забыла как. А в тот момент, когда ты ничего не можешь, когда ты как будто в параличе, важнее всего быть эффективным, важно что-то делать, важно не упустить время. Мне все казалось, что каждая секунда имеет огромное значение. Обратились в «ЛизаАлерт», там добрые люди, но по результатам – ноль, ничего. Обратились в полицию – там завели разыскное дело, но в течение месяца тоже никаких зацепок; ты знаешь, что это был за месяц? Это был ад. Тогда, наконец, мы все трое взяли бумажки и пошли в ФСБ. Потому что Ваня, брат моей мамы – он с нами был, конечно, – сказал, что у него там вроде как связи, что там вроде как следователем работает его старый товарищ по «Вымпелу». А ты знаешь, какие они в «Вымпеле»? Это семья.
– Это был Костя?
– Это был Костя. Он как следователь занимался исчезновениями людей при нестандартных обстоятельствах и оказался первым человеком за месяц, который поверил в нашу дикую версию с Уроборосом, потому что уже сталкивался с исчезновениями такого рода, и в итоге взял нас и наше дело, выворачивался наизнанку, чтобы просто помочь нам, выбить ресурсы, людей для поиска. Да он до сих пор, видишь, ищет папу с мамой, совершенно бесплатно, на энтузиазме, когда все уже сдались, хотя его уже уволили, поэтому я ему и доверяю, а ты говоришь… Плюс ты и сама знаешь всю эту новую политику морально-нравственной чистки органов. Я люблю нашего мэра, он многое перенес, конечно, я сама стояла на кубах в мэрскую кампанию, но согласись, он страшный радикал и максималист, а я все-таки считаю, что некоторые вещи не должны решаться так кардинально. Надо было сначала разобраться в деталях все-таки, а Костю просто сразу взяли и поперли из органов, как делали в старой России, мол, замарал честь мундира. Понимаешь?.. Ты слушаешь меня?
Агата так сразу и не нашлась, что ответить на эту длинную эмоциональную тираду. Из-под кошачьей виртуальной маски она с минуту внимательно смотрела в экран своими голубыми глазами, и Майке казалось, что она слышит, как работает мысль рыжей, как та анализирует ситуацию, взвешивает все «за» и «против» и решает, что делать дальше.
– Так, ну, окей, – сказала она наконец. – Я думаю, ты действительно сейчас не можешь мыслить трезво. Но в любом случае оставлять тебя и твою бабушку наедине с этим насильником я не собираюсь. Выезжаю, через час буду.
– Аккуратней там на улице, – крикнула Майка, как и Косте за пять минут до этого, но, как и Костя, Агата ее не услышала, потому что уже захлопнула крышку своего ноутбука.
Глава 9. Где сидит фазан
Они сидели на просторной кухне в напряженной тишине и ели бабушкин творожник. Под столом лежал белый лабрадор Кости Аркан и аккуратно отмахивался тяжелой лапой от разомлевшей беременной Груши – будто понимал, что с ней сейчас нельзя грубо. Груша пользовалась этой лояльностью и ласково грызла его ухо.
Рядом с животными под столом стояла тарелка с гречкой и валялись кружочки сырой морковки, которую Костя вечно носил с собой и которую теперь Майка задевала голой пяткой и еще сильнее развозила по полу.
– Ты сказала ей? – мрачно спросил Костя, кивнув в сторону Агаты, отправил в рот большой кусок творожника и запил его сладким чаем с горными травами.
– У меня есть имя. – Агата подняла брови. – Да, Майка мне все про тебя рассказала. И да, ты мне не очень нравишься.
Он посмотрел на нее долгим тяжелым взглядом, отправил в рот еще один кусок творожника, но ничего не ответил.
– Блин, ну ребят, ну, может, хватит, пожалуйста! – Майка устало потерла виски и вздохнула. – Агат, мы как-то можем сейчас очень быстро перепрыгнуть через стадию активной ненависти друг к другу и перейти к отвратительно скучной любви и взаимовыручке, пожалуйста-пожалуйста? Чтобы просто начать уже разбираться, как часы работают. Я правда хочу поскорее найти его. Что, если блондинка с ним что-то сделала?
– Почему ты так волнуешься за него? – спросил Костя. – Не сахарный, не развалится твой Самбо.
Майка разозлилась. Ни Костя, ни Агата не понимали, а сама она не знала, какими словами можно объяснить, что внутри нее постоянно жила боль – почти физическая, мешающая дышать, напоминающая паразита, шевелящего лапками, – которая, когда сил становилось совсем мало, переливалась через край и начинала душить ее приступами панических атак, и что, может быть, только с Самбо в метро впервые после исчезновения родителей она наконец, пусть и на несколько минут, но забыла об этой боли, об этой вселенской покинутости, потому что было что-то магическое в том, как татуированный смотрел на нее и что говорил. Он словно вытащил ее из нее самой, и ей казалось теперь, что если бы только она успела рассказать ему все, он бы понял ее, потому что сам прошел через что-то подобное и стал достаточно сильным. Если бы только она успела рассказать ему обо всех муках, которые ей довелось пережить. Но она не успела, и теперь боль разгоралась внутри нее с новой силой от одной мысли о том, что его может больше не быть на этой планете, в этом слое реальности, так же, как и родителей, потому что блондинка убила его.
– Ты лучше всех знаешь, как мне важна каждая ниточка, каждая зацепка, – тихо сказала Майка, глядя в стол, но на самом деле обращаясь к Косте. – Он, может быть, знает, где мои родители, а сегодня ночью она гнала его по городу, как… не знаю кого! Конечно же, в моих интересах, чтобы он не развалился… то есть, я имею в виду, чтобы он как можно дольше… чтобы он в живых остался, у него же ценная информация.
– Только поэтому ты, конечно, так печешься о нем, – проговорил Костя, – у него же ценная информация.
– Так! – Майка встала из-за стола. – Я не хочу это все обсуждать, я за часами, а когда вернусь, вы оба сделаете вид, что хоть немного нравитесь друг другу, окей? Ради общего дела. Ба, остаешься за главную.
В знак согласия бабушка подняла руки и тоже встала из-за стола.
– Я просто буду мыть кастрюли, если никто не против, ладно? Буду просто кастрюли мыть. Может, узнаю, кто такой Самбо.
Майка вошла в свою комнату и с облегчением захлопнула за собой дверь. Мир с его оглушающими потоками голосов, чувств и мыслей теперь остался где-то за ее спиной и почти не мешал думать. Было только это высокое окно, которое маячило перед ее глазами, как огромная картина. За окном сильный ветер поднимал песок, и Майка вгляделась в городские крыши, в мутноватую даль, как бы пытаясь одним сердцем угадать, где сейчас может быть Самбо. Дышать становилось все тяжелее – и из-за увеличивающейся концентрации песка в воздухе, и из-за приближающейся паники. Как бы отвлечься, как бы срочно подумать о чем-то другом?.. Еще чуть-чуть, и она захочет забиться под одеяло и никогда, никогда не выходить из комнаты.
Майка выдохнула, нагнулась к спортивной сумке, достала из потаенного карманчика часы, продела в них свое запястье, помассировала подушечками пальцев виски, потому что голова разламывалась на части, и вернулась на кухню.
Ледяное молчание, повисшее между Костей и Агатой, можно было резать ножом. Но несмотря на свое состояние и это молчание, Майка не смогла не залюбоваться этой строптивой парочкой.
Они оба были ослепительно красивы – хотя их красота была совершенно разной – и, что самое главное, похоже, даже и не подозревали об этом. Демонически женственная, рыжеволосая Агата с ее мечтательно-лукавыми глазами домашней, но неодомашненной кошки, и двадцатисемилетний Костя, высокий и атлетичный, как баскетболист, но все же сохранивший во всех движениях что-то такое том-сойеровское, мальчишеское.
Майка выдохнула. Это были два самых привлекательных человека, которых ей только доводилось видеть на своей кухне и которые, по-видимому, и не знали о том, какое впечатление производят на окружающих. Вот почему некоторым все, а другим ничего?
Она подсела к ним за стол, мысленно похвалив бабушку, которая, как и обещала, активно гремела посудой и напевала себе что-то под нос, чтобы нарушить гнетущую тишину.
– Слушайте, если бы мы были на корпоративе, я бы предложила сыграть в игру на тимбилдинг, но у нас мало времени, поэтому вот. – Майка запустила часы по поверхности стола, но вышло неаккуратно, и, чтобы спасти часы от падения на пол, Агате пришлось сделать красивый молниеносный выпад.
– Ты что творишь, Май? Это же, типа, артефакт суперважнецкий. Как в видеоиграх!
Майка подняла на нее глаза. Голова болела все сильнее, и из-за мигрени и надвигающейся панической атаки даже смотреть по сторонам становилось все сложнее. Но от мысли о теннисе все же стало немного лучше: движение Агаты напомнило об их соперничестве на корте, о прошедшем лете, об университетской теннисной сборной, о мечте получить разряд, и, хотя все это сейчас показалось чем-то далеким, совершенно нереальным, при мысли о распушенном зеленом мяче, мягко опускающемся на центр ракетки, дышать стало чуточку легче.
– Я устала, – сказала Майка. – Агат, прости, не хотела кидать… не знаю, просто я нервничаю, и я правда хочу, чтобы вы подружились, потому что у меня нет сил на это все, понимаете? – Она неопределенно повела рукой. – Я просто хочу удостовериться, что с Самбо все хорошо.
– А что, кстати, идея неплохая, с этим, как он там называется, тимбилдингом, – сказала бабушка, и все одновременно к ней обернулись, словно впервые вспомнив, что она тоже на кухне.
Бабушка обеспокоенно смотрела на Майку и, будто оценивая сложившуюся на кухне ситуацию и думая вслух, говорила:
– Ненадолго забыть про все свои горести, проблемы, поиграть, расслабиться, влюбиться, поцеловать красивую девушку или красивого парня, не буду показывать пальцем какого, сходить на пару-тройку свиданий, сбросить с плеч весь этот груз – не заставляйте меня говорить банальности – что может быть лучше? Кость, я не помню, когда ты смеялся в последний раз. Не оставляйте эту мысль с игрой, ну серьезно, да хоть в карты! А я устала, ухожу смотреть телевизор. Все, дорогие мои. Очень надеюсь, что если вы узнаете, куда и на что показывают часы, вы мне расскажете, да?