набиты древними артефактами. Фиона потеряет роль в «Шабаше». Я уже вижу заголовки статей об очередном безумстве, связанном с Мэйв Чэмберс.
Я думаю о Домохозяйке внутри меня и напоминаю себе, что не стоит бояться. Возможно, мне придется до конца жизни работать с такими людьми: с полицейскими, чиновниками, представителями власти. Если я хочу создать нечто новое, придется сначала создать себе репутацию. Мне стоит поучиться у Нуалы и отчасти у Аарона надевать на себя маску, пробуждающую в публике чувство доверия.
– Да, хорошо. Давайте поговорим, – говорю я, иду к патрульной машине и спокойно сажусь на заднее сиденье.
42
МЕНЯ ОСТАВЛЯЮТ ЖДАТЬ В КОМНАТЕ ДЛЯ ДОПРОСОВ почти час – в крошечном помещении без телефонной связи. Мне кажется, что специально, – они не имеют права отбирать у меня телефон, но, похоже, им этого очень хочется. Я не могу прочитать ничьих мыслей, потому что сижу здесь одна.
Наконец в комнату заходит женщина-полицейский с приветливым лицом.
– Мэйв, я просто хочу узнать, где сейчас находятся твои родители.
– Дома, – отвечаю я чуть взволнованно.
– Они не берут трубку. Ни по одному из номеров, которые ты нам сообщила.
Конечно, не берут. Я же наложила на весь дом заклинание сна, чтобы они не мешали мне разбираться с Домохозяйкой.
– Я могу дать вам телефон сестры. Или Нуалы.
– Нет, нам нужно связаться именно с родителями, – хмурится женщина. – Тебе еще не исполнилось восемнадцать, а это значит, что мы не можем зафиксировать твои показания без согласия твоих родителей.
– Ну ладно, довезите меня до дома, и я их разбужу.
– Мы уже заезжали к твоим родителям. Никого дома нет. Или, по крайней мере, никто не открывает дверь.
– У меня есть ключи, – говорю я, искренне сожалея о наложенном заклинании.
– Боюсь, мы сможем освободить тебя, только передав на попечение родителей. Попробуем связаться с ними утром.
Я пытаюсь собрать воедино разбегающиеся мысли. На что она намекает?
– Вы хотите сказать, что оставите меня на ночь? В тюрьме?
– В полицейском участке, – поправляет она. – И одну, без посторонних. В камере тебе будет вполне комфортно. Можно даже воспользоваться стиральной машиной и все такое.
– Но я не сделала ничего плохого.
– Это просто небольшое недоразумение, – говорит она, собираясь выйти.
И она исчезает.
Я беспокойно расхаживаю по комнатушке. Что происходит? Ночь в полицейском участке?
Кажется, проходит целая вечность. Я настраиваю свой дар, словно оттачивая оружие, готовясь применить его к любому, кто сюда войдет следующим. Наконец заходит полицейский – один из тех, кто приезжал к школе.
В руках у него две кружки с горячим чаем, и он протягивает одну мне. Чай слишком крепкий – вплоть до того, что язык вяжет. Я делаю один глоток и ставлю чашку на стол, вспоминая Хэзер Бэнбери. Вспоминая о том, что бывает, когда тебе предлагают чай посторонние.
– Итак, Мэйв, – начинает он. – Как, должно быть, вам известно, я не могу взять у вас официальные показания до утра. Однако я могу немного объяснить, в чем дело.
– Да, пожалуйста, объясните, в чем дело.
Он откидывается в кресле и изучающе разглядывает меня, словно решая, достаточно ли я взрослая, чтобы осознать информацию, которую он должен мне сообщить. Я быстро понимаю, что это уловка. Он выдерживает драматическую паузу, но когда заговаривает со мной серьезно, как со взрослой, я испытываю благодарность хотя бы за капельку уважения. Наверное, для этого он и заставлял меня ждать так долго.
– Мэйв Чэмберс, вы можете вспомнить, где вы находились двадцать шестого декабря? На следующий день после Рождества?
– Да, – с опаской отвечаю я. – Я была в пабе с сестрой и братом.
– В каком пабе?
– В «Серебряном журавле».
– С Джоанной, старшей сестрой? И с каким братом? У вас их два, не так ли, Мэйв?
Глаза его сверкают от удовольствия, как будто он раскалывает босса мафии, а не запугивает школьницу. Жалкое зрелище, если честно. Я стараюсь сохранять спокойствие.
– Мы там были с Джо и Пэтом. Патриком. Мы посидели немного в «Серебряном журавле», а потом я встретила подруг, с которыми пошла в клуб. Он называется «Скарлет».
– И вы вошли в клуб «Скарлет», выдав себя за Софию Малриди? – спрашивает он, и его глаза снова блестят.
Я киваю и вздыхаю, потому что догадываюсь, к чему все идет.
– Я встретила свою старую школьную подругу Мишель Брин. Она была там с сестрой Софии. Я забыла, как ее зовут.
Я вдруг понимаю, что и в самом деле забыла, как звали ту девочку.
– И она дала мне старое водительское удостоверение Софии.
– Странно, что вы выдавали себя за покойную девушку в ту же ночь, когда… ну, когда вы были там, Мэйв. Когда поступили многочисленные сообщения о странных травмах. Причем сообщали о них лишь парни. Будто у них на теле выступили странные пятна, похожие на признаки животных.
«Меховая ночь».
– Я не выдавала себя за Софию, – говорю я. – Просто воспользовалась ее удостоверением. Я не знала, что она погибла. Да, я понимаю, это странное совпадение, но уверена, что вы и раньше слышали о том, что подростки проходят в клубы по фальшивым документам. Я не первая.
Похоже, я выбрала неправильную тактику. Полицейский хмурится, блеск в его глазах пропадает.
– Вчера к нам приходил один молодой человек. Весьма расстроенный новостями о Софии. Так вот, он утверждал, что встречался с ней в ту ночь.
Сначала я не понимаю, но потом до меня доходит. Лицо у меня краснеет. Тот самый дружелюбный незнакомец, который помог мне на лестнице. Меня отвлекает моя собственная жалость к нему. Бедняга, каково ему было, когда он узнал, что та случайная девочка, которой он помогал, погибла. Затем я понимаю, что, должно быть, у Софии Малриди было немало знакомых, воспринявших новости о ней с ужасом.
– Мы проверили записи камеры наблюдения и увидели, как вы вместе выходили из клуба. Стоит сказать, что он весьма обрадовался, узнав, что девушка, которой он помогал, жива.
– Ну… я тоже рада за него, – говорю я натянутым тоном и вдруг осознаю, что полицейский держит в руках ручку с блокнотом.
– Вы же говорили, что я не могу давать показания без присутствия родителей.
– А это не показания, – отвечает он, улыбаясь. – Это просто небольшие заметки. Итак, если вы до этого совсем не знали ту девушку, то есть сестру погибшей, то почему она дала вам удостоверение?
У меня в памяти вспыхивают сцены из телефильмов. «Все, что вы скажете, может быть использовано против вас в суде».
– У меня есть право на адвоката, – говорю я, пытаясь вспомнить остальное.
– Это не арест.
– Меня здесь удерживают против моей воли. Как это называется?
– Только потому что мы не можем связаться с вашими родителями.
Я понимаю, что так я с этим человеком ничего не добьюсь, поэтому делаю такое выражение лица, как будто собираюсь признаться в чем-то очень важном. Он наклоняется вперед, внимательно присматриваясь к моему лицу, как будто мы собираемся играть в молчанку, и первый нарушивший молчание проиграет. Для меня это идеальная позиция. Пока он молчит, я копаюсь в его сознании. За разрозненными фактами и показаниями случайных свидетелей маячит одно-единственное указание.
«Держать ее как можно дольше. До самого утра. Под любым предлогом».
Я невольно моргаю, а он, кажется, думает, что победил.
Почему? Почему именно этой ночью? Что задумала Дори? Знала ли она о моем плане сотрудничать с Домохозяйкой, и попыталась ли она остановить его?
Одно меня радует. Если Дори действительно боится, что я сойдусь с Домохозяйкой, что я приглашаю ее к себе, значит, я поступаю правильно. Так, как нужно.
Внезапно раздаются крики, вопли, звуки какой-то возни. Полицейский не обращает на них внимания, пытаясь сохранить атмосферу напряжения между нами, но крики становятся громче. Слышатся многочисленные возгласы: «Да пошел ты…», «Это ты пошел» и «Я тебя порежу» с сильным городским акцентом.
– Прошу прощения, я на минутку, – говорит полицейский, вставая со стула.
Я подхожу к маленькому окошку у запертой двери моей комнаты для допросов и вижу массивного парня лет двадцати, которого держат за плечи двое полицейских. На голове у него натянут капюшон худи, но я замечаю некоторые черты лица. Длинный нос, маленький рот, небольшие выступающие зубы. Он ловит мой взгляд и плюет на пол.
Полицейские вывернули ему руки, но он умудряется поднять ногу и пнуть ею одного в живот.
– Это еще что за хрен? – слышится голос допрашивавшего меня полицейского.
– Поймали за взломом машины в городе.
Кем бы ни был этот парень, доставлять проблемы он явно мастер. Слышно, как его тащат по коридору под постоянную ругань. Прижавшись лицом к стеклу, я пытаюсь рассмотреть, куда его повели, но тут ручка двери поворачивается.
Я отпрыгиваю назад, испугавшись, что меня сейчас поймают с поличным, но тут же осознаю, что смотреть в окно на источник шума – это вовсе не преступление.
Дверь открывается и на пороге вырастает Ро. Меня охватывает такое облегчение, что я едва не теряю дар речи. Наконец-то знакомое лицо.
– Идем. Быстрее.
– Но как ты…
Я смотрю в сторону коридора, откуда до сих пор доносятся звуки борьбы.
– Это была Манон?
– О да. Ну ладно, идем сюда, там выход на парковку для персонала. Лучше не видеть, что сейчас происходит в приемной.
Ро хватает меня за руку и тянет за собой по коридору. Я принюхиваюсь.
– Это что, запах дыма?
– Лили устроила небольшой пожар в контейнере для мусора. Теперь все заняты им или Манон.
– Ого.
Вот это мои друзья. Готовые сделать все, что угодно.
Поворот, поворот, еще поворот, и вот мы снаружи. Мы садимся в машину Ро. Руки у меня липкие от пота. Я прижимаюсь лбом к их плечу, пока машина, вздрагивая, пробуждается.
– Ро, я…
– Привет! – подпрыгивает на заднем сиденье Лили, где она, очевидно, пряталась.