– Я вчера видела… – снова закричала Зинка.
– Ну и орешь, перепонки лопнут, – сказал я. – Говори быстрее, кого видела?
– Нашего уважаемого вожатого, – сказала Зинка.
Я даже обалдел от радости.
– Ну и что? – спросил я. – У него стал короче нос?
– Он был с девушкой. Вот, – сказала Зинка. – Иду. Смотрю, впереди Капустин. Я уже хотела его окликнуть, потом смотрю, что за чудеса: он ведет под ручку девушку. – Зинка показала, как Капустин вел девушку.
– Капустин?! – засмеялся Рябов. – Ребята, представляете, Капустин!… – Он вскочил и стал прохаживаться по классу, изображая Капустина: ссутулился и стал загребать ногами.
Все ребята засмеялись, и я тоже засмеялся. Смешно Рябов показывал Капустина.
– Ничего смешного, – сказала Тошка и посмотрела на меня.
Честное слово, она посмотрела на меня впервые с тех пор, как я рассказывал небылицы про ее отца.
– Конечно, ничего смешного, – выскочил я.
Иван начал хохотать, прямо давился от смеха, и «остряк» Рябов натуженно хохотал, и другие представители сильного пола тоже начали дрыгать ногами.
– Девочки, эти мальчишки ничего не понимают, – сказала Зинка. – Значит, когда я их увидела, перебежала на противоположную сторону, обогнала, стою жду… Девочки… – Зинка закатила глаза. – Девочки… Она необыкновенная. Туфли – во! Двенадцать сантиметров. Разумеется, шпильки. Чулки черные. Представляете, девочки? Черные-пречерные. А юбка красная, и в складку, в складку…
– Ну и умора, – сказал Иван. – Попугай. «Юбка красная, чулки черные»! – передразнил Иван Зинку.
– Не вижу никакой уморы, – ответила Зинка. – Девочки, а он смотрит на нее, смотрит, совсем близко от меня прошел и не заметил. По-моему, он просто влюбился…
– «Влюбился»! – сказал Иван. – Чтобы Капустин влюбился, никогда не поверю.
– Просто смешно, – подхватил его подпевала Рябов. – В наше время можно придумать что-нибудь поинтереснее.
– Ах, вот как!… – Глаза у Зинки стали узкие-узкие. – В наше время можно придумать что-нибудь поинтереснее… – Она подошла к Ивану. – А мне, например, одна девочка говорила, что снится тебе по ночам. Отчего это?
Кто-то хихикнул, а потом в классе стало тихо-тихо. Все уставились на Ивана.
– Это мне кто-то снится по ночам? – переспросил Иван.
Он встал и медленно, нехотя подошел к Зинке.
Я-то все эти приемчики знаю. Сейчас он спрячет руки в карманы. Ох эти спасительные карманы! И тут же Иван спрятал руки в карманы. Он как-то согнулся и стал ниже ростом.
– Значит, тебе рассказали, что мне кто-то снится по ночам? – сказал Иван.
– Тебе, – ответила Зинка.
– Ах, мне! – почти крикнул Иван.
И тут дверь открылась, и на пороге класса появилась Ленка. Она стояла и размахивала своей сумкой на ремне. А все смотрели на нее.
– Чего это вы все уставились на меня? – спросила она.
– Иван! – крикнул я. Испугался за Ленку и забыл, что я с ним не разговариваю.
Но было уже поздно. Иван подошел к Ленке и громко-громко, на весь класс, так, что было слышно в каждом уголке, сказал:
– Интересно, интересно, – Иван оглянулся и растянул губы в улыбочку, – кто снится мне по ночам, уж не ты ли?
Вот это была тишина. Вот это была сценка.
– Не понимаю, – сказала Ленка. – Что с тобой?
– Она не понимает, – заорал Иван, – она не понимает! – Он орал и размахивал руками.
А мне стало противно на него смотреть, подчистую Ленку предал. Я подошел к нему и сказал:
– Эй, братец-кролик, у нас такое не полагается. Понял?
– А тебе какое дело? – Он стал наступать на меня, он хотел за счет меня выскочить из скандала.
Пускай. Это все же лучше, чем то, что он налетает на Ленку.
– А тебе какое дело? Благородный Дон Жуан…
Он думал, что все захихикают на эти его остроумные слова, но никто его не поддержал. Даже Рябов.
А Ленка повернулась и выскочила из класса.
24
Весь день я звонил Ленке, хотел позвать ее к Эфэф. Я уже придумал, что расскажу ей, какой Эфэф мировой человек в домашней обстановке, но она упорно не подходила к телефону. Какая-то женщина отвечала, что ее нет дома. Тогда я позвал ее голосом девчонки, а то она, может быть, думает, что ей Иван звонит, и поэтому не подходит. Но она и на голос девчонки не подошла: не желала ни с кем разговаривать.
Кто-то позвонил в дверь. Звонок был необычный, чужой. Я открыл и обалдел. Передо мной в расстегнутом пальто, из-под которого виднелась голубая кофточка, стояла Тошка. Я так испугался, что просто захлопнул дверь, захлопнул и стою как дурак. Но она позвонила еще раз. К этому времени я немного опомнился и открыл дверь.
– Ты не думай, что я с ним заодно, – сказала она.
– А я не думаю, – промямлил я и для чего-то стал болтать дверью, точно снова ее хотел захлопнуть.
– Нет, думаешь. Я вижу по твоим глазам, – сказала она.
– Честное слово, не думаю, – ответил я и так сильно болтнул дверью, что она снова захлопнулась.
От страха, что Тошка убежит, я никак не мог открыть замок. Просто разучился. Наконец я открыл дверь. Тошка стояла в стороне, облокотившись на перила.
– Не думаешь, – сказала она, – а сам закрываешь двери.
– Это… это случайно. Они сами…
– Автоматические, что ли? Конечно, ты думаешь, что я с ним заодно.
Я промолчал.
– Ага, ты сознался, – закричала она, – но я тебе докажу! Я тебе докажу! Одевайся.
Я послушно оделся, и мы побежали. Мы бежали молча, как марафонцы, до самого их дома, проскочили мимо лифтерши, и Тошка открыла своими ключами двери в квартиру.
Потом мы, как были, в пальто, вошли в комнату Ивана. Он сидел за своим письменным столом под фотографиями своего знаменитого отца и что-то там читал. Видно, учил уроки, чтобы получить завтра очередные пятерки. А я думал, что он сейчас где-нибудь вьется около Ленкиного дома. Он повернулся к нам и стал ждать, что будет дальше.
– Так ты считаешь, что поступил правильно? – крикнула Тошка.
Мне стало ясно, что она продолжает прерванный разговор.
– Привела свидетеля? – сказал Иван. – А мне вот не хочется больше с вами разговаривать. – Он повернулся к нам спиной и взял книгу, чтобы продолжить чтение.
И тогда Тошка подскочила к столу, над которым висели фотографии ее отца, схватила одну из них и со всего маха бросила на пол.
– Ты что? – заорал Иван. – Ты что?!
Тошка схватила еще одну фотографию и хотела ее треснуть об пол, но дверь в комнату неожиданно открылась, и вошел сам знаменитый летчик. А его портрет, разбитый вдребезги, валялся на полу.
Сначала я не понял, что это он. В этом человеке я узнал шофера, которого мы вместе с Эфэф встретили на улице. Он еще тогда говорил ему: «Милый мой…» Так вот, оказывается, вместе с кем Эфэф испытывал свои самолеты!
– Он эти фотографии не ради тебя вывешивает, – крикнула Тошка, – а ради себя, он все делает ради себя!…
Кулаков-старший молча посмотрел на меня, и я так же молча вышел из комнаты.
25
Тошка позвонила мне через час…
Был дождь, и мы ездили на метро. От станции к станции. Ездили, ездили и почти не разговаривали, а потом я рассказал Тошке, чтобы как-то ее отвлечь, про Михаила Николаевича и Верочку Полякову.
– Пойдем к ним, – сказала она. – Может быть, Полякову уже привезли из больницы. Пойдем и спросим: «Вам нужна наша помощь?» А вдруг они скажут, что нужна.
Мы вышли из метро и пошли к этому несчастному дому, хлюпали по лужам, не разбирая дороги, но когда пришли, то оказалось, что дом пуст. Мы побродили по комнатам, заброшенным и неуютным, с оборванными проводами, и у Тошки настроение совсем испортилось. По-моему, она все время думала об Иване.
– Мой дед расстроится, – сказал я, – когда узнает, что этот дом сносят.
– Жалко, что мы теперь никогда не увидим ни твоего Михаила Николаевича, – сказала Тошка, – ни этой Верочки Поляковой.
– Жалко, – ответил я.
Когда мы вышли во двор, Тошка решила позвонить домой. Она вошла в автомат, а я прогуливался рядом, поджидая ее.
В глубине двора гуляла Надя со своим Китом. Я помахал ей рукой: салют, мол, салют собаководам.
– Кит, за мной, – приказала Надя и направилась в мою сторону.
Она подошла ко мне и остановилась.
– Как живешь? – спросил я.
– Ничего, – ответила Надя. – Живу понемногу.
– Дрессируешь Кита?
Кит услышал свое имя и задрал голову. У него были маленькие черные глаза под лохматыми бровями.
– Не особенно, он плохо поддается воспитанию. – По-моему, она о чем-то хотела меня спросить, но не решалась. – А вы кого-нибудь ждете?
– Жду одного товарища, – и покосился на автоматную будку.
Тошка стояла ко мне спиной.
– А вы любите собак? – спросила Надя.
– Люблю, – ответил я.
– А в нашей квартире живет один гражданин, который заявил, что не позволит моему Киту жить у нас, – сказала Надя. – Хотя Кит тихий-тихий. А он говорит, что не выносит собак, потому что они все рано или поздно начинают кусаться. Вот поэтому Кит ходит дома в наморднике.
– Странный гражданин, – сказал я.
– Странный, – охотно согласилась Надя.
– А теперь он заявил, что из-за Кита у нас в квартире пахнет псиной, что у нас не квартира, а псарня, – сказала Надя. – И требует, чтобы я вообще не держала Кита дома. А вы понюхайте, понюхайте. – Надя подняла Кита на руки, чтобы я понюхал и убедился, что ее собака не пахнет псиной. У Кита была мягкая, нежная шерсть. – Ну что, пахнет, вы честно скажите, пахнет?
– Нет, – сказал я. – Совсем не пахнет.
– Вот вы понимаете, – сказала Надя, – а он не понимает. – И вдруг попросила: – Зайдите к нам поговорить с этим гражданином.
В это время Кит увидел кошку и обнаружил дикую сноровку и скорость. Он бешеным клубком полетел за кошкой, и следом за ним, тоже на высшей скорости, полетела его хозяйка.
Тошка вышла из автомата. Она шла, откинув голову, и чему-то улыбалась, – значит, настроение у нее изменилось к лучшему. Она потряхивала своими рыжими волосами и сверкала своей голубой кофточкой.