– Что?
– Это из «Покемонов».
– Я вырос в церковной среде, Мэйв, я не знаю, что такое покемоны.
– Никаких видеоигр? И даже мультфильмов?
– Никаких игр, и даже мультфильмов.
– А что еще?
– В каком смысле?
– Чего еще у тебя не было?
– Подружек-девочек.
– Ты серьезно?
– Да.
Он продолжает ковырять куртку в том месте, где обнажилась резинка.
– Первой моей подружкой стала Рири. В Твин-Пайнс. Ну, то есть я знал девушек, потому что был консультантом по работе с молодежью и все такое, но с ней мы в первый раз говорили о чем-то нормальном. О том, о чем говорят друзья.
Наступает неловкое молчание. Щеки Аарона слегка краснеют.
– А вы с ней…
– Что? Нет, – поспешно говорит он. – Ну так, в общем смысле…
– Что значит «в общем смысле»?
– Мэйв, ты знаешь, что творится у меня в голове. Неужели я смог бы перестать думать о вечном проклятии достаточно долго, чтобы заняться сексом с кем-нибудь? Особенно тогда?
Его прямота меня поражает. Уж слишком он отличается от прежнего Аарона – от того, который некогда выступал по радио. Тот Аарон говорил постоянными эвфемизмами и намеками на грех.
– После того случая с Мэтью я настолько охренел от чувства вины, настолько свихнулся, настолько был не в себе, что вся эта история с «Детьми» стала для меня… не знаю… принесла мне огромное облегчение. Утешила меня в каком-то смысле. Как будто я очистил весь скопившийся в мозгу мусор.
Аарон замолкает и начинает ковыряться в ботинке. Мне кажется, что на этом он закончил.
– Я знаю, это прозвучит эгоистично, – говорит он вдруг после долгого молчания. – Но я знаю, как я выгляжу. Я знаю, что девушки хотят переспать со мной, или что-то в этом роде.
Я не могу сдержаться и искренне смеюсь.
– Заткнись, – говорит он в явном раздражении. – Дай мне закончить.
– Прости, ты меня так возбудил, что я не расслышала, что ты сказал.
– Ха-ха. Умора.
– Я вся погрязла в желании, – продолжаю смеяться я.
– Дай же мне закончить! Хватит придуряться, – огрызается он, но и сам не может сдержать улыбку.
– Ладно, заканчивай. Извини.
Мне приходится упрашивать его продолжить, и во мне просыпается чувство вины за то, что я заставила его почувствовать себя дураком. Хотя бы потому, что это мешает его рассказу.
– Итак, «Дети» советуют использовать все свои преимущества. Если ты от природы красив, имеешь спортивное телосложение или если ты умеешь веселить, то они говорят, что Бог дал тебе все это, чтобы привлекать больше людей на свою сторону. Поэтому они даже заставляют флиртовать. Они описывали некоторые приемы – например, как нежно убирать волосы с лица девушки, сохраняя с ней зрительный контакт. И все в таком роде.
Я вспоминаю, как примерно в том же духе вели себя «Братья целомудрия», когда приходили к нам в школу. И как это делал сам Аарон на собраниях в квартире. Как он, якобы утешая, заключал в свои объятья девушек, чтобы пристыдить по поводу их сексуальной жизни.
– Теперь, когда я бросил «Детей» и отказался от прежних религиозных взглядов, я даже не знаю, как мне относиться к сексу… Это одна из тех тем, по поводу которых я еще не пришел к какому-то окончательному мнению. Потому что я всегда ассоциировал его либо с адом, либо с манипуляциями людьми. Я не знаю, как воспринимать его в нормальном смысле.
Я не знаю, что ответить. Это такой уровень психологической травмы, о котором мне никогда раньше не приходилось задумываться. Со мной многое что случалось, но это не мешало мне ощущать физическое возбуждение. Мне не хочется слишком сочувствовать Аарону или уверять его в том, что все наладится. Наши отношения не настолько близки. Я стараюсь просто придерживаться фактов.
– Лорна встречалась с одним таким. Для них это нормально? – спрашиваю я.
– Поначалу было нет. Но, наверно, потом стало нормальным. Скорее всего, он так и завлек ее в Ложу.
– Кстати говоря, – говорю я, поглядывая на свой телефон, – час уже прошел.
– А о чем мы договорились, если они не выйдут на связь через час?
– Что мы все равно туда пойдем, потому что там может быть недоступен телефонный сигнал.
Портрет Домохозяйки в Коридоре похож на меня, как никогда прежде. Ее босые ноги все в царапинах, лоб слегка побагровел, и на нем видна ссадина, оставшаяся после ночного клуба. И она сердита. Губы сжаты, глаза как сталь. Я быстро оглядываю другие картины, чтобы убедиться, что они все в порядке. Похоже, все лица на них более суровые, чем в прошлый раз. Или мне так кажется, потому что все мы обеспокоены. Находимся под воздействием разочарований, расставания, недоверия, страха.
– Дверь открыта, – тихо говорит Аарон.
За дверью простирается поле, и перед тем как выйти, я нерешительно топчусь на пороге. Непонятно, где находится это поле. Или в каком времени. То же это поле, что и в прошлом моем видении, или какое-то другое? И если это мир Домохозяйки, то кем в нем будет Аарон?
– Идем, – говорит он.
Снаружи холодно – холод пробирает до самых костей. Мне на какое-то мгновение кажется, что сейчас здесь другой сезон или даже другая эпоха, может, даже ледниковый период, но потом вспоминаю, что это же сельская местность, а за городом всегда холоднее, чем в самом городе. Здесь нет зданий, укрывающих от ледяного ветра, проводящего своими студеными пальцами по волосам и забирающегося под воротник. Мы берем друг друга за руки и втягиваем головы в плечи.
– Вот дом, – говорит Аарон. – Ложа.
Теперь и я вижу его. Здание примерно в четверти мили от нас, выглядящее, как какой-то дворец после войны. Отсюда очень хорошо видно, насколько оно незаконченно. К нему примыкает гостевой дом без крыши. Окна заклеены крестами строительных лент, как будто в них только что вставили стекла. Перед домом яма, где, вероятно, должен был находиться бассейн.
– Какое уродство, – говорит Аарон. – Представь, что ты только что приехала сюда ради духовного самосовершенствования, а нашла вот это.
– Связи нет, – говорю я, глядя на свой телефон. – А у тебя?
– То появляется, то пропадает, – отвечает он и указывает на здание. – Смотри. Они вышли наружу.
Я прищуриваюсь. От дома нас разделяет невысокий покатый холм, и на вершине этого холма колеблется нечеткий круг света. Золотистое сияние. Я пытаюсь сфокусироваться на нем, но очертания его размываются.
– Дым, – говорит Аарон, вытирая глаза рукавом. – Что-то горит?
Непонятно, как подобраться ближе. Местность здесь настолько открытая, что спрятаться просто негде, и нас обязательно заметят, если мы попробуем подойти поближе. Наш единственный шанс – медленно подниматься по травянистому холму и вести себя очень тихо.
– Похоже на костер, – говорю я, принюхиваясь к дымному осеннему запаху и ощущая, как мое тело инстинктивно тянется к теплу, подталкиваемое сзади резким ветром.
Мы приседаем и тихо двигаемся вперед, надеясь, что никто не заметит нас на фоне темного неба, тем более что перед глазами собравшихся горит огонь.
– Убери свой телефон, – настоятельно шепчет Аарон. – Они увидят свет.
Где-то на полпути по склону холма я начинаю видеть огни города. Наверное, Нуала, Манон, Ро и Лили где-то совсем недалеко. Но чем ближе мы подходим к костру, тем очевиднее становится, что так просто мы с толпой не сольемся. Прежде всего потому, что люди – всего около восьмидесяти человек – там распределены концентрическими кругами. Четыре ровных кольца, как кольца на спиле дерева. А когда от их кожи отражается мерцающий оранжевый свет, я понимаю кое-что еще.
На них очень мало одежды.
На девушках сетчатые майки и шорты. Парни без рубашек.
– Что за хрень? – шепчу я Аарону, глядя на экран блокировки на моем телефоне, показывающий температуру. – Сейчас же ниже нуля.
Мы стараемся не высовываться, и нас почему-то никто не замечает. Собравшиеся слишком сосредоточены, все они смотрят на стоящую в центре Дори.
Я не сразу понимаю, что это она. Она облачена в какой-то бесформенный белый балахон, похожий на одеяние Папы Римского. При взгляде на нее мне становится немного не по себе. До этого я видела Дори только в деловом костюме с аккуратной прической. Я вдруг вспоминаю ночь, когда мы жгли свечи из куриного жира на теннисном корте, и как у меня тогда возникло впечатление, что мы исполняем какой-то сатанинский ритуал, несмотря на то, что намерения у нас были самые наилучшие. Сейчас здесь похожая картина. Собравшиеся, по крайней мере, формально считают себя христианами, но зрелище они собой представляют явно колдовское.
Огонь щекочет небо, потрескивая и прорываясь сквозь слои хвороста, как огромное насекомое, все части тела которого шевелятся одновременно. Тонкий и серый, как паутина над дверью в сарай, дым заслоняет мне обзор. Я прислушиваюсь к словам Дори. Странно, что голос у нее прежний – элегантный, спокойный и гипнотический.
– Сегодняшний наш семинар посвящен теме настолько чуждой современному миру, что она может немного… раздвинуть ваше сознание.
Она улыбается, будто любезно делится с собравшимися особой своей шуткой, и аудитория очарована. Почти обнаженные поклонники Дори стоят босиком на покрытой инеем траве, крепко сжав губы, чтобы не проронить ни звука. Меня охватывает тошнота. Я гадаю, ощущает ли она мое присутствие.
– Меня часто спрашивают, откуда берется вера, – продолжает Дори. – И это хороший вопрос. Потому что можно читать Писание, можно молиться, можно совершать благие дела и все же…
Она прислоняет ладонь к сердцу и склоняет голову.
– И все же не ощущать присутствие Бога здесь.
По толпе проносится легкое бормотание. Или даже не бормотание, а намек на едва заметное волнение. Некое ощущение опасности, нерешительности, узнавания. Я перевожу взгляд на Аарона, который хмуро смотрит на происходящее. Его самого к Дори привели не поиски веры, а страх. Страх перед тем, что Бог увидит, что он самозванец, что он не слишком усердно проявляет свое рвение.
– Чтобы обрести истинную веру, должно произойти нечто необычное вне вас, – продолжает Дори. – Нечто, выходящее за ваши пределы. Для вас это должно стать неожиданностью, сюрпризом. А сюрпризы… вы ведь не можете удивить сами себя, не так ли?