Наверху, в картинной галерее, я вижу девушку – как бы сквозь туман, с расплывающимися очертаниями. Она искоса смотрит на меня.
– Привет, вот и я, – говорю я.
Это Лили. Воспоминания Домохозяйки перемешались с моими воспоминаниями. Моими привязанностями, моими мыслями. Интересно, кого еще увижу я здесь после О’Каллаханов?
– Мэйв, – отзывается Лили чистым голосом – голосом знакомой мне Лили. – Ты здесь, чтобы помочь мне сбежать?
Интересно, попытается ли она обмануть меня, как Ро?
– Эм-м… Я здесь, чтобы снять это проклятие. Наверное, я должна повторить все действия Домохозяйки, прежде чем убить ее? А ты как думаешь, это правильное предположение?
Она пожимает плечами. Несмотря на желтый оттенок лица, выглядит она вполне здоровой.
– Наверное.
Я смотрю на нее с подозрением.
– А тебе не приказывали ограбить меня или что-то в этом роде?
Она снова пожимает плечами.
– Вроде нет. Я просто хочу выбраться отсюда.
Со стороны лестницы доносится топот тяжелых ботинок.
– О, нет, – виновато говорит Лили. – Извини.
– Ну, конечно, – я стараюсь не слишком показывать свое раздражение. – Все было подстроено заранее.
Внезапно мои руки оказываются связанными невидимыми путами, и меня тянет вперед. Я падаю на пол лицом вниз. Дверь с грохотом распахивается.
– Ага, – раздается голос Аарона. – Несите ее вниз.
Меня, обездвиженную, относят в карточную комнату. Так вот что здесь произошло: обманом или предательством меня убедили покинуть природу, мою естественную среду обитания. Предал ли меня Поди? Или кому-то доверился? Имеет ли это значение, когда в котле на кухне варятся кишащие паразитами зайцы, а я лежу лицом вниз под карточным столом?
«Кишащие паразитами», – эти слова здесь кажутся как никогда уместными, поэтому я произношу их с шипением. Кишащие паразитами.
Кто-то ботинком переворачивает меня, и теперь я смотрю в потолок.
– Твое время вышло, ведьма, – с презрением говорит Аарон. – Глубочайшие соболезнования. Свяжите ее.
Я чувствую, как меня связывают по рукам и ногам, и вижу знакомые лица Манон и Нуалы. Прищурившись, я пытаюсь различить других. В углу, обмахиваясь веером, стоит Фиона. За карточным столом сидят мои братья. Миры истончились донельзя, и прошлое смешалось с настоящим.
Аарон пьяной походкой расхаживает по комнате в красном военном мундире и тасует колоду игральных карт.
– Полагаю, ты не любительница игры в карты, ведьма?
Я ничего не отвечаю. Я слишком занята тем, что пытаюсь разгадать головоломку, к которой меня не подготовил Рене. Получается, что Фальшивый Аарон хочет убить Домохозяйку. Но ведь для этого сюда пришла и я? Позволить ли ему совершить задуманное?
– Не знаю, почему ты называешь меня ведьмой, – злобно шипит Домохозяйка, – ведь это ты наложил на меня свою магию.
Он не отвечает. Только ухмыляется и расхаживает по комнате, шаркая ногами.
– Говорят, что Таро изобрели египтяне. Этакая разновидность мифов о богах, запертых в картах. Они прекрасно понимали ограниченность богослужений и молитв. Некоторые мифы лучше облекать в форму игры – так они становятся доступнее для простолюдинов.
Я пытаюсь воспользоваться своей магией или подозвать собаку, но ни то, ни другое у меня не получается. Я беспомощна. К такому состоянию привыкла Мэйв, но не Домохозяйка.
– А ты знаешь, что все короли и королевы имеют свои прототипы?
Он придвигает стул ближе ко мне. Выбирает из колоды короля червей.
– Карл Великий, – говорит он, бросая карту, которая падает мне на грудь, и снова тасуя колоду.
– Бубновый король. Юлий Цезарь.
Брошенная карта падает мне на щеку и соскальзывает на пол.
– Пиковый король. Царь Давид.
Карта падает мне на ноги.
– Король треф. Александр Македонский.
Со стороны коридора слышатся грохот, тяжелые шаги и звон металла. Принесли вареных зайцев.
– Как видишь, можно заключить мифы в карты, и там они будут жить вечно. Интересно, можно ли проделать нечто подобное с тобой, ведьма?
Скрежет ножей, треск рвущихся сухожилий, разрывающейся плоти. На лицо мне падают капли горячей жидкости. Смесь воды и крови – зайцы не проварились до конца.
Вот как все заканчивается и начинается. Так могучая деревенская колдунья становится картой, песней, легендой. Произносятся слова – на латыни, греческом, древнескандинавском. Окружающие меня предметы – бутылка бренди, кувшин с молоком, рамы для картин – светятся как руны. Я войду в колоду карт азартных игроков. Стану реликвией, инструментом, оружием, которое будут использовать против тех, кого я всю жизнь защищала. С моей помощью будут выселять разорившихся арендаторов и убивать голодающих браконьеров. Мою человечность исказят настолько, что во мне под конец не останется ничего, кроме бескровной ненависти.
Я чувствую, как меня покидает зрение – оно не просто ослабевает, а полностью исчезает, сменяясь сплошной тьмой. Не только физическое зрение, но и ментальное. Все сенситивы обладают своего рода ясновидением. Аарон вроде бы говорил об этом.
«Они отняли у меня зрение, – шепчет она. – Что такое справедливость без зрения? Правосудие без суждения?»
Я даже не могу ей ответить.
«Правосудие без зрения – это просто наемничество», – говорит она.
Вот что получается, когда могущественного сенситива, хранительницу Колодца, защитницу своего народа, загоняют в ловушку, где она не может воспользоваться своим разумом и должна слепо выполнять приказы. Вот как сенситив становится Домохозяйкой.
«Понимаешь ли, у меня не было выбора, – говорит она. – Меня лишили зрения».
Я открываю глаза и снова вижу. Они сохранят мою силу в игральной карте. Моя магия будет храниться в кусочке картона размером менее человеческой ладони.
Одна из брошенных Аароном карт начинает светиться и дергаться. Он наклоняется, рассматривает ее и переворачивает. Улыбается.
– Ты значительно упрощаешь нам задачу, ведьма.
Вот и все. История происхождения закончена. Внезапно я оказываюсь не лежащей на полу Домохозяйкой, а одним из безмолвных свидетелей происходящего. Она лежит под столом, безжизненная, но не мертвая. По крайней мере, пока. На ее груди лежит карта. В руке у меня дрожит нож для писем. Откуда-то доносится вой Туту.
Фальшивый Аарон поворачивается ко мне, совершенно не удивленный моим перемещением из тела в тело.
– Ну что ж, продолжай, Шарлемань, – говорит он, указывая на ее тело. – Прикончи ее.
Я шагаю вперед. В одной руке у меня до сих пор зажаты монеты для глаз. Кто-то вводит в комнату Туту с веревкой на шее. Его тоже покинули силы, хотя он до сих пор движется. Шерсть посерела, глаза потускнели.
– Займешься сначала ею или собакой? – учтиво спрашивает Фальшивый Аарон.
– Может, собакой?
– Как пожелаешь, – пожимает он плечами.
– Никто ничего не говорил о собаке.
– Ну, ты долго будешь тянуть?
Кто-то протягивает мне веревку, предположив, что я захочу сначала убить животное. Они хотят от меня этого, понимаю я, – эти фигуры, которые одновременно и фантомы прошлого, и плод моего воображения, и призраки древней магии. Все сразу.
Ты и вправду хочешь этого, Мэйв?
Я подхожу к Домохозяйке, не сводя глаз с карты на ее груди. Вот зачем я пришла сюда. Вот почему взяла с собой нож. Чтобы воткнуть его в грудь через карту прямо в сердце. Положить монеты на глаза, убить мелкого бога внутри меня и вернуться к жизни Мэйв Чэмберс. А потом найти способ покончить с «Детьми» без текущей в моих жилах крови мстительной Домохозяйки.
Я сажусь на нее верхом, как сидела на Фальшивом Ро. «Не так уж давно я смотрела на тебя в такой позе». Из ее горла вырывается хриплое дыхание, как будто она задыхается от океана воды внутри себя. Выглядит она точно так же, как и я. Точнее, она – это я. Темные кудри и бледная кожа; скорее девушка, нежели ведьма. Занеси нож, Мэйв. И резко опусти его, проткнув карту. Прямо до самого сердца. Я поднимаю обе руки над головой, крепко сжимая рукоять. Осталось сделать только одно стремительное движение. Один лишь удар.
Собака начинает скулить.
– Не сидеть же нам тут целый день, – раздраженно вздыхает Фиона, впервые за все время подавая голос.
Все в этом мире пытаются повлиять на меня, сбить с курса. Ро, Фиона, Аарон. Единственная, кто этого не сделал, – Лили, до сих пор лежащая наверху в кровати. Так что, теперь они на моей стороне? Они хотят, чтобы я закончила свое дело?
Если я воткну в нее нож, наследие Домохозяйки пропадет. Никто больше не сможет ею воспользоваться. Никому она больше не поможет, в том числе и Уне за океаном. Не будет никакого меха, никакого побега из Ложи в клубах ядовитого дыма. Лили не станет рекой.
– Время идет, Мэйв, – говорит Аарон.
Я провожу кончиком лезвия по карте, прорывая кожу. Из пореза сочится кровь, пропитывая бумагу. Глаза Домохозяйки открываются, и она, мигая, смотрит на меня.
– Ты ведь знаешь, каков мир, – шепчет она. – Неужели ты считаешь, что без меня ему будет лучше?
Нужно ли отвечать ей? Я снова поднимаю нож.
– Не знаю, – наконец отвечаю я.
38
ПРОСЫПАЮСЬ Я В ДОМЕ НУАЛЫ. В ЕЕ ПОСТЕЛИ. В ЕЕ ПИЖАМЕ.
Фиона входит в дом спиной вперед, открывая дверь задницей. Ставит поднос на комод и подпрыгивает, увидев, что я не сплю.
– Ребята! – кричит она, даже не поздоровавшись со мной. – Она проснулась!
– Как долго я была в отключке?
– Часа два.
– Черт.
Она забирается на кровать с улыбкой до ушей.
– Так у тебя получилось? Расскажи, как это было? Было страшно? Кстати, Рене с Нуалой так впечатлены.
– Э-мм…
Мое сознание окутано тяжелым туманом. Все вокруг кажется мне нереальным. Такое ощущение, будто я покинула настоящий мир и очнулась в ненастоящем, хотя разумом понимаю, что было наоборот.
В дверях появляются остальные. Все с облегчением улыбаются. Лили прыгает в кровать рядом со мной, Фиона следует ее примеру, и мы втроем уютно устраиваемся под одеялом, как кошки. Ро садится у моей левой ноги, Рене у правой. Манон занимает стул у комода, а Аарон продолжает стоять в дверном проеме.