Надя решила больше не обращаться к нему за помощью. Он всегда недолюбливал Бориса. Назавтра она сказала, что ей нужна машина, села за руль и отправилась за город, на теткину дачу. Там никого не оказалось. Не было никаких признаков, что тут кто-то жил. Запущенный, молчаливый домик, участок, заросший сорной травой. Настоящие джунгли – даже соседских участков не видно.
Надя прошлась по всему участку, заглянула во все закутки домика, приподняла крышку подпола, включила там свет… Никого и ничего. Для верности она даже спустилась в подпол. Там валялась грязная рабочая одежда, стояла новенькая лопата с комьями присохшей земли на лезвии. На полках – несколько пятилитровых банок с прокисшими помидорами. Когда-то их законсервировала тетя Лиза, но не успела увезти. А потом она стала болеть, не могла выехать из города, и больше никому не было дела до участка. Тетя часто предлагала племяннице с мужем проводить лето на этой даче, работать на земле, а урожай забирать себе. Но Саша наотрез отказался. Тете Лизе он ничего не сказал, зато с женой отвел душу:
– Пахать на этого великовозрастного придурка? Еще чего! Он же постоянно туда является со своими подонками. Ты представляешь, Надя, как он будет над нами издеваться?
В чем-то он был, конечно, прав. Борис часто устраивал на даче шумные сборища. Приезжали его друзья, подружки, жгли костры, готовили какую-то несусветную дрянь – после нее невозможно было отмыть посуду. И куда деваться Наде с мужем, если на дачу заявится эта компания? Ведь дача в общем-то принадлежит Борису. Кому же еще – ведь он единственный сын у матери.
Там, в подполе, на Надю впервые накатил ужас. Не страх, не робость – настоящий ужас. Темный, сумасшедший, лишивший ее остатков мужества. Надя и сама не могла себе объяснить – откуда это взялось, почему накатило? На даче не было абсолютно ничего ужасного. Все, как обычно – обычная мерзость запустения. Она выбралась наверх, прикрыла подпол крышкой и заперла комнату. Ужас отпустил, только когда она вошла на соседский участок.
– Здешние хозяева жили на даче круглый год. Московскую трехкомнатную квартиру они сдали за валюту турку – владельцу ресторана. Старший сын был в армии, младший жил у бабушки в Москве, потому что ему приходилось ходить в школу. Какая там школа в дачном поселке! Он приезжал сюда только на лето. А муж и жена радовались, что так выгодно устроились, копили деньги и мало-помалу становились настоящими хуторянами. Дом у них был двухэтажный. Первый этаж каменный, второй – деревянный. На первом этаже – гараж. На задах дома – загон для индоуток, поросенок в теплом чуланчике. Цветочки высажены скупо – под самой верандой, чтобы не пропадало зря драгоценное место. Участок был вылизан, ухожен, ни одного сантиметра не пропало зря. На соседскую дачу эта пара давно смотрела с вожделением. Вот если бы купить этот участок, никудышный дом сжечь и разметать, выкорчевать старые деревья, переставшие плодоносить уже пару лет назад, да засадить все заново… К тому же они побаивались буйных визитов Бориса. У них уже как-то украли индоутку, и теперь хозяин дачи – Стас – мечтал встретить похитителя и лично с ним разобраться. Но с Надей у них были хорошие отношения, они ее помнили еще по прежним временам, когда она приезжала на дачу с теткой.
– Галя! – крикнула Надя, остановившись у крыльца. – Вы дома?
Вопрос был глупый. Этот дом никогда не оставался пустым. Из-под веранды забрехал рыжий Тузик, и сама Галя немедленно высунулась из кухни, отогнув кружевную занавеску. Увидела Надю, ахнула и быстро-быстро затараторила:
– А я слышу – кто-то приехал, Надюша, привет, ты одна, а твой тоже был один, чего это вы поодиночке мотаетесь, а где Борис, давно не видели, хотя слава богу, чего тут говорить, настоящий бандит, Стае до сих пор за индоутку сердится, такая была жирнющая, взяли бы худую, так нет, как дела, что ты там стоишь, вон тапочки, у нас чисто, заходи!
Надя покорно сменила обувь – даже на веранде каждая доска сияла чистотой. Прошла в кухню. Увидела на огромном, обитом жестью разделочном столе кучи бежево-рыжих валуев, несколько булыжников для груза, укроп, чеснок, пряности… Хозяйка постоянно что-то заготавливала – этот стол служил только для консервирования, больше ни для чего. В огромной кухне было прохладно и светло, недавно вымытый красный плиточный пол дышал свежестью. Галя сорвала с головы косынку, пригладила волосы и снова завелась:
– Будешь чай, кофе, я валуи солю, грибники – дураки, не берут их, потому что грибки нехорошо пахнут, а я их люблю, надо только поварить полчасика, Стае утречком ездил в лес, набрал полный багажник, а если б и я поехала – в машину бы валуи не влезли, но куда я поеду, кто поросенку даст, индоутки стали красавицы, сама увидишь, прямо лопаются, хоть и лето, а ты похудела, бледная, чего на даче не живешь?
– Галь, – Надя невольно заулыбалась. – Я сюда по делу вообще-то. Ты не видела Бориса? Он сюда не приезжал?
– Нет, -неожиданно коротко ответила та. -Тебе чай-кофе, я спросила?
Надя попросила чай и задумалась. Пока Галя возилась у плиты, ставила на стол варенье, печенье, мед, женщина пыталась понять – что такого успела наговорить Галя? Ведь она что-то сказала, еще хотелось ее переспросить, но разве такую оборвешь…
– Чай со смородиновым листом, – Галя сама присела за стол. – Эти валуи меня достали, Стае их третий день привозит, ты бы знала, как их долго мыть…
Она набрала воздуху, чтобы продолжать монолог, но тут Надя вспомнила.
– Галя, а что ты про Сашу говорила? Он тут был? Галя поперхнулась воздухом – не успела завестись недовольно ответила:
– Был.
– Что он тут забыл? – удивилась Надя.
Галя почуяла возможность выговориться и бросилась в атаку:
– Я тоже думаю, чего он приехал, один, во всем городском, и ты тоже на каблуках, в нашу грязь, с ума сошла, а Саша твой приехал, на даче часик-другой покопался и уехал, даже к нам не зашел… Стае еще туда потом сходил, потому что оттуда дым был, костер жгли, Стае пожара боится, но нет – все затушено было. Так и не поздоровались с Сашей.
– Постой, когда это было? – Надя все больше изумлялась.
– Неделю назад, – четко ответила та. Ей можно было верить абсолютно. На память Галя не жаловалась, и кроме того, ненавидела ложь во всех видах, всегда резала правду-матку в глаза. Как это сочеталось в ней с болтливостью и любовью к сплетням – трудно было понять.
– Но ты точно его видела?
– Белая машина – ваша? – уточнила Галя. – Точно. И Сашу я узнала. Участок продавать не будете? Мы бы хоть сейчас купили, серьезно.
Надя задумчиво допила чай, пропуская мимо ушей все, о чем трещала Галя, попрощалась и уехала. В тот же вечер она обратилась к мужу за разъяснениями. Тот воспринял эти расспросы спокойно. Во всяком случае, спокойнее, чем первое упоминание о даче:
– Я что – не имею права туда съездить?
– Имеешь… Но зачем? Что ты там делал?
– Думал, Борька там, – отрезал он.
– Такты неделю назад туда ездил! – воскликнула Надя. – Он тогда только что пропал!
– А я думал, он там, – упрямо повторил Саша. – Хотел поговорить с ним об этой сумасшедшей идее. О закладе. Его там не было, и я уехал.
– Через час? Через два? Что ты там жег?
Саша фыркнул, как-то дернулся, но тут же взял себя в руки, издевательски заявил:
– Картошку пек! Нервы разболтались, решил успокоиться! Галька наболтала? Что за баба, просто сил нет! Стас на нее жаловался, помню… Говорил, что пока жили в Москве – была нормальная женщина. А на даче пообщаться не с кем, особенно зимой. Вот она и отводит душу… Охота тебе было ее слушать?
– Ноя просто удивилась…
– А чему?! Чему?! – он заводился все больше. – Имею я право в одиночестве посидеть на воздухе и съесть две паршивые картошки? Или я уже никаких прав не имею?! Ей до всего дело есть! Как будто они эту дачу уже купили!
– Ну, ладно, ладно, – сдалась Надя. – Бог с ней, с Галей. Но что с Борисом делать? Тетя Лиза уже на пределе. Еще немного – и сердце откажет. В последний раз она так страшно задыхалась…
Саша промолчал. Тетка позвонила племяннице на другой день, с утра, когда Саша уехал на работу, а Надя сидела за своей машинкой и строчила.
– Надя, я не знаю, что делать, – потерянно сказала Елизавета Сергеевна. – В милицию, что ли, заявить?
– Давайте заявим, – на свой страх и риск предложила Надя. Она решила больше не слушать мужа. Он советовал ждать, но сколько можно ждать, когда человек действительно пропал?!
– Ал боюсь заявлять в милицию, – с капризностью старого человека заявила тетка. Вскоре выяснилось, что это был не каприз, а просто страх за сына. Борис принимал наркотики, мог влипнуть в нехорошую историю. Не будет ли хуже, если об этом узнает милиция?
– Но что тогда делать? – засомневалась Надя. – Так-то ждать еще хуже. Куда заявлять? Сами мы его не найдем, уже искали…
Тут тетка ее удивила.
– Надь, говорят, есть такие сыщики, – загадочно сказала она. – Которые работают в частном порядке. Вот бы к такому обратиться?
– Но ему же платить надо будет! – воскликнула Надя. – У вас что – денег стало много, тетя Лиза?
– А у тебя ведь есть, Надюша? – робко поинтересовалась тетка.
Надя испугалась. Даже ради блага тетки, которую она всегда считала за мать, женщина не решилась бы тронуть эти четыре тысячи. Конечно, можно было вспомнить, сколько денег на нее перевела Елизавета Сергеевна, когда Надя осиротела и поступила на ее иждивение. Надины родители погибли в автокатастрофе, когда девочке было девять лет. Тетка оформила опекунство и забрала племянницу к себе. Когда боль немного потеряла свою остроту, Надя поняла, что на новом месте тоже можно быть счастливой. Тетка действительно ее любила. Ее ласковость была не показная, а настоящая. Она никогда не делала различий между Надей и Борисом. Если Борису дарили подарок – дарили и Наде. Если Борис ехал в какой-нибудь турпоход – ехала и Надя. Тетка оплатила все расходы на свадьбу, когда Надя выходила замуж. Тетка в первое время их семейной жизни подкидывала девушке денег, привозила ей дачные заготовки, картошку, кабачки… И Надя отлично понимала, что обязана тетке всем. В частности, тем, что так и не узнала, что такое детдом, что такое нищета… Но эти четыре тысячи… От них слишком многое зависело… И прежде всего – ребенок! Если она потеряет эт