– Есть салфетка? – спросила она, чтобы что-то сказать.
– Да, есть. – Он отвел глаза, потом снова посмотрел на нее, потом снова взглянул в сторону, достал пачку салфеток из кармана, кинул Майке на заднее кресло и, отвернувшись, погрузился в созерцание окружающего пейзажа. Теплый свет, окутавший Майку мгновением ранее, погас.
– Поехали, – велел Костя Агате, едва заметно поведя головой в сторону руля.
– Поехали, пожалуйста! – Рыжая раздраженно тряхнула волосами и резко опустила рычаг стояночного тормоза. – Я же не просто так тут стою, я маршрут выстраиваю.
– Поехали уже, – коротко повторил Костя, – долго на одном месте стоять опасно.
От очередной перепалки этих двоих у Майки слегка заныло в висках, а потом до нее дошел смысл сказанного Костей. Что он имел в виду и откуда ему знать, что сейчас опасно, а что нет?
Она вспомнила, как месяца три назад Ваня, мамин брат, рассказывал им с бабушкой про «Вымпел», про Костю, про странные места, в которые их отряд посылало правительство и про которые нельзя было рассказывать, но Ваня рассказывал, потому что напился в дым прямо у них на кухне; и это были какие-то жуткие, полные мистики истории, а потом – впервые в жизни Майка видела маминого брата в таком состоянии – он свалился на жесткий кухонный диван и спал, свернувшись калачиком, часов двенадцать подряд, а бабушка по телефону объясняла испуганной Ваниной супруге Юле, что произошло, – хотя на самом деле и сама толком не понимала.
А правда, что же с ними произошло? Что должно было случиться с этими мальчишками за полгода командировок, если даже такие красавцы и силачи, лучшие из лучших, ребячливые, веселые и задиристые, после возвращения тускнели и гасли, как старые огни?
Майка едва сдержалась, чтобы не спросить у Кости, что он видел и, главное, где, но, слава богу, Агата ее опередила:
– Как ты там, Май?
Майка вздрогнула, услышав свое имя, подняла глаза и только сейчас заметила, что рыжая одета точно в такой же песочный камуфляж, что и Костя.
– Там у тебя под сиденьем коробка с ботинками Caterpillar, они оранжевые такие. Посмотри, видишь? Надеюсь, размер угадала. Тридцать восьмой же?
– Я зря надеялась, да, что встреча пройдет спокойно? – Внутри у Майки все как-то сразу похолодело. – Мне показалось, что блондинка вроде бы не была настроена агрессивно по телефону?
– Ну мало ли что! Мы на всякий случай решили подготовиться и купили нам с тобой ботинки и такой же камуфляж, как у Кости, чтобы незаметно улепетывать. – Агата ловко повернула машину с Большой Семёновской на Семёновский Вал, и Майка взглянула на два затылка перед собой с каким-то новым тихим любопытством. – Там где-то еще для тебя новый рюкзак – не забудь перед выходом.
Мы?
Мы.
Это случайно оброненное «мы» отозвалось в ней эхом и прочертило в сердце борозду. Волна страшной покинутости, которая со времени исчезновения родителей теперь окатывала ее всякий раз, когда она оставалась за скобками, заставила ее прикрыть глаза и сделать глубокий вдох.
Ей стало холодно, она подняла воротник куртки, положила руку под пузо Аркана и попросила Агату включить кондиционер. Рыжая что-то ответила, в салоне стало теплее, и Майка, мельком взглянув на ее точеный тонкий профиль, перевела взгляд на дорогу, а потом снова на ее профиль.
Всегда такая аккуратная, Агата сегодня, видимо, не успела привести себя в порядок. Ее влажные медно-рыжие волосы разметались по плечам, словно она проспала, опаздывала и после душа небрежно зачесала их назад в самый последний момент.
Майка задержала дыхание. Сердце стукнуло и замерло.
Какая-то мысль закралась ей в голову, но она пока сама не понимала, что за мысль.
Когда это они с Костей успели подготовиться и почему без нее?
– Ты же помнишь, где находится робозавод? В парке одно болото! Я не знаю, можно ли всяким разным интернетам верить, но говорят, что по этим болотам до сих пор бродит недоделанный ИИ и фиг знает что еще. Нам это надо? Каблучком от них отбиваться не очень приятно, сама понимаешь, а в ботинках и камуфляже улепетывать легче.
– А можно уже сейчас начать улепетывать? – спросила Майка и неприязненно поежилась.
За окном медленно плыли дождливые пейзажи. Провода под длинными застывшими руками роботов на строительных площадках провисли и качались от порывов сильного ветра. Аллея тополей, пролегающая вдоль дороги, напоминала силуэты безмолвных волшебных гигантов, которые по какой-то странной причине затерялись в мире людей. Неоновые розово-голубые вывески ресторанчиков, магазинов и автомоек мигали в водной мути, лезли в глаза, раздражая сетчатку, заставляя отворачиваться, и превращались в огромное расплывчатое пятно.
Ругая ливень, Агата включила поворотник, и машина вылетела на Лефортовскую набережную. Майка невольно зацепилась взглядом за странный катер, раскачивающийся на якоре посреди штормящей Яузы. Казалось, еще один порыв ветра и его откинет к бетонному укреплению набережной.
Над катером сновали полицейские дроны с включенными прожекторами, а значит, там что-то произошло. «Господи, на катере-то что могло случиться? – подумала Майка, раздражаясь все больше и больше, ощущая, как тревога медленно приобретает вполне ощутимый привкус горечи на языке, – это ведь просто катер».
Она тайком от друзей достала из кармана фенибут и, запив таблетку из лежащей под Арканом бутылки с водой, перевела глаза на дорогу. Пес зевнул, когда она вернула бутылку ему под бок, моргнул влажными карими глазами и положил мокрый нос Майке на колени. От Аркана шло живительное тепло. Только его сердце, ритмично стучащее прямо под Майкиной ладонью, и успокаивало, отвлекало от мыслей о том, что же это за дивный новый мир раскинулся теперь за окнами их плавно движущегося черного «эвока».
Костя, как будто ему тоже передалась ее тревога, решил опустить стекло машины, выглянул наружу, посмотрел на темное небо, на катер, оставшийся позади, на пробку в отражении бокового зеркала и снова поднял стекло. За окнами «эвока» было неспокойно, мир был неспокоен.
Через открытое окно на Майку с Арканом набросился порыв ветра.
– На Ленинском я поведу.
– …Сказала бутылка водки в форме человека. – Агата скептически вздернула широкие брови. – Знаешь, я пока еще жить хочу.
Майка взглянула на Костин профиль и подумала, что лучше бы рыжей не подзуживать этого взвинченного пьяного солдата. Лицо Кости вмиг стало таким, словно он сейчас разнесет своим кулаком пол-«эвока».
– Стрелки двигаются, – быстро сказала Майка, просто чтобы что-то сказать, потому что Костя, судя по всему, был готов сорваться. Ее голос, словно инструмент, не подготовленный к тому, чтобы зазвучать именно в этот момент, был хриплым. – Гхм, ребят, стрелки на иллюминаторе.
– Что? – переспросила Агата, и машина, обычно идущая плавно, немного дернулась. Водитель, огибающий ее слева, прокричал за толстым стеклом что-то грубое. – Ты имеешь в виду стрелки иллюминатора двигаются? Двигаются? Прямо сейчас?
– Да. Последние сутки они всегда показывали на север. А теперь сдвинулись на запад, и еще сам иллюминатор… он как-то странно себя ведет, я помню, что ремешок был шире.
– Покажешь? – Костя повернулся к Майке.
Она послушно протянула ему свою руку, подумав, что его немного отпустило.
– Горячий какой; он всегда у тебя такой горячий?
Костя взял ее руку в свою, и Майка невольно засмотрелась на влажные темно-золотистые волосы Кости, который склонился над ее запястьем. На его опущенные ресницы и бледное лицо.
Похоже, фенибут, наконец, вступил в реакцию с ее центральной нервной системой, шаловливо пощекотал адренорецепторы и увеличил количество митохондрий в перифокальных областях, потому что ей стало чуточку все равно, куда они едут – куда, зачем и почему.
Она сосредоточилась на тепле, которого ей так не хватало. Было важно только то, что иллюминатор – теплый, и ладони у Кости – теплые, и черный холод, окутавший ее сердце в тот момент, когда она подумала, что два лучших друга исключили ее из своего маленького дуэта, отступил.
– Знаешь, что я думаю, давай лучше снимем эту штуку, а то еще обожжешься! – сказал Костя и, недолго думая, сам же и снял с нее часы и кинул на заднее сиденье. Майку охватило странное чувство: без павлиньего сердца на запястье ей стало холодно и одиноко. – Только убери их подальше от Аркана.
Она машинально кивнула, но на самом деле не поняла, в чем причина такого беспокойства: да, иллюминатор был теплый, но не горячий, да, он нагревался, но от него исходило живительное тепло.
Майка опустила взгляд на кисти своих рук – без Костиного прикосновения они лежали на коленях, словно чужие. Она обхватила одну руку другой, положила прохладные пальцы левой руки на правое запястье и увидела легкое покраснение, которое едва заметным браслетом легло ей на кожу.
Это было странно. Странно, что Костя оказался прав, а она сама не почувствовала ровным счетом никакой боли. Иллюминатор просто грел ее, грел ее все это время, а не обжигал, но на коже остался почти ожог.
Она взглянула на забитую красными фонарями фар дорогу, потом на Агату, затем снова на свою руку: покинутая кисть лежала на коленях холодным мертвым зверьком.
– Пробка тут откуда? – задумчиво пробормотал Костя.
– От верблюда, – сказала Агата и, воспользовавшись паузой в движении на дороге, подкрутила спотифай.
Майке показалось, что из динамиков «эвока» на нее полился теплый мягкий воск. Она вздохнула, бросила обе кисти себе на колени, решив, что сейчас не будет думать об ожоге – слишком много сил еще нужно накопить и слишком мало их у нее оставалось для подобных мыслей, – и прислушалась к песне.
– Может, где-то какая-то новая эвакуационная зона. – Агата посмотрела в боковое зеркало и пожала плечами. – И все объезжают.
– Что это?
– Хм? – не отрывая глаз от дороги и постукивая пальцами по рулю в такт музыке, рыжая слегка развернула к Майке правое розовое ушко, украшенное крупными золотистыми каффами.