Ро поворачивает ключ в замке зажигания, включает фары, затем медленно переходит к передней части машины. Держа руку на ней, произносит что-то ласковое.
– Ну давай, милая, – говорит Ро. – Хватит переживать. Давай починим тебя.
Пусть это и глупо, но я закрываю глаза и представляю, что они говорят со мной. И открываю глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как железные морщины разглаживаются, и машина преображается под руками Ро.
– О, бог ты мой, – изумленно охаю я и оглядываюсь на Аарона, который благодаря Фионе уверенно расхаживает теперь на обеих ногах. – Когда вы двое стали такими сильными?
– Когда ты не смотрела, – отвечает Ро.
Сердце мое вновь разбивается на кусочки.
Может, оно и к лучшему.
32
ААРОН ЕДЕТ ОБРАТНО С МАНОН И НУАЛОЙ, а остальные в машине Ро.
Я не знаю, как так получилось; возможно, нам захотелось вернуться в нашу первоначальную группу, и мы молчаливо поддались этому желанию. По дороге я ожидаю, что все набросятся друг на друга с вопросами, когда мы приедем, но вместо этого Манон и Нуала закрываются на кухне вдвоем и начинают кричать друг на друга. Аарон сидит на лестнице, словно ребенок после развода родителей.
Мы впятером смотрим через стеклянную дверь, прислушиваясь к странной смеси французского, английского и чего-то отдаленно напоминающего русский.
– Какого…?
Ро прикладывает палец к губам в старом знакомом мне жесте ciúnas[10], и щеки мои автоматически вспыхивают. Мы прислушиваемся, и я улавливаю английскую речь:
– Мэнни, мне кажется, ты уже старовата для всех этих штучек в стиле «Повелителей вселенной». Он просто человек, а не волшебник, у которого есть ответы на все вопросы.
Затем Нуала говорит что-то по-французски с вопросительной интонацией.
– О, маман, – а это уже что-то новенькое, – тебе просто неприятно оттого, что кто-то знает больше тебя.
– Не глупи. Я же сама обратилась к тебе за помощью. Просто я считаю, что мы можем…
– И это была единственная причина, не так ли? Поэтому ты хотела, чтобы я приехала к тебе? Чтобы помочь тебе с твоими настоящими детьми.
Далее следует минута тишины, наполненной обидой. Мы впятером переглядываемся, гадая, кто же это такие, «настоящие дети». Неужели мы?
Потом задняя дверь хлопает, и Нуала ругается на языке, которого я никогда не слышала.
Внезапно дверь кухни распахивается и в проеме вырастает Манон, держась обеими руками за дверную раму. Она взирает на всех нас не со злостью, но и не с лаской. Просто холодно измеряет нас взглядом, устанавливая зрительный контакт с каждым.
– Приезжает мой отец, – сообщает она.
Через несколько минут из сада возвращается запыхавшаяся Нуала.
– Скоро должен приехать ее отец, – говорит она, обращаясь ко всем нам и ни к кому по отдельности. – Наверное, он единственный сможет все уладить.
Я наливаю ей чашку чая.
– Почему именно он?
– Ну, Мэйв… ты же знаешь, почему я потеряла Манон?
Манон зажигает сигарету, даже не сделав вид, что выходит. Нуала вздыхает и окидывает взглядом кухню.
– Если коротко, у меня был выбор: присоединиться к трикстерам, то есть стать своего рода… ну вы знаете, полубогом… и остаться с Манон и Рене.
Она до сих пор вздыхает от переполняющих ее чувств.
– Или же получить компенсацию от его родителей и уехать. Я, естественно, выбрала первый вариант, но для этого нужно было исполнить своего рода ритуал. И я провалила испытание. Я не хотела, но так получилось. И я потеряла Манон. До той поры, пока ей не исполнится восемнадцать. На тот момент ей было пять.
Все мы молча смотрим на нее. Манон тушит сигарету о пол.
– Да, ты их обвиняешь, но не все было так сурово, – говорит она. – Через некоторое время ей разрешили видеться со мной. И я навещала ее. Дважды.
Нуала качает головой.
– Твои бабушка и дедушка любят тебя, Манон. Но я навсегда останусь для них глупой смертной. Мне были рады, но меня не приветствовали.
– Это ужасно, Нуала. И… Манон. Мне жаль, – говорит Ро как можно деликатнее. – Но… как это поможет Мэйв?
Манон затягивается, не отрывая взгляда от своих ног.
– Моя мать провалила ритуал преображения. Le grand passage. Но она должна была пройти его. Она выносила меня. Моя кровь была ее кровью. Она должна была… перейти через рубеж.
Манон снова затягивается. У ее босых ног вырастает кучка пепла. По всей видимости, Манон считает, что Нуала специально провалила испытание, потому что так захотела.
– Alors[11]. К тебе, Мэйв, это не имеет никакого отношения. Просто я имею в виду принцип. В тебе присутствует Домохозяйка. Ты уже на полпути к преображению. Теперь тебе нужно просто пройти обратно. Это как бы тот же ритуал, только наоборот. И его может провести мой отец.
Я в недоумении моргаю, не веря своим ушам.
– Значит, можно… отказаться становиться Домохозяйкой?
– Это будет нелегко, – поспешно говорит Нуала. – Тебе придется погрузиться в свои видения. А это весьма… сильные переживания. И нужно быть при этом абсолютно уверенной. Ты понимаешь, Мэйв?
– Уверенной?
– Кое-что попытается тебя соблазнить, – объясняет она крайне осторожно. – Но это будут всего лишь видения.
Меня не покидает ощущение, что что-то здесь не так.
– Дело в том, что Домохозяйка – это же воплощение мести, верно? – начинаю я нерешительно. – Ну, то есть, во всяком случае, изначально. Защита уязвимых и все такое.
– Правильно, – соглашается Манон.
– Ну, а кто более уязвим, чем «Дети?» Там умерла девочка. Может, им действительно необходима Домохозяйка. Может, она единственная может все исправить.
Я достаю бумажник и показываю водительское удостоверение Софии Малриди.
– Вот она.
Все по очереди берут удостоверение и разглядывают фотографию.
– Девятнадцать лет, – говорит Фиона. – Дева.
– Дева, умеющая водить, – цитирует Лили фильм «Бестолковые», а я удивляюсь, что она вообще его смотрела.
– Извини, это не смешно. Она мертва.
– Она мертва, – повторяет Ро. – О боже.
– Манон, твоя теория о «ложной святости» попала в самую точку. Дори практически сама во всем призналась. Она говорила о том, как Ирландия была обращена в христианство и как святые направляли ее первозданные силы. Так возникли Колодцы. В стране изначально присутствовала древняя языческая магия, а потом она приняла особую форму благодаря святости и жертвам. Сконцентрировалась, так сказать.
Манон задумчиво переваривает мой рассказ. Почти заметно, как работает ее сознание, сопоставляя мои слова с некогда прочитанными фактами.
– Да, между историческими религиозными местами и Колодцами всегда существовала связь, – медленно говорит она, постукивая пальцами по губам.
– Дори считает, – я замолкаю, подбирая слова, потому что мне трудно передавать точку зрения Дори, которую я считаю вредной для своего сознания. – Дори считает, что мир сошел с ума, что ни у кого здесь нет своего места, отношения испорчены, все больны и воюют друг с другом.
– Ну да, ну да, – говорит Лили беззвучно.
– И что в прошлом роль церкви заключалась в том, чтобы поддерживать порядок, обеспечивать согласие и руководить людьми.
– Посредством устрашения и наказания, – добавляет Нуала. – И коррупции.
– Да-да, всего этого. Она считает, что церковь мертва, но работа, которую та выполняла, была необходима, и что теперь эту работу должна выполнять она. Мне кажется, она искренне верит в благородность своей задачи.
– Это точно, – говорит Аарон. – Себя она считает неимоверно благородной. Поверьте мне.
– Да. Так что несколько потерь, вроде Хэзер Бэнбери или Софии Малриди, для нее – лишь небольшая помеха на пути к высшему благу. К тому, что она считает высшим благом.
Нуала морщится. Она родилась и выросла в Ирландии, где были запрещены разводы, где гомосексуальные отношения считались противозаконными, где презервативы можно было купить лишь по рецепту врача. Неужели Дори хочет вернуться к прежнему? Или к чему-то еще похуже? В последнее время не проходит и недели, как выходит очередная статья об ужесточении законов в Америке. Неужели подобное возможно и здесь?
– Ро, ты можешь отвезти Фиону и Лили домой? – вдруг спрашивает она. – Мне нужно поговорить с Мэйв.
Ро кивает, и мы обмениваемся взглядами. Я не знаю, что на уме у Нуалы, но, возможно, это и к лучшему. Хорошо, что Ро не будет подвозить меня домой, а то я могла бы не удержаться и поддаться желанию накинуться на них и заключить в свои объятья, которое сегодня стало только сильнее.
Я сажусь в машину Нуалы, и мы некоторое время ездим по улицам города. Я думаю, что она хочет поговорить со мной о старой Ирландии, которую хочет вернуть Дори, но оказывается, что впервые за все время Нуала хочет поговорить о Рене.
– Завтра сюда приедет Рене, чтобы провести ритуал. Ритуал Большого перехода.
– Но почему так быстро? Разве ему не нужно заказывать билеты на самолет?
– Как ты сама увидишь, административные вещи никогда его не заботили.
– Значит, нам обеим придется как-то… общаться с бывшими.
Впервые за весь вечер она улыбается.
– Ну да, так и есть.
– Так ты как, готова к этому? К тому, что он приедет?
Нуала взволнованно смотрит на меня.
– Мэйв, это я должна спрашивать, как ты.
– Почему? Ты о чем?
– Ну, ты как-то на удивление спокойно воспринимаешь все эти рассуждения о проклятии.
– А, об этом… – говорю я. – Даже не знаю. Наверное, если с тобой то и дело происходит нечто странное, то ты к этому привыкаешь.
Она кажется озадаченной, словно ожидала чего-то большего.
– Я думаю… – мне трудно сформулировать свое отношение. – Наверное, у каждого в жизни есть своя цель, и мне казалось нормальным, что у меня тоже есть своя.
– Но ведь когда говорят о жизненной цели, то обычно имеют в виду музыку или актерское