Но не думаю, что она хочет того же. А я не хочу рассказывать обо всем, что узнал, если ей это неинтересно. И я пишу ответ:
Это были трудные два дня. И видимо, не только для меня одного. Хоть мне и тяжело это сознавать. А
До полуночи еще несколько часов, но она не находит времени на ответ.
День 6030
Я просыпаюсь в чьих-то объятиях, от Рианнон меня отделяют всего лишь два города.
Стараюсь не разбудить девушку, которая обнимает меня. Невесомые желтые волосы падают ей на глаза. Спиной чувствую биение ее сердца. Ее зовут Амелия, и этой ночью она пробралась через окно, чтобы побыть со мной.
Меня зовут Зара; или, по крайней мере, такое имя выбрала себе девушка, в теле которой я проснулся сегодня. При рождении ее назвали Клементиной, и лет до десяти ей это нравилось. Потом она начала экспериментировать: имя Зара подошло как нельзя лучше. Ее любимой буквой всегда была «З», а счастливым числом – «9».
Амелия начинает ворочаться под простынями.
– Который час? – слабым голосом спрашивает она.
– Семь, – отвечаю я.
Вместо того чтобы подниматься, она прижимается ко мне.
– Не сходишь на разведку проверить, где там твоя мама? Не хотелось бы выбираться тем же путем. С утра у меня координация гораздо хуже, чем ночью, к тому же мне всегда приятнее идти к девушке на свидание, чем возвращаться с него.
– Хорошо, схожу, – говорю я, и она благодарно целует меня в голое плечо.
Когда отношения двоих полны нежности, то нежностью наполняется все пространство вокруг них, и даже само время становится к ним нежнее. Я вылезаю из кровати, чтобы облачиться в просторную рубашку, и мне кажется, будто все вокруг излучает счастье. Все, что происходило в комнате этой ночью, никуда не исчезло. Я проснулся и окунулся в прекрасную ауру, которую создали эти две девушки.
Прохожу на цыпочках в коридор и прислушиваюсь у двери в комнату матери. Из комнаты доносится только сонное дыхание: мы в безопасности. Когда я возвращаюсь к себе, Амелия все еще в постели. Простыня откинута, и я вижу ее всю, в майке и трусиках. Наверное, Зара не упустила бы момент забраться к ней под бочок, но я не могу.
– Она спит, – докладываю я.
– Значит, можем спокойно принять душ?
– Думаю, да.
– Ты пойдешь первой, после меня или пойдем вместе?
– Можешь идти первой.
Она вылезает из постели и по пути в ванную останавливается, чтобы поцеловать меня. Ее руки проникают мне под рубашку, я не возражаю. Напротив, я слегка завожусь.
– Ты уверена? – спрашивает она.
– Иди первой, – снова повторяю я.
Но лишь только она выходит из комнаты, мне ее уже не хватает; именно так чувствовала бы Зара.
Я хотел бы, чтобы на ее месте была Рианнон.
Амелия выскальзывает из дома, пока я еще в душе. А двадцать минут спустя возвращается и ждет меня у двери, чтобы подвезти до школы. Моя мать уже встала и зашла в кухню. Завидев подъезжающую Амелию, она улыбается. Интересно, как много она знает.
В школе большую часть времени мы проводим вместе, но не стараемся уединиться. Скорее наоборот: мы вовлекаем наших друзей в орбиту наших с ней отношений. Мы живем как личности. Мы живем как пара. Мы живем как части троек, четверок и так далее. И кажется, что так правильно.
Я не могу не думать о Рианнон. Я помню, как она сказала, что никогда не сможет познакомить меня со своими друзьями. Что никто, кроме нее, никогда не узнает о моем существовании. И то, что есть между нами, навсегда останется только между нами.
Я начинаю понимать, что это значит и как это было бы печально.
Я уже проникаюсь этим чувством, а ведь ничего еще даже не случилось.
Седьмым уроком у Амелии самостоятельные занятия в библиотеке, а у меня – гимнастика. Когда мы встречаемся, она показывает книги, которые взяла для меня, потому что ей кажется, что они мне понравятся. Узнал бы я когда-нибудь Рианнон так же хорошо?
После занятий у Амелии тренировка по баскетболу. Обычно Зара ждет подругу где-нибудь неподалеку, заодно выполняя домашние задания. Но сегодня я слишком сильно тоскую по Рианнон; с этим нужно что-то делать. Я прошу разрешения взять машину Амелии, чтобы выполнить кое-какие поручения. Амелия отдает мне ключи, ни о чем не спрашивая.
До школы, где учится Рианнон, десять минут езды. Занятия закончились, все машины выезжают с парковки мне навстречу. Я пропускаю их и оставляю свою там, где всегда. Затем нахожу место, откуда можно наблюдать за входной дверью; просто надеюсь, что Рианнон еще не уехала.
Я не собираюсь с ней разговаривать. Не собираюсь начинать все сначала. Я просто хочу ее увидеть.
Она появляется через пять минут. Разговаривает с Ребеккой и еще двумя подружками. Мне не слышно, о чем они говорят, но видно, что они полностью поглощены беседой.
На расстоянии она не выглядит удрученной, будто недавно перенесла какую-нибудь утрату. По-видимому, все в ее жизни наладилось. В какой-то момент она на долю секунды поднимает глаза и осматривается. В этот миг можно было бы поверить, что она ищет меня. Не могу сказать, что происходит в следующий момент, потому что быстро отворачиваюсь и смотрю в другую сторону. Не хочу, чтобы она увидела мои глаза.
Для нее все в прошлом. А раз для нее в прошлом, значит, и для меня должно быть так же.
На обратном пути я делаю остановку у «Таргета». Зара знает вкусовые пристрастия Амелии (та больше всего любит разные маленькие пирожные). Я покупаю их и перед тем, как вернуться в школу и разыскать Амелию, выкладываю пирожными ее имя на приборной доске. Думаю, Зара хотела бы, чтобы я так сделал.
Я не очень честен. Я очень хотел, чтобы Рианнон заметила меня на парковке. Хоть я и отвернулся, я хотел, чтобы она подошла ко мне и вела себя со мной так, как вела бы себя с Зарой Амелия после трехдневной разлуки.
Знаю, что этого никогда не случится. И это знание – как вспышка света, она ослепляет меня, и я ничего не вижу.
Амелии нравится то, что она видит на приборной доске, и она настаивает на том, что нам нужно сходить пообедать. Я звоню домой, и мать, кажется, не возражает.
Чувствую, Амелия понимает, что я сегодня с ней только наполовину, но позволяет мне быть наполовину где угодно, потому что мне это нужно. Во время обеда она заполняет тишину рассказами о том, как прошел ее день. Часть из них – правда, а часть – совершенная выдумка. Она предоставляет мне возможность догадаться, что есть что.
Мы вместе только семь месяцев. А судя по количеству воспоминаний Зары, времени прошло гораздо больше.
Вот чего я хочу , думаю я.
А потом не могу удержаться и мысленно добавляю: Вот чего у меня никогда не будет.
– Можно спросить тебя кое о чем? – говорю я Амелии.
– Конечно. О чем?
– Если бы я каждый день просыпалась в новом теле (если бы ты не знала, как я буду выглядеть на следующее утро), ты любила бы меня?
Она даже не вздрагивает. Ведет себя так, будто мой вопрос звучит для нее ничуть не странно.
– Даже если бы у тебя была зеленая кожа, борода и между ног мужские причиндалы. Даже если бы у тебя были оранжевые брови, родимое пятно во всю щеку, а нос бы утыкался мне в глаз всякий раз, когда я тебя целую. Даже если бы ты весила семьсот фунтов, а шерсть под мышками была как у добермана. Даже тогда я любила бы тебя.
– И я тебя, – отвечаю.
Произнести эти слова легко, потому что они никогда не станут правдой.
Своим прощальным поцелуем она передает все, что испытывает ко мне. А я пытаюсь ответить ей так, как хотел бы почувствовать это.
Это счастливая нота , не могу я удержаться от воспоминания.
Но, встречая сопротивление воздуха, эта нота начинает затихать, как любой звук.
Когда я прихожу домой, мать Зары говорит:
– Ты знаешь… пусть Амелия приходит к нам почаще.
Я понимающе киваю и отвечаю, что передам ее приглашение. Потом кидаюсь к себе в комнату, потому что это уж слишком. Такое количество чужого счастья приводит меня в отчаяние. Я запираю дверь и начинаю рыдать. Рианнон права. Я знаю. У меня никогда не будет ничего подобного.
Я даже не проверяю свою почту. Потому что не хочу ничего знать.
Амелия звонит пожелать мне спокойной ночи. Приходится переадресовать звонок на голосовую почту, потому что, прежде чем ответить, я должен успокоиться, чтобы как можно лучше справиться с ролью Зары.
– Извини, – произношу я, перезванивая чуть позже. – Я разговаривала с мамой. Она настаивает, что тебе нужно бывать у нас чаще.
– А что она имеет в виду: окно спальни или входную дверь?
– Дверь.
– Ну, похоже, маленькая птичка под названием «прогресс» сидит теперь у нас на плече.
Я зеваю, потом извиняюсь.
– Да не извиняйся ты, соня. Я буду тебе сниться, хорошо?
– Договорились.
– Я люблю тебя, – говорит она.
– Я люблю тебя, – отвечаю я.
И мы отключаемся, потому что после таких слов добавить уже нечего.
Я хочу вернуть Заре ее жизнь. И хоть я и чувствую, что сам заслуживаю чего-то подобного, не хочу, чтобы это происходило за ее счет. Я решаю, что она все запомнит. Не мое чувство досады. А ту радость, что послужила ему причиной.
День 6031
Я просыпаюсь в лихорадочном состоянии, мне тяжело и неуютно.
Мать Джулии приходит посмотреть, как она. Говорит, что ночью все, казалось, было в норме.
Это болезнь или произошло какое-то несчастье?
Не знаю.
Судя по температуре, у меня все в порядке, но ясно, что это не так.
День 6032
Рианнон прислала мне сообщение. Наконец.
Хочу встретиться, но не уверена, нужно ли нам это. Хочу, чтобы ты рассказал, как дела, но боюсь, что с этого у нас все опять начнется. Я люблю тебя, на самом деле люблю, но боюсь, что это станет для меня слишком важным. Ведь ты всегда будешь уходить от меня, А. Мы не можем это отрицать. Ты всегда будешь уходить от меня. Р.