– Не он, – сказал Серёжка. – Это студент, на новеньком чешском мотороллере. Называется «Чезета». Машинка – высший класс. Папочка купил.
– Неплохо устроился, – сказал я.
– Ерунда, – ответил Серёжка. – Так каждый может, на чужие денежки. Ты думаешь, если бы мне купили мотороллер и цветную рубашку, как у него, то я бы не смог форсить? Форсить каждый может. Но мне лично противно, когда форсят.
Я промолчал. Что говорить, и так всё ясно.
Снова во двор въехал человек на мотоцикле. У этого был большой, мощный мотоцикл, а на глазах квадратные тёмные очки; из-за них нельзя было рассмотреть лица мотоциклиста. Он проехал мимо нас и даже посмотрел в нашу сторону. Я подумал, что сейчас он остановит мотоцикл, и снова почувствовал, что не могу произнести ни слова.
– Тоже не он, – сказал Серёжка. – Это лётчик. Служит в гражданской авиации. Второй пилот на «Ту-124». Неплохой парень, только всегда торопится. А мотоцикл – сила! На малых оборотах тянет без звука. Два цилиндра. На нём можно рекорд скорости поставить.
– А сколько же у вас мотоциклов? – спросил я.
– Двенадцать, – сказал Серёжка. – Студент – раз, лётчик – два, рыжий – три, шофёр-таксист – четыре, инженер – пять, парашютистка шесть… – И тут Серёжка закричал: – Дядя Миша! Дядя Миша!
12
По двору ехал человек на мотоцикле. Он был в маленькой кепке, сдвинутой на лоб. Я его сразу узнал, я бы его узнал среди тысячи людей, среди десяти тысяч и даже среди миллиона. И мотоцикл я сразу узнал. Вдруг вспомнил, как мы на этом мотоцикле ездили по степи втроём: я, мама и он.
У него тогда была точно такая же кепочка, и у меня была такая же кепочка. Её мне сшила мама и надела мне так же, как носил он. «Правильно, – сказал тогда он. – Правильно носишь кепку».
– Побежали! – закричал Серёжка.
Он проехал мимо нас и помахал Серёжке рукой.
– Постой, – сказал я.
– Ну чего же ты, а то он уйдёт!
– Понимаешь… – Я был не из тех, кто с первого раза выкладывает свои секреты, но сейчас у меня другого выхода не было. – Ты умеешь хранить тайну?
– Могила! Можешь на меня положиться.
Серёжка готов был подождать. А я не знал, с чего начать.
– Ну, – не вытерпел Серёжка.
– В общем, ты не говори ему, что я его жду. Понял?
– Не очень, – сказал Серёжка. – Сам ждал, говорил: нужен, а теперь не говорить. Пожалуйста, не буду. – Он ждал, что я ещё скажу. – Это и вся тайна?
– Нет, не вся, – ответил я. – Мне надо с ним поговорить, но чтобы он не догадался, откуда я приехал и как меня зовут. Понял?
– Понял, – кивнул Серёжка. – Пошли, а то он уйдёт.
– Пошли, – сказал я.
Мы вышли на асфальтированную дорожку, и Серёжка покатил на самокате. Я бежал рядом. Вазу с петухами я держал сбоку, чтобы её не было видно.
Мы подбежали к нему.
– Ну, как работает старик? – спросил Серёжка и похлопал по бензобаку мотоцикла.
– Работает, – ответил он.
– А как работает? – Серёжка изо всех сил старался поддержать разговор.
Он ничего не ответил. Сидел перед мотоциклом на корточках и молчал. Меня он не видел. А я был совсем рядом, стоило мне протянуть руку, и я бы дотронулся до его плеча.
Я бы мог ему сказать: «Хватит копаться с этой старой посудиной». А он бы мне ответил: «А тебе какое дело?» А я бы ему: «Значит, есть какое-то дело». Он бы посмотрел на меня… и произошло бы что-нибудь необыкновенное. Он завёл бы мотоцикл, посадил меня сзади, и мы бы куда-нибудь покатили, где никого-никого нет. Мы бы покатили в самое укромное место в Москве. А у Серёжки рот открылся бы от удивления…
Стоило мне только дотронуться до его плеча, только протянуть руку и шевельнуть пальцем. Ну чего я стоял как чурбан? Столько лет об этом мечтал, столько пережил из-за этого, а теперь стоял перед ним и молчал.
А он продолжал возиться с мотоциклом, и мускулы ходуном ходили под его рубашкой. И руки у него были в масле, совсем как у Фёдорова. Но вот он выпрямился. Ему надо было, видно, подойти к мотоциклу с другой стороны. А мы стояли у него на дороге.
– Идите, ребята, идите, нечего болтаться под ногами, – сказал он. – Не до вас.
Мы с Серёжкой отошли и смотрели на него издали. В конце концов, почему он должен с нами разговаривать? Нет у него для этого свободного времени. Может быть, он торопится на собрание или у него срочное задание по работе, а здесь ещё мотоцикл барахлит. Голос его мне понравился: низкий такой и слова чуть-чуть растягивает.
Наконец он бросил возиться с мотоциклом и пошёл к подъезду. Прошёл мимо нас и посмотрел в мою сторону. Так, скользнул глазами, даже петухи на вазе его не удивили. А меня он просто не узнал.
Вот что происходит с отцами, когда они уезжают из дому! Рядом с ним стоит его сын, а он и в ус не дует. Точно это не его сын, который носит одну с ним фамилию, и до сих пор помнит его голос, и узнал бы его среди миллионов людей. А этот отец преспокойно проходит мимо и скрывается в подъезде.
Неизвестно, что теперь делать дальше. На вокзале, вероятно, паника уже идёт вовсю. И ещё эта ваза с петухами все руки оттянула. Подарить её Серёжке и уехать? Или лучше написать записку, положить в вазу и попросить Серёжку передать отцу? Но мне бы с ним поговорить, хотя бы несколько слов сказать, чтобы он знал, что я – это я.
– Не очень-то разговорчивый, – сказал я. – А мне про него рассказывали, что он любит поболтать.
– У него по настроению, то начнёт говорить – не остановишь, – сказал Серёжка, – а то: «Привет, спешу, брат, спешу», – и всё. Но на мотоцикле меня два раза прокатил, и вот самокат тоже он починил.
Мы помолчали.
– Ну, что теперь будешь делать? – спросил Серёжка.
– Не знаю. На вокзале паника, вероятно, страшная. В общем, мне на это наплевать, но Наташу жалко. Это наша вожатая – мировой человек. Она из-за всего переживает, всё принимает близко к сердцу. Представляешь, ей меня доверили, а я сбежал.
– А зачем же ты сбежал? – спросил Серёжка.
– Чрезвычайные дела, – сказал я. – Если бы я ей всё рассказал, то она бы меня простила.
– Всё не расскажешь, – сказал Серёжка.
– Вот именно, – согласился я. – А дома ты у него бывал?
– Нет, – ответил Серёжка.
– Понимаешь, нужно мне сказать ему одну важную вещь, – сказал я. Привет передать. А я почему-то не смог…
– Он теперь, может быть, до утра из дома не выйдет. – Серёжа помолчал, посмотрел на меня. – А ты этих петухов, значит, не ему привёз?
Ведь я ему уже говорил про этих петухов, что привёз их другому человеку, а он снова спросил.
– Нет, не ему, – сказал я.
– Тогда придётся ждать до утра, – сказал Серёжка.
– Хорошенькое дело! – ответил я. – У меня всего времени час или два.
– Надо что-нибудь придумать, – сказал Серёжка.
– Надо, – согласился я.
– Вон его окно, – показал Серёжка, – на пятом этаже. Открытое… Первое справа. Видишь?
– Вижу.
– Придумал, придумал! – закричал Серёжка. – Бросим ему в окно небольшой камешек, он выглянет, ну, а мы ему что-нибудь крикнем.
– А если мы не попадём? – сказал я. – Выбьем соседнее окно?
– Да. – Серёжка вздохнул. – Тогда нам крышка. Здесь домоуправ жестокий. Он нас в милицию отведёт за милую душу. В детскую комнату. А там женщина работает, лейтенант милиции, как начнёт воспитывать, не обрадуешься.
13
Стало вечереть. Мы сели на скамейку, а между нами стояла ваза. На меня в упор смотрел жёлтый глаз чёрного петуха. Серёжка посмотрел на своего петуха.
– Севка, – сказал он, – а у твоего петуха какой глаз?
– Жёлтый, – ответил я.
– А у меня чёрный… Бабка моя сейчас, вероятно, уже ругается, что ужинать не иду.
– А ты иди, – сказал я. – Я, например, совсем есть не хочу.
– И я не хочу. – Серёжка вздохнул. – Придётся идти к Софке, она сразу что-нибудь придумает. Она самая умная в нашем классе. Даже иногда обидно бывает: сидишь, мучаешься над задачкой. А она придёт, раз-два – и решила. Мать говорит: Софка способная девочка, а по-моему, просто везучка.
Я промолчал.
– Ты что, вообще против девчонок?
– Вообще против. Обидчивые они. Я одну назвал «дохлая принцесса», так потом меня на сборе отряда разбирали. Шуток не понимают.
– Я тоже вообще-то против, – сказал Серёжка. – Но что же делать? Без Софки не обойдёшься. Она хитрая и ловкая. Думаешь, катал меня дядя Миша на мотоцикле? Нет. А Софку катал. Думаешь, он починил бы мне самокат? Никогда в жизни. Ты же видел: «Привет, брат, привет, спешу, дела». А Софка его попросила, и он починил. Слова она особенные знает, хотя можно сказать, что из её разговора ничего нельзя толком понять. Она не выговаривает две основные буквы алфавита: «л» и «р». Она вместо «ложка» говорит «вожка».
– Ну, раз так, – сказал я, – пошли к твоей Софке.
Мне теперь всё равно было, куда идти, так у меня было тяжело на душе. Может быть, на самом деле эта хитрая Софка что-нибудь придумает.
– Она живёт на втором этаже.
Мы подошли к Софкиным окнам, и Серёжка несколько раз коротко свистнул, но в окне никто не появился. Он ещё раз свистнул.
– Видал? – Он кивнул на Софкины окна. – Нарочно не подходит. Характер у неё ой-ой! Бабушка говорит, на такой женишься, будешь ходить в струнку.
Я стоял рядом и размахивал вазой. Передо мной появлялся то жёлтый, то чёрный петух, точно они гонялись друг за другом.
– Смотри разобьёшь! – сказал Серёжка.
– Я не разобью.
– Пошли! – крикнул Серёжка.
Это была хитрость. Стоило нам сделать три шага, как Софка тут же высунула голову и крикнула:
– Эй, Сегёжка, чего свистишь под окнами! Я читаю книжку, а ты свистишь.
– Ну и читай свою книжку.
– А чего же ты свистев?
– Дело есть, – сказал Серёжка.
– Ну? – сказала Софка.
– Я не собираюсь орать на весь двор, – ответил Серёжка.
– А ты губами, – сказала Софка. – Я пойму.
– А может, спустишься? – попросил Серёжка.
– Нет, ты губами, – сказала Софка. – А то не пойду.