– Я даже немного говорила по-каталонски, – чуть смущенно добавляет Манон. – До сих пор помню кое-какие слова и фразы, хотя тогда мне было всего пять лет.
– А когда Ну… – спрашиваю было я, а потом задумываюсь, действительно ли мы настолько сблизились с Манон, чтобы задавать вопрос о том, когда ушла ее мать.
Я замолкаю, но Манон продолжает смотреть на меня.
– Он говорил с тобой? О твоей силе? – спрашивает меня Манон.
– Кто? Аарон? – спрашиваю я, и тут же вспоминаю, что это единственный «он», оставшийся в нашей компании.
Она кивает, не сводя с меня глаз.
– Не совсем. А что?
Манон скрещивает ноги и рассеянно смотрит на каминную полку. Она походит на маленького божка.
– Иногда мне кажется, как будто он мой приемный брат или что-то в этом роде, – говорит она. – Как будто я должна научить его тому, чему он не научился в своей первой семье.
– В каком смысле?
– Наверное, это личное, – трясет головой Манон. – На вот, понюхай.
Она протягивает мне пучок сушеной лаванды, с гораздо более богатым и чистым запахом, чем я помню. Совсем не напоминает старушек. Больше похоже на мяту.
Мы сидим на полу, пробуем и пробуем различные угощения. Все они очень вкусные. В какой-то момент я понимаю, что Ро долго нет, и отправляюсь на кухню.
– Привет, – говорю я.
Ро набирает текстовое сообщение, прислонившись к шкафу.
– Ну, как ты тут?
– Да так. Просто, понимаешь, дела группы.
– Что за дела группы?
– Ну, э-ммм… – Ро на мгновение выглядывает в окно кухни, явно борясь с какими-то противоречивыми эмоциями. – Помнишь, ранее, в машине, мы говорили.
– Ага.
– Про группу и плейлист.
– Точно.
– Оказалось, что дело еще серьезнее.
– Да?
– Мы, как ты знаешь, должны были начать тур с Хонор в апреле. Но сейчас с нами связались кое-какие люди. Говорят, что имеет смысл дать еще несколько сольных концертов до начала тура. В роли хедлайнеров, имеется в виду. Типа мини-тура.
– Ого, – говорю я, тоже прислоняясь к шкафу. – Это здорово.
– Тур начнется в январе и, возможно, продлится до конца февраля. С заездом в Англию и все такое.
Я моргаю.
– Значит, март ты проведешь дома, – подвожу я итог. – А в апреле снова отправишься в тур.
Ро кивает.
– Да, но в марте мы собирались записывать альбом.
– Точно.
Снова наступает молчание. Я вспоминаю о вежливости.
– Ну тогда… поздравляю.
Но никто из нас не испытывает особого энтузиазма. Ро будет находиться вдали от Килбега как минимум четыре месяца. Я пытаюсь разглядеть хотя бы какое-то выражение в подведенных черным глазах.
– Ну да. Наверное, нас можно поздравить.
Снова напряженное молчание.
– Слушай, давай, скажем, так, – наконец говорю я как можно более уверенным тоном. – Несколько месяцев мы будем реже видеться, что, учитывая подготовку к экзаменам, может, даже и хорошо. Так у меня будет больше возможностей сосредоточиться на занятиях, понимаешь?
Я отказываюсь подчиняться своей неуверенной части, которая постоянно боится, что ее бросят. Я вспоминаю, как на вечеринке Фиона волновалась по поводу предстоящего отъезда из Килбега и спрашивала себя, не рано ли для этого. В конце концов, Фионе и Ро сейчас труднее, чем мне. Не должна же я за них решать все эти вопросы.
Ро кивает, как будто тоже хочет показаться уверенным.
– Но… Дори, «Дети».
Я качаю головой.
– Послушай, если я что-то и узнала о «Детях», так это то, что их больше, чем нас. Они всегда что-нибудь придумают, что бы мы ни решили. И, насколько я поняла из сегодняшнего ужасного разговора, мы не их главный приоритет. Пока что у них есть дела поважнее. Можно и на этом сказать спасибо.
Мне хочется добавить: «Сейчас их главная цель – заставлять людей голодать и эмоционально истязать себя», но не хочется, чтобы Ро ощущал себя виноватым за то, что будет какое-то время отсутствовать. Поэтому вместо этого я говорю:
– У каждого из нас есть и своя жизнь, Ро. Как, например, и у Фионы. Вы и так изначально планировали уехать из Килбега. Изменить свой жизненный план – это все равно… все равно, что в каком-то смысле позволить им победить.
Ро слегка усмехается.
– Ты говоришь, как одна из тех, кто рассуждает: «Если не поедем отдыхать на праздники, то позволим террористам победить».
– Ну, может, они в чем-то правы, – говорю я и обнимаю Ро. – А новости и вправду потрясающие. Давай пока отметим Рождество с Новым годом, а о более долгосрочных планах задумаемся потом.
Ро наконец-то улыбается по-настоящему.
– Ты только посмотри на себя, мисс Эмоциональная Зрелость! А куда подевалась маленькая стервозная школьница?
– Я до сих пор тут!
Страх потерять друг друга настолько велик, что мы забываем обо всем и начинаем страстно целоваться прямо здесь, на кухне Нуалы, прижимаясь к холодильнику.
– О боже, – прерывает нас Фиона. – Найдите себе отдельную комнату.
– Не нужна им комната, – кричит Манон из гостиной. – Пускай идут на улицу. Животные.
Я смеюсь.
– Вообще-то мне пора идти, – говорю я, поглядывая на часы. – А то родители будут вне себя. Сегодня у нас семейный день – собрались все дети семьи.
– Я подброшу тебя, – говорит Ро. – Фи, Лил, мы скоро уезжаем.
Лили встает с кресла, поспешно доедая шоколадного Пер-Ноэля.
– М-мм, вкусно.
– Я, может, останусь еще ненадолго, – тихо говорит Фиона, краем глаза следя за реакцией Манон.
– Да, можешь остаться, – отвлеченно говорит Манон, собирая бумагу и картон для переработки. – А то моя мать снова распсихуется.
Вскоре мы уезжаем, оставляя Нуалу с Аароном курить в машине, а Фиону и Манон сидеть на полу в гостиной.
Надевая пальто, я усердно пытаюсь безмолвно подать Фионе сигнал – попросить, чтобы она прислала сообщение, если вдруг что-то случится.
Как обычно, Ро сначала высаживает Лили, а потом подъезжает к моему дому. Мы сидим в машине и смотрим в окна моего дома, как будто это театр.
– Ну ладно, я пойду. Мама и вправду рассердится, если я задержусь.
– Подожди секунду, – говорит Ро, притягивая меня к себе и укладывая под плечо. – Сегодня ты меня напугала. Просто взяла и растворилась в воздухе.
– Ну да, понимаю. Странное, наверное, было зрелище. Прости.
– Дело не только в этом. Просто… вы исчезли вместе.
– О.
– Наверное, я теперь понимаю, почему ты так странно ревновала меня к Фионе, к группе или к кому-то или чему-то еще. Тогда мне казалось, что ты просто еще недостаточно зрелая. Но видеть, как человек, которого ты любишь, поддерживает какие-то отношения с кем-то другим, как-то связан с ним, пусть даже платонически… Это трудно.
Пауза.
– В общем, я доверяю тебе, – неубедительно заканчивает Ро.
– Ну ладно, – медленно говорю я. – Хотя звучит так, как будто ты вообще мне не доверяешь.
Я вспоминаю тот момент в школе, когда я подумала, что Аарон может поцеловать меня. Свое волнение по этому поводу. Сначала меня захлестывает стыд, но потом я вспоминаю свои же слова: «Неважно, что ты думаешь. Главное, что ты делаешь». Я выпрямляюсь, решительно настроившись покончить с неловким напряжением.
И тут я ощущаю досаду. Почему все считают, что они вправе упрекать меня в чем-то? Если не Фиона, так Ро; если не родители, так учителя. Если не одноклассницы, обвиняющие меня в пропаже Лили, так сама Лили, обижающаяся на то, что я ее вернула. Но я просто человек. Человек, который ни о чем таком не просил – ни о магии, ни об ответственности за Колодец. Но при этом складывается такое впечатление, что я выполняю роль громоотвода для каждой мелкой жалобы, в то время как все остальные прекрасно устроились и неплохо уживаются друг с другом.
– Да, между вами действительно есть связь, вы оба сенситивы и ничего не можете с этим поделать, – продолжает Ро. – Просто, когда вы случайно оказались вместе в школе… И та записка…
– Так вот почему ты нервничаешь из-за отъезда, не так ли? – внезапно огрызаюсь я, уж слишком мне все это надоело. – Не из-за Дори, и не из-за того, что могут придумать «Дети». Ты просто думаешь, что я изменю тебе, если ты уедешь.
– Нет, – поспешно отвечает Ро. – Я так не думаю.
Я смотрю в окно.
– Ладно, мне пора.
– Не уходи, Мэйв.
– Но мне нужно.
– Почему?
– Потому что я боюсь, что если останусь еще хотя бы на секунду, то прочитаю твои мысли и узнаю, что ты чувствуешь на самом деле.
Я не хлопаю дверью. Хлопать дверью – это удел «эмоционально незрелых». Поцеловав Ро в щеку, я просто тихо выхожу из машины. Захожу домой, здороваюсь с братьями и веду себя нормально примерно час. Потом иду наверх и плачу в постели. Как эмоционально зрелый человек.
17
УТРОМ МНЕ ЗВОНИТ ФИОНА.
– Я хочу умереть, – заявляет она.
– Хорошо. Хочешь, я приеду?
– Нет, только не это. Давай встретимся в городе.
– Хорошо. Через час в «Брайди»?
– Ты замечательная подруга.
– Я знаю.
Значит, по всей видимости, с Манон у нее сложилось не все гладко. Я принимаю душ и быстро одеваюсь, планируя совершить все рождественские покупки уже после встречи с Фионой. От Ро приходит несколько сообщений: никаких извинений, одни лишь гладкие, позитивные фразы о том, что мы больше времени должны проводить вместе, в том числе и по ночам, пока они не уехали в турне.
Я так спешу на встречу с Фионой, что едва не пробегаю мимо телефонного столба с объявлением, с которого на меня взирает знакомое лицо.
ПРОПАЛА
ЛОРНА МАККЕОН
18 лет, среднего телосложения. В последний раз ее видели 14 декабря. На ней были синие джинсы, белый джемпер и желтая куртка-пуховик. Если вы видели ее или вам известно, где она находится, свяжитесь с полицией Килбег-Вэлли.
Я долго смотрю на объявление. Завтра будет уже десять дней с тех пор, как я обратила внимание на ее отсутствие. Почему никто не поднял тревогу раньше?
Тут мне приходит в голову мысль о том, что онлайн-занятия для «Детей» даже удобнее. Часто говорят, что мальчики быстрее радикализируются, если много времени п