Я подождал, пока они отошли подальше, и крикнул:
– Мы ещё с вами встретимся… Вот я приведу отца…
Эх, жалко, что я не знал его имя, а то бы ославил на всю страну. Везде бы рассказывал, какой он «герой». Размахался руками. Потом я начал представлять себе, как встречу отца, пойду с ним гулять и случайно приведу сюда, а на этой скамейке будут сидеть и чирикать эти двое. Тогда-то он сразу станет повежливее: увидит отца и спрячет свои длинные руки. А я скажу: «Не трогай его, отец, видишь, у него губы дрожат от страха».
Самое главное – найти отца. Это было самое-самое главное. Тогда бы я успокоился, а то сейчас я совсем растерялся. Может быть, если бы я был девчонкой, я бы даже заплакал.
10
Прямо на меня из-за угла выскочила «Волга». Неизвестно, как я очутился на середине улицы. Я прыгнул в сторону, и машина повернула в ту же сторону. А в следующий момент она ударилась крылом о столб. Из машины выскочил шофёр и стал кричать диким голосом, что мне нужно оторвать уши, выпороть ремнём, обзывал дураком. Кричал, что из-за таких, как я, честные люди могут угодить в тюрьму.
Ну что он так кричит, точно я нарочно прыгнул под машину?
Вокруг нас собралась небольшая толпа. Только что во всём переулке не было ни одного человека, а тут, на тебе, уже стояла толпа.
Шофёр влез в машину и завёл мотор, а я потихоньку пошёл дальше. Честно говоря, я не прочь был пуститься бежать, чтобы поскорее скрыться из этого несчастного тупика. Но я боялся, что они тогда подумают, что я струсил.
И вдруг слышу – меня нагоняет машина. А я иду своей дорогой, делаю вид, что всё это ко мне не имеет никакого отношения. Губами шевелю, вроде песенку пою. А машина медленно едет рядом. Шофёр опустил боковое стекло и высунул голову.
– Ну, хватит притворяться! – У него было большое мрачное лицо и громкий голос. – Лучше полюбуйся на свою работёнку.
Я посмотрел: на переднем крыле была сильная вмятина. Краска в этом месте облупилась, и виднелось ржавое железо.
– Три годика проездил без единой аварии, – сказал шофёр. – А теперь влип. На двадцатку ты меня нагрел.
Я молча шёл рядом, от машины ведь не убежишь.
Наконец он отстал от меня, остановился, вылез из машины и стал снова рассматривать вмятину на крыле. А я пошёл дальше.
– Эй, малый! – крикнул шофёр. – Постой!
Я пошёл быстрее. Слышу, он догоняет меня. Тогда я припустил бегом, но не прошло и десяти секунд, как он схватил меня за шиворот.
– Легко ты решил отделаться! – крикнул он. – Я тебе покажу, я тебя проучу!
– Не имеете права! – крикнул я. Это было унизительно, он тащил меня за шиворот, точно я какой-то бандит.
– Ничего, ничего. Сейчас подъедем к твоим родителям, с них я получу денежки. – Он втолкнул меня в машину. – Где живёшь? – спросил он. – И не вздумай врать, а то я сейчас включу счётчик, и мы покатим за твой счёт. Ему понравилась эта идея, и он даже издал звук, что-то вроде смеха. – Ты тогда можешь весь день петлять, а домой меня приведёшь.
– Я живу не в Москве, – сказал я.
– А где же?
– На целине, в Алтайском крае.
– Ври, ври, да не завирай. Ишь, хитрая бестия, как ловко вывернулся. На патриотизме хочешь сыграть: целинник, хлебопашец, наш кормилец, мол, придётся тебе, дорогой дядя, меня простить.
– Честное слово, – сказал я. – Честное пионерское под салютом.
– Под салютом, говоришь? А что же ты делаешь в Москве, с кем ты приехал?
– Я проездом, еду в Артек.
– В Артек?
– Да. Знаете? Всесоюзный пионерский лагерь Артек.
– Я-то знаю, – ответил он. – Что же, ты едешь в Артек один?
– Нет, у нас целый отряд. И вожатая Наташа. Уезжаем в десять часов вечера, – сказал я. – А сейчас иду по личным делам.
Мы помолчали.
– Да, выходит, все же ты нагрел меня на двадцатку.
– У меня только три рубля. – Я вытащил три рубля и показал ему.
– Ну что ж, давай твои три рубля. – Он взял у меня деньги и положил в карман. – А теперь вываливайся и считай, что легко отделался.
Я открыл дверцу машины, взял вазу и вылез. Что теперь делать, неизвестно. Денег ни копейки, а мне надо доехать до новой квартиры отца, а потом добраться до Курского вокзала.
Нечего сказать, распорядился я деньгами: два рубля вбухал в вазу, а три рубля забрал шофёр. А ещё директор школы говорил: «Счастливый Щеглов!» Со стороны все счастливые. А где он, этот счастливый Щеглов, что-то его не видно. Может быть, наш директор счастливее меня, хотя он и оторвался от народа. Ему что, научится запоминать фамилии, и дело в шляпе. А мне теперь просто неизвестно, что делать.
Не успел я дойти до конца переулка, как шофёр снова догнал меня.
– Эй, путешественник, как там тебя? – крикнул он.
– Севка.
– Ну, так вот, Севка, три рубля маловато. У меня семья, детишки, им на лето надо дачу снимать.
– У меня больше нет. – Видно, он был здоровый жадюга. Ну конечно, я виноват, но я ему честно сказал, что у меня нет больше денег, а он не верит. – Вот только эта ваза. – Я показал ему на вазу.
– Ваза ничего. – Он посмотрел на моих петухов. Взял в руки и повертел: сначала на одного петуха посмотрел, потом на другого. – Для ребятишек ничего.
– Я не могу вам её отдать, – сказал я. – Везу в подарок одному человеку. – Взял вазу за край и потянул к себе. Он всё ещё не выпускал её из рук.
– Какому человеку? – спросил он.
– Чужому, просили передать, – ответил я.
Не хватало только, чтобы я приехал к отцу на этой разбитой машине.
– Вот что. – Он выпустил вазу из рук. – Садись-ка в машину. Поедем в гараж, там ты всё чин чином расскажешь нашему завгару, и он – официальное письмецо твоим родителям. А они нам – денежки.
– Пожалуйста, – сказал я. – Готов поехать к вашему завгару. Мне только надо выйти на углу, чтобы взять адрес в справочном.
Шофёр подозрительно посмотрел на меня, но на углу остановился.
– Вазу оставь, – сказал он.
Я ничего ему не ответил, раз он так унижается и трясётся из-за этих несчастных денег. Если бы у меня сейчас были деньги, к примеру сто рублей, я бы ему сразу отдал. Я бы ему тысячу рублей отдал, пусть радуется. И я стал думать, как я заработаю много-много денег и всё буду присылать, присылать ему эти деньги, пока он сам не откажется от них.
Подошёл к справочному и постучал в окошко.
– Вот твоя справка, – сказала женщина из справочного. У неё в руке была полоска бумаги. – Плати пять копеек.
Это для меня было как взрыв атомной бомбы. Она держала в руках тоненькую, почти папиросную бумажку с адресом моего отца, но я не мог её получить. У меня не было пяти копеек. Какие-то несчастные пять копеек, одна круглая монета, а где её взять?
– У меня нет денег, – сказал я.
– А зачем жы ты заказывал справку? – спросила она.
Я мог бы ей сказать, что у меня были деньги, когда я заказывал справку, а за эти двадцать минут я остался без денег. Мог бы рассказать про шофёра и про свои три рубля, но мне надоело унижаться и просить. Я стоял и молчал, понимал, что она сейчас разорвёт мою справку, а всё равно молчал.
– Возьми, – сказала она и протянула справку. – На проспект Вернадского надо ехать на метро до станции «Университет».
…На бумажке было написано: «Щеглов Михаил Иванович, 1930 года, проспект Вернадского, 16, подъезд 8, кв. 185». Я спрятал бумажку с адресом и вернулся в машину. Там уже сидел какой-то мужчина.
– Теряю из-за тебя время, – сказал шофёр.
Он крутнул ручку счётчика, машина тронулась, на счётчике стали быстро меняться цифры.
Все молчали. Я видел в шофёрское зеркальце лицо мужчины. Он надел большие роговые очки, достал из толстого портфеля газету и стал читать.
– Придётся ехать переулками, – сказал шофёр. – А то милиционер может задержать за аварийный вид. Всё из-за этого героя.
Мужчина оторвался от газеты. Теперь я увидел, что он читал газету «Советский спорт».
– Приехали, – сказал он. – Вот, вот около этого подъезда. – Ему трудно было выходить из машины. – А этого героя ремешком бы, ремешком.
Шофёр посчитал мелочь, которую ему уплатил этот пассажир, и сказал:
– Солидный человек. А то другой жмётся, считает, считает, копейка в копейку платит. А я думаю так: раз нет лишних денег, нечего лезть в такси.
– Это до революции воспитывали ремешком, – сказал я. И подумал: «Да, хорош ты гусь. Шерстнёв таких презирает».
Я теперь совсем почему-то перестал его бояться.
– Поехали, что ли, в ваш гараж, – сказал я. – У меня своих дел полно.
– Не хочется порожняком, – ответил он. – Может быть, подхватим какого-нибудь «чижика». А насчёт воспитания ремешком ты, пожалуй, прав. Нехороший этот метод, неправильный. У меня два сына, двойняшки; я их пальцем ни-ни. Убеждением действую.
Я промолчал, не хотелось с ним разговаривать.
– Свободно? – Перед машиной стоял высокий, худой мужчина. – Отвезёте на Сокол?
Он сел в машину и с интересом посмотрел на меня.
– Сынок? – спросил он.
– Какой там сынок! Этот парень меня наколол на двадцатку, – сказал шофёр. – Видели вмятину на левом крыле? Он виновник аварии. В гараж его везу, а там письмо напишут родителям, чтобы деньги прислали за аварию.
– А ты, парень, издалека? – спросил мужчина.
– С Алтая, – ответил я. – Мы в совхозе живём.
– Далековато. А родители в совхозе работают?
– Мать – зоотехник.
– А отец?
Я промолчал.
– А отец? – снова спросил он.
– Мы вдвоём живём, – ответил я.
Шофёр скосил на меня глаза, он первый раз скосил на меня глаза. До этого он не смотрел в мою сторону.
– Эх, отцы, отцы! – сказал мужчина. – Понятно, понятно.
Шофёр снова покосился.
– «Понятно, понятно»! – сказал шофёр со злостью. – Лучше скажите, где остановить машину.
– Вот здесь остановите, – сказал мужчина. Он вышел из машины. – Прошу на меня не кричать.
– Давай, давай шагай! – сказал шофёр.
Мужчина ушёл, а шофёр ещё долго что-то недовольно бубнил себе под нос.