– Дай посмотреть! – Костя потянулся к часам в руках Агаты. – Спасибо за творожник, Ольга Пална, кладезь мудрости вы наша. Конечно, все расскажем, вы не волнуйтесь, отдыхайте. И если будут поцелуи, все задокументируем во всех подробностях, да, Агат?
Агата только усмехнулась и покачала головой, но Майке показалось, что та слегка покраснела.
– Мне кажется или они подсвечиваются? – спросила она, желая поскорее что-нибудь спросить, чтобы не смущать Агату и сменить тему.
– Подсвечиваются, не кажется. – Костя взял часы из рук рыжей и внимательно вгляделся в символы на циферблате. – Ну-ка, Майка, закрой шторы.
– Закрой шторы, пожалуйста, – поправила его Агата, и Майка спросила себя: когда это и с чего вдруг рыжую стали волновать хорошие манеры?
Она подошла к окну, задернула шторы, и кухня погрузилась в полумрак, который озаряло только легкое свечение циферблата.
– Вибрирует. – Костя поднес часы к уху. – Такое ощущение, что внутри не часовой механизм, а человеческое сердце, вот послушайте.
Он положил часы на открытую Майкину ладонь, и она поняла, о чем он говорит. Часы хранили тепло его руки и с каждым новым движением красной стрелки слегка дрожали, как живые.
– Стойте, вы видите?.. – Майка зажмурилась, потому что блик яркого белого света словно разрезал ее глазное яблоко пополам и, махнув хвостом, ушел резкой болью в висок. – Смотрите! – Собравшись с духом, она выдохнула, еще раз более внимательно вгляделась в разноцветные стрелки, повернула часы немножко под другим углом, и свет, мерцающий в циферблате, снова ударил ей в глаза, преломился и тихонько погас. Сердцевинка часов едва заметно перемигнула неяркими цветами радуги. – Смотрите! – И буквально на долю секунды Майке показалось, что из часов на нее взглянул самый настоящий ультрамариновый прозрачный павлиний глаз. – Вы видели?
– Что? – Агата положила подбородок на Майкино обгоревшее плечо, и халат немного съехал вниз. – Где?
– Ну-ка, дай мне их еще раз. – Костя потянулся за часами.
– Дай, пожалуйста, – поправила его Агата.
Майка отдала часы Косте и устало опустила лицо себе на ладони. Она пыталась собраться с мыслями. Показалось или нет? Друзья уже и без того считали ее достаточно сумасшедшей из-за всех этих ее снов о Самбо, не хватало еще масла в огонь подливать.
– Май, – позвала рыжая, – что там? Мы сейчас в таком состоянии, что всему поверим. И не будем смеяться. Ничего такого, да, Костя?
Костя согласился, пожав плечами.
– Павлиний глаз! Мне показалось, из часов на меня взглянул павлин.
– Да ладно?.. – задумчиво пробормотала Агата. – Ничего себе! – Она взяла часы из рук Кости и поднесла поближе к глазам. – Ого, какие горячие! Мне кажется или они все-таки сломаны?
– Почему ты так решила? – Костя поднял брови.
– Просто ощущение. Мне кажется, красная стрелка не должна двигаться, какая-то она… нервная! Думаю, она вообще-то должна быть в покое, как все остальные стрелки.
– Ну или остальные стрелки должны двигаться, – сказал Костя.
– Интересно получается… – Агата посмотрела на него заинтригованным взглядом и положила разогретую часами ладонь на прохладную поверхность старого кухонного стола. – Семь стрелок, семь цветов радуги, все прямо как в считалке.
– Ну хорошо… – Майка напряженно потерла разгоряченный лоб и откинула с глаз выбившуюся светлую прядку. – Хорошо, семь разноцветных стрелок, семь цветов радуги, считалка эта знаменитая… «Каждый охотник желает знать, где сидит фазан». NE, E, SE и другие буквы по окантовке циферблата означают стороны света, это понятно. Может, часы указывают на место, где сидит фазан? А, кстати, это тогда что такое, не пойму? – Она указала на цифры, располагающиеся по краям часов.
– Это как раз ничего, просто лимб. – Костя повернул прозрачную крышку часов со шкалой. – Обычное дело. Смотрите, вот мы выставили азимут на 246 по лимбу и на 25 градусов по внутренней шкале.
– И? – спросила Агата.
– И в обычном компасе намагниченная стрелка всегда стремится занять положение «север – юг». Думаю, здесь то же самое: по этому компасу тоже можно выставлять азимут и ориентир и выходить в нужном направлении. Выключена, кстати, у вас микроволновка, Май?
– Выключена. А что?
– Надо, чтобы все электромагнитные приборы были выключены, они могут влиять на стрелки.
– Значит, все шесть стрелок указывают на север? – спросила Агата.
– Давайте посмотрим, я же ведь теперь всегда компас с собой ношу, на всякий случай.
Костя достал из кармана старенький компас с инициалами на оборотной стороне и очень аккуратно положил его рядом с часами, повернув так, чтобы красная стрелка смотрела на синюю буковку N. Север оказался в той же стороне, куда указывали и все шесть разноцветных стрелок на таинственных часах блондинки.
На кухне ненадолго повисла пауза. Наконец Костя выдохнул и задумчиво почесал заросшую щеку.
– Так, ну что, на самом деле у меня есть парочка теорий относительно того, что это, но, пока я не уверен, озвучивать их не рискну – особенно при тебе, Агат.
Рыжая возмущенно открыла и закрыла рот, обнажив ряд белоснежных влажных зубов. Это казалось почти забавным. Потому что ей снова было нечего сказать.
– Не потому что я тебе не нравлюсь, если ты хотела спросить почему. Просто я знаю это исключительно потому, что служил в «Вымпеле», а значит, не положено это знать ни тебе, ни Майке.
Майка перевела взгляд с Кости на Агату, потом с Агаты на Костю. Что происходит? Костя был странный. «Просто я знаю это исключительно потому, что служил в ”Вымпеле“». Он что, выпендривался перед рыжей?
– Можете, кстати, еще по своим компасам в телефонах свериться. Думаю, будет все то же самое. Кажется, в данных обстоятельствах и при данных условиях эта штука работает как обыкновенный компас, но…
– Но что же это за волшебные обстоятельства, в которых семь стрелок начинают вести себя как-то иначе? – перебила Агата, откровенно радуясь тому, что удалось, наконец, ему возразить. И вдруг добавила: – Майка, а помнишь, как они таращились на свои часы? Глебас, Борька, Кошка, блондинка? Когда на корт вороны прилетели? Может, то и были необычные обстоятельства? То есть, может быть, существует некий набор условий, при которых…
Рыжая хотела было что-то добавить, но раздался телефонный звонок, и Агата замолчала. Они с Костей машинально обернулись в сторону Майки.
Майка не сразу сообразила, что звонят ей, так как задумалась над словами рыжей, но когда в кармане снова зажужжало, резко дернулась и полезла за телефоном. Посмотрев на экран, подняла глаза на Костю с Агатой, а потом положила телефон на стол экраном вверх, чтобы показать, кто звонил. Лицо у нее было бледнее, чем обычно. Звонила блондинка.
– Май, – проговорил Костя, беря Майку за руку. – Смотри на меня, смотри на меня.
Его теплая рука с серебристыми наручными часами на запястье была густо покрыта золотистыми волосками, и этот контраст серебряного и золотого показался ей каким-то книжным, полукиношным.
– Все будет хорошо.
Майка сделала выдох, стараясь дышать неглубоко, как учил врач при признаках приближающейся панической атаки. На какую-то долю секунды ей больше всего на свете захотелось расслабиться и переложить весь груз ответственности на этого человека в грязной белой футболке и старой джинсовой куртке, потому что он был сильным, как зверь, и если бы захотел, то легко мог скрутить в клубок не только ее тело, разваливающееся на куски, но и что там, тело блондинки, Глебаса, Борьки и даже, наверное, самого Самбо.
– Я не могу говорить, – прошептала она. – Мне сейчас будет плохо.
– Я знаю, я сам поговорю с ней. Тебе надо только разрешить мне.
Майка посмотрела на свои ладони, безвольно лежащие в его теплых руках. Смешно. Такой взрослый, почти в два раза старше, почти в два раза выше, такой сильный, в тысячу раз сильнее, а спрашивает разрешения. С самого начала он встал на их с бабушкой сторону и относился к ним бережно, как относился бы великан к любимым котятам. Кто знает, может быть, Агата права и она что-то чувствовала к Косте, который так бескорыстно помогал им уже почти целых полгода и всегда оказывался рядом именно в те моменты, когда был нужен, – в такие моменты, как сейчас, когда ей необходима его жизненная сила, которой у нее самой не осталось, а у него было хоть отбавляй.
– Ты уверен, что это безопасно?
– Конечно, не уверен, – сказала Агата, перехватив недовольный Костин взгляд, – но он прав, Май, нам в любом случае надо с ней поговорить, она может вывести нас на Самбо, а Самбо, ты сама говорила, на твоих папу с мамой…
Майка сглотнула накопившуюся слюну. Паническая атака, собиравшаяся все это время где-то в районе шейных позвонков и солнечного сплетения, наконец нашла выход и вбросила в кровь порцию адреналина. Ее коленки и руки тряслись мелкой дрожью, и она позволила страху взять в плен все ее тело: голова кружилась, в желудке собралась какая-то странная слизь. Майке было страшно, что сейчас ее вырвет прямо на глазах у друзей.
– Май? – Агата положила ладонь ей на плечо. – Всего минуточку, потерпи минуточку, а потом все кончится.
– Я… я не знаю. – Майка машинально огляделась по сторонам в поисках фенибута и корвалола.
Корвалол стоял за дверцами шкафчика, и до него было два длинных шага. Слишком далеко. Чтобы его достать и объяснить друзьям, зачем она пьет старческий, немодный корвалол, нужно затратить миллионы джоулей энергии, а самое главное, ей было стыдно пить его у них на глазах. Но рыжая права: все скоро закончится, и если Господь Бог смилостивится над ней, они что-то узнают про папу и маму, и она наконец потеряет сознание, отключится от этой вот всей невыносимости хоть на минутку или две, а пока выбора нет.
Чувствуя, как ее слегка потряхивает от возбуждения, она нажала сначала на зеленую трубку на экране телефона, потом на значок громкой связи, и в кухне раздался голос блондинки:
– Привет, народ. Майя, Агата! Ну как? Отошли от вчерашнего? Ух ты, а что это у нас тут за новое лицо?