не желающие говорить на эту тему.
– Ну что, как насчет небольшой рождественской вечеринки в понедельник? – нарочито торжественным тоном предлагает Нуала. – У меня как раз внезапно появилось много угощений.
Манон заносит с крыльца корзины и пакеты, повернувшись к матери спиной.
– Она так говорит, чтобы побыстрее с ними разделаться, – бормочет она, а Фиона бросается ей на помощь.
– Молодец, Мэнни, умеешь поддержать настроение, – сухо говорит Нуала.
Ро остается на кухне, чтобы ответить на телефонный звонок, а мы с Манон, Фионой и Лили распаковываем корзины и пакеты в гостиной – довольно заброшенной и редко используемой комнате, в которой сейчас ночует Аарон. Рядом с диваном лежат его рюкзак и свернутый спальный мешок.
Вскоре по всему полу разбрасывается упаковочная солома и встают кажущиеся бесконечными ряды банок, жестянок и бутылок. Тут и вяленое мясо, и мягкие сыры, и большая банка «кассуле». Помидоры черри выглядят так, будто их полировали крошечные эльфы. Шоколадные конфеты. Пучки сушеной лаванды.
– А твой отец… довольно щедрый, – говорю я, стараясь не задеть Нуалу каким-нибудь слишком положительным отзывом о загадочном Рене.
– Ну да, сейчас же Рождество, а он богат, – как ни в чем не бывало отвечает Манон, тщательно разворачивая свертки и раскладывая продукты, будто мысленно внося их в домашнюю опись.
– Подумать только, и это все ради того, чтобы когда он позвонит и спросит, понравилась ли Фин еда, мне пришлось ответить: «Она ничего не ела», – вздыхает Манон. – Ведет себя так по-детски.
– Я собираюсь кое-куда прокатиться, – категорично заявляет Нуала. – Аарон, можно попросить у тебя сигареты?
Аарон, не говоря ни слова, бросает ей свою пачку, и Нуала ловит ее.
– Спасибо, – отвечает она. – И еще, может, ты сходишь проверить кур, а то я по дороге видела парочку голодных лис. Не хотелось бы потерять очередной выводок.
– Ну ладно, – говорит Аарон, натягивая женские резиновые сапоги и выходя из комнаты. – А я-то думал, что навсегда отделался от фермерской жизни.
Нуала молча выходит на улицу и направляется к своей машине. Мы наблюдаем из окна за тем, как она садится на переднее пассажирское сиденье и курит, явно не собираясь никуда ехать.
– Ладно, пойдем, – говорит Манон. – Поможешь мне разобраться с подарками. Не обращай на нее внимания. Пробуй все, что хочешь, это все самое лучшее. И самое вкусное. Смотри, вот консервы из Сере, где я родилась.
Мне вдруг кажется, что Манон сейчас специально старается вести себя так, как будто она наша лучшая подруга. Или, по крайней мере, такая же, как Нуала. Впервые за все время она делится с нами своими воспоминаниями. Увлеченно рассказывает о городе, где родилась, о Пиренейских горах, о том, как они с родителями ездили гулять в Испанию, когда еще жили на холмах.