39
– МЫ ДОЛЖНЫ ОТДАТЬ ЕЙ ЧТО-НИБУДЬ.
Я заявляю это так громко, что Рене вскакивает с кухонного стула Нуалы. У меня такое чувство, что все говорили обо мне еще до того, как я вошла. Нечто, вроде рассуждения на тему «Ну и что нам теперь с ней делать?» из тех, что ведутся обо мне всю мою жизнь.
– Отдать что?
– Дар, – говорю я. – Подумайте. Всякий раз, когда ее вызывают, люди чего-то хотят. Она подарила нам эти силы. Значит, мы должны чем-то пожертвовать в свою очередь.
Ро отвлекается от нарезки овощей.
– А разве мы и так не отдаем ей кое-что? Тебя?
– Нет, я пойду к ней в любом случае, так надо. Но что, если мы призовем ее, ничего не дав взамен? Может, лучше подарить ей что-то?
– Что именно? – спрашивает Фиона.
– Точно не знаю, – признаюсь я. – Но ведь в этом что-то есть, не так ли? Мне кажется, мы на верном пути. Разве не так, Нуала? Манон?
Манон смотрит на меня так, как будто потеряла дар речи.
– Ну… – тянет Нуала.
– А мы можем это сделать? – спрашивает Фиона.
– Как нам это сделать? – спрашивает Ро.
– Я ведь права? – говорю я взволнованно. – Всякий раз, как я оказываюсь в мире Домохозяйки, люди приносят ей подношения. Например, драгоценности или зайцев. Мертвых зайцев.
– Зайцев? – спрашивает Лили.
– Ну да. Такие тушки. Разделанные. Раньше ведь люди часто охотились на зайцев.
– А, ну да, – кивает Лили. – Значит, идея в том, что если мы дадим Домохозяйке нечто, то она как бы сдружится с тобой.
– Ну да, вроде того, – отвечаю я, медленно кивая. – Я имею в виду, что у нас, возможно, получится вернуть ей репутацию защитницы слабых, а я научусь с ней сосуществовать. И она поможет нам победить «Детей». В первый раз, когда я…
Какое слово здесь использовать? Встретила ее? Стала ею? Испытала ее ощущения? Я начинаю сначала:
– В первый раз она пообещала помочь молодой матери проследить за ее дочерью, которая собиралась переехать в другую страну. Та женщина поднесла ей пару зайцев. Ничего такого необычного. Никаких человеческих жертвоприношений.
Веки Аарона дергаются, и я понимаю, что он вспоминает о той поездке на автобусе в Сан-Франциско, когда проснулся утром и увидел на соседнем сиденье мертвого Мэтью. Тогда они пытались сбежать из тюрьмы, в которую их заключили. Та автобусная поездка привела его к встрече с «Детьми» и к переезду в Килбег.
– Я не хочу убивать Домохозяйку, – говорю я как можно более уверенным тоном. – Я хочу изменить ее. Ну или вернуть ей былые силы и возможности.
– Это безумие, Мэйв, – говорит Нуала, кладя руку мне на плечо.
– Почему? Разве попытка убить ее не такое же безумие?
– Убить – это проще, чем изменить, – говорит Аарон. – Послушай того, кто пытался изменить людей на профессиональном уровне.
Чем больше они спорят со мной, тем больше я убеждаюсь в своей правоте.
– Я не говорила, что это будет легко, – оглядываюсь я по сторонам, ища того, кто мог бы согласиться с тем, что в этой идее есть хоть малейшая доля здравомыслия.
Все думают, что я еще немного не в себе после ритуала, что меня взяла в оборот Домохозяйка. Потом я перевожу взгляд на Лили, которая, прикусив губу, потирает большим пальцем татуировку в виде капли воды – или это слеза? Но смотрит на меня. Определенно смотрит на меня.
– Лил. Ты единственная, кто знает ее так, как я. Что ты думаешь?
Она медлит с ответом.
– А что, мне нравится, – отвечает она наконец. – По крайней мере, этот план нравится мне больше любого другого.
Теперь нас двое. Двое из восьми. Рене барабанит костяшками пальцев по столу.
– Это ненормальный план, – говорит он. – Но я был свидетелем тому, как срабатывали самые безумные планы.
Трое из восьми. Манон пристально изучает своего отца.
– Если ты думаешь, что это возможно, то я не буду возражать.
Четверо. Половина голосов. Фиона нерешительно переводит взгляд с меня на Манон и обратно.
– Фи, – тихо говорю я ей. – Если мне суждено жить с этим вечно, я не против. Мне кажется, именно так я и должна поступить. Я должна вернуть ее так… чтобы это имело смысл, чтобы было по справедливости. Колледжи не для меня. И актрисой я тоже стать не собираюсь. Я хочу помогать людям, вот моя цель в жизни.
Я обращаюсь к Фионе, но понимаю, что говорю это всем. И больше всего самой себе.
– О чем ты, Мэйв? – спрашивает Ро, и я вспоминаю тысячи наших бесед, которые мы вели в «У Брайди», в моей постели, на заднем сиденье автомобиля.
Разговоры о том, как я окончу школу, как поступлю в колледж, чем буду заниматься после колледжа. Ро считает, что у каждого есть свое призвание, что каждый умен и способен по-своему.
– После того как мы расстались, я поехала в клуб, – начинаю я нерешительно. – Там была девушка, и один мужчина хотел изнасиловать ее. Это было ужасно, но я попыталась спасти ее, увести от него. И я поняла, что даже если Дори и «Дети» завтра исчезнут навсегда, то в мире все равно останется много людей, готовых воспользоваться слабостями уязвимых. Я понимаю, что таков мир, что всех не исправишь и всех не спасешь, но… Не знаю. Думаю, я могла бы…
– Значит, ты активистка, – говорит Аарон без всякого сарказма, просто констатируя факт.
– Да, – говорю я.
Уверена ли я в этом? Не знаю. Но это неотъемлемая моя часть. Как и Домохозяйка. Я хочу выяснить, как можно воспользоваться ею, – это важно для меня. Для всех. Чтобы помогать людям.
Фиона грустно улыбается, осознавая, что наши пути расходятся, и опасаясь, что они больше никогда не пересекутся.
– Значит, ты нашла свое призвание, – говорит она со знанием дела, потому что она тоже нашла свое.
– Да, твое призвание, – кивает Ро.
Я через силу ухмыляюсь, потому что мне хочется плакать.
– Получается, что да.
Шесть. Шесть из восьми. Аарон и Нуала склонились над кухонной раковиной; оба они со светлыми волосами, на лицах обоих отражается неодобрение – так что они походят на мать и сына. Объединяет их и еще кое-что: они потеряли близких людей из-за Домохозяйки.
Аарон знает, о чем я думаю; вернее, он знает, что я знаю, о чем он думает.
– Не знаю, смогу ли я в это поверить. Я ведь видел, как Мэтью, понимаете… Не знаю, можно ли изменить то… что изначально пусть и не было злом, но определенно им стало.
– Почему бы и нет? – говорит Ро. – Ты же изменился.
– Ха-ха.
– Я серьезно. Ты хотел разрушить мне жизнь. А если бы у тебя получилось? Если бы девочки не пришли тогда на мое выступление? Если бы наша группа распалась? Если бы я вернулся к роли Рори О’Каллахана, потому что такие люди, как ты, доказали бы невозможность альтернативы?
– Извини, Ро, – тихо говорит Аарон. – Мне и вправду жаль. За тот период моей жизни… Наверное, я никогда не искуплю свою вину. Но мне жаль. Ты должен это знать. Понимаешь?
Ро кивает.
– Да, я знаю. Конечно, я не собираюсь считать тебя своим лучшим другом, но я знаю. Возможно, теперь тебе следует развивать эту веру в других. Понять, что кто-то еще достоин существования. Простить его и довериться ему.
Аарон скрещивает руки перед собой, и следующую фразу адресует полу:
– Ну ладно. Я согласен. Вот, блин.
Я смотрю и понимаю, насколько глубоко люблю их – чуть ли не до щенячьего визга. И эта любовь с каждой минутой только растет, и вряд ли увянет в будущем.
И тут я осознаю, что имею в виду не только лишь Ро. Я имею в виду «их» обоих.
Оба они понимают меня так, как не понимают другие. Рядом с Ро я ощущаю глуповатую легкость, ощущаю доброту и веру, когда мы остаемся наедине. Чистую радость оттого, что мы рядом. «Кава» в ванне. Беседы в машине. Право быть хорошей, плохой, смешной, самой собой. Ро видит во мне целый мир и не сомневается, что я могу сделать все.
А еще есть Аарон, сложный и временами надоедливый, которого порой хочется столкнуть с крыши. Который понимает, каково это – жить с проклятьем. Люблю ли я его? Пожалуй, да. Но люблю ли я его так, как люблю Лили, Фиону, Нуалу? Как люблю Манон, которую я едва знаю по-настоящему, но ради которой готова пойти хоть на край света? Или я люблю его как кого-то другого?
Пока я размышляю над этим, перед глазами мелькает серая тень, похожая на потерянную контактную линзу. Тень Домохозяйки. Я чувствую все это и ничего не делаю. Пусть мысли приходят и уходят. Сейчас в приоритете не мои чувства, а она сама.
– Итак, Мэйв, – заговаривает Нуала, снова наполняя чайник. – Что ты предлагаешь подарить Домохозяйке?
Восемь. Все восемь голосов «за». Я понимаю, что задуманное вполне может осуществиться. Мой план может сработать. Я поднимаю обе руки вверх, как учительница, задающая вопрос всему классу.
– Дети, что дарят домохозяйкам?
Молчание.
– Им дарят дом.
40
– ДОМ, – ПОВТОРЯЕТ ААРОН. – ТВОЙ ДОМ? ТО ЕСТЬ ты имеешь в виду школу?
– Да. Именно это я и имею в виду.
Я думаю о том, как раньше мы планировали ритуалы. Это всегда были просьбы. «Пожалуйста, верни нашу подругу». «Пожалуйста, не дай им осушить Колодец». «Пожалуйста, выйди из моего тела». «Пожалуйста, умри». Но что, если вместо этого сказать: «Вот. Держи. Это для тебя»?
Идея сразу же кажется мне очень эффективной. Как-то в начальной школе, когда мы изучали молитвы, учительница рассказывала нам, что Бог ежедневно выслушивает миллионы молитв с просьбами, но лишь единицы говорят «Спасибо». Помню, тогда мне это показалось очень печальным и в то же время абсолютно неизбежным. Если ты накапливаешь в себе великую силу, то что еще ожидать, кроме просьб о помощи?
– И как нам это сделать? – спрашивает Манон и смотрит на меня в ожидании ответа. – Составить договор о передаче недвижимости?
– Думаю, можно прийти туда, зажечь несколько свечей и просто сказать: «Бери. Это твое».
– И как дом станет ее домом? Она же это ты, а ты – она.
– Я думаю… – я закрываю глаза, наблюдая за тем, как серое пятно ходит туда-сюда, словно маятник. – Думаю, что если у нее появится некое пространство, где она может поступать по-своему, обставлять и украшать его…