, «власть – мощный афродизиак». Он также сказал, что «теперь, когда за ужином мои соседи скучают, они думают, это их вина». По данной причине женщины во всех культурах придают первостепенное значение престижу партнера (правда, и здесь есть исключения).
Особенно яркий пример важности статуса мы обнаружили в исследовании племени сирионо, обитающего в Восточной Боливии. Один мужчина, которому патологически не везло на охоте, был вынужден уступить несколько жен более опытным и удачливым соплеменникам. Разумеется, это нанесло ощутимый удар по его репутации. Когда же антрополог А. Р. Холмберг начал брать его с собой на охоту, научил стрелять из ружья и стал давать ему мясо, статус резко возрос. Он «пользовался большим уважением, завоевал несколько новых сексуальных партнерш и оскорблял других вместо того, чтобы сносить оскорбления самому»[75].
О том, насколько высоко женщины ценят статус, свидетельствует следующее любопытное наблюдение. Хотя мужчины конкурируют за физическую привлекательность не так энергично, как женщины, одежда и другие внешние атрибуты влияют на них гораздо больше. В рамках одного интересного исследования антрополог Джон Маршалл Таунсенд показывал дамам фотографии одних и тех же мужчин: на одних снимках те были запечатлены в форме сотрудников Burger King, на других – в дизайнерских рубашках и часах Rolex. Как ни странно, стильные казались более привлекательными. Многие респондентки заявили, что не желают даже думать о свиданиях, сексуальных отношениях или браке с мужчинами в одежде, сигнализирующей о низком статусе[76]. Хотя это может показаться интуитивно очевидным, у мужчин подобной закономерности выявить не удалось: большинство оценивали привлекательность независимо от одежды.
Поскольку женщины придают столь важное значение статусу, мужчины вынуждены прикладывать особые усилия для продвижения. Они буквально одержимы работой. В основном предпочитают занятия, которые хорошо оплачиваются, даже если те требуют тяжелого физического труда и много времени, чаще соглашаются на переезд в крупные города, характеризующиеся неблагоприятной экологической обстановкой и повышенным риском для здоровья[77]. Как показала в исследованиях психолог Жаклин Экклз, мужчинам свойственна «необычайная преданность профессиональной роли» и «чрезмерная зацикленность на работе, исключающая другие заботы»[78].
В свою очередь, мы обнаружили, что демонстрация статуса и обеспеченности – одна из самых распространенных тактик, к которым прибегают мужчины для привлечения партнерш[79]. Они, скорее всего, будут хвастаться успехами, рассказывать о заслугах на работе, сорить деньгами, ездить на дорогих машинах, преувеличивать собственный престиж и намекать на блестящие карьерные перспективы. Для унижения других кавалеров используются те же критерии. Мужчины чаще, чем женщины, насмехаются над достижениями соперников, дают понять, что их конкурентам не хватает амбиций и драйва, указывают на бесперспективность с точки зрения карьерного роста, а также презрительно отзываются о качестве их автомобилей, домов, стереосистем или размеров телевизора.
Другое существенное отличие соперничества между мужчинами от соперничества между женщинами касается насилия. Они гораздо больше склонны к насилию по отношению к конкуренту. В ответ на публичное оскорбление или унижение мужчины с большей вероятностью пустят в ход кулаки, что приведет к потере статуса соперника. Примечательно, что безработные скорее решатся на убийство, чем те, кто успешно продвигается по карьерной лестнице. Потеряв работу, мужчины чаще «сходят с ума» и мстят, стреляя в начальника или коллег, якобы виновных в их увольнении. Наконец, демонстрация силы всегда была действенным способом обойти конкурентов в борьбе за женщин. Впрочем, на мой взгляд, основная причина подобной склонности к насилию – особенно к убийству – в другом: ставки в мужских «брачных играх» намного выше, чем в женских. Как такое может быть? Секрет в том, что репродуктивный успех у мужчин характеризуется большей вариабельностью.
Несмотря на популярные в последние годы истории о женщинах, отчаянно ищущих пару, исследования показывают: большинство женщин в большинстве культур в итоге находят партнера и заводят детей[80]. И наоборот: все больше мужчин в каждом поколении оказываются «за бортом», потому что другие узурпируют сразу несколько партнерш, будь то романы на стороне, случайные сексуальные связи или многоженство в полигиничных обществах. На каждого мужчину, монополизирующего нескольких женщин, приходится немало тех, кто вынужден спать в одиночестве. Высокая репродуктивная изменчивость диктует более интенсивную и жесткую внутриполовую конкуренцию. Как только мужчины выяснили, что убийство – верный способ одержать победу, кровопролитие прочно вошло в арсенал доступных стратегий[81].
Бо́льшая вариабельность в репродуктивных возможностях у мужчин, чем у женщин – ключ к каскаду решающих половых различий. Она объясняет несколько вещей. Во-первых, почему мужчины крупнее и сильнее – они издавна соперничали в физической силе. Во-вторых, почему мужчины достигают половой зрелости в среднем на два года позже, чем женщины, – за это время они успевают должным образом подготовиться к внутриполовой конкуренции и «ввязываются в борьбу» в полном расцвете сил. В-третьих, почему мужчинам нравятся опасные виды спорта: прыжки с парашютом и банджи-джампинг[82]. В-четвертых, почему мужчины умирают в среднем на семь лет раньше – таково совокупное следствие опасного конкурентного поведения, к которому прибегают для демонстрации доблести и удали. Наконец, почему мужчины адаптировались к насилию в определенных обстоятельствах, включая убийство.
Как мы убедимся в следующих главах, многие преступления можно объяснить аспектами мужской психологии, сформированными в процессе эволюции. Это гораздо правдоподобнее и убедительнее, чем прочие теории, предложенные для обоснования высокого уровня мужского насилия. Никто не спорит, что они более склонны к физической агрессии. Но почему? У социологов нет точного ответа. Одни считают мужское насилие формой патологии, возникающей в результате повреждения мозга, психоза или вызванной алкоголем неконтролируемой ярости. Другие, как мы уже говорили, приписывают повышенную агрессивность воздействию СМИ, изобилующих сценами насилия, родителей, покупающих сыновьям игрушечные пистолеты, и обществ, культивирующих образ мачо. Третьи утверждают, что мужчины физически крупнее и сильнее. Все эти предположения, несомненно, содержат зерна истины. Но все в конечном счете терпят фиаско в качестве глубинной и всеобъемлющей теории убийства.
Крайние проявления насилия – разбитые лица, рваные раны, сломанные руки и ноги, вспоротые животы – отвратительное зрелище. Даже я, изо дня в день изучая материалы по убийствам и разглядывая цветные фотографии безжизненных жертв, периодически испытывал сильные приступы тошноты. Те, кто так изуродовал тела, не могут быть психически здоровы. Их мозг явно болен: деформирован травмой, отравлен токсичными веществами, поврежден генетическим дефектом. Убийство должно быть болезнью, дисфункцией, патологией. Будь это так, понять его было бы легко.
К сожалению, как я уже говорил, объяснение сквозь призму патологии просто не работает. Хотя небольшой процент мужчин, склонных к жестокому насилию, страдают органическими нарушениями, большинство в этом отношении абсолютно здоровы[83]. Даже в том случае, если убийца признан юридически невменяемым, предполагаемая патология не опровергает факта, что в основе многих преступлений лежит сексуальное соперничество. Как заметил Шекспир в «Гамлете»: «хоть это и безумие, но в нем есть что-то методическое»[84]. Люди с определенными патологиями действительно могут хуже контролировать свою убийственную ярость и чаще действуют в соответствии с психологическими механизмами, запрограммированными в мозге от природы. Тем не менее эти нарушения не объясняют, откуда у людей вообще взялись подобные механизмы.
Хотя нет никаких сомнений, что алкоголь препятствует торможению агрессии, более двух третей всех убийств и других насильственных преступлений совершаются на трезвую голову[85]. Что касается влияния культуры, в западном обществе мы действительно чаще видим агрессию со стороны мужчин. Даже если и так, теория ключевой роли средств массовой информации не может объяснить, почему в культурах, где СМИ отсутствуют, половые различия в насилии точно такие же, как и в цивилизованных странах. Классические примеры: кунг-сан из Ботсваны, яномамо из Венесуэлы, аче из Парагвая, гебуси из Западной Африки, инуиты с Аляски – эти племена не читают газет и не смотрят телевизор, а женщины все равно убивают реже мужчин. Предположение, что те более склонны к жестокости и физической агрессии потому, что крупнее и сильнее, отчасти объясняет, почему мужчины чаще прибегают к насилию по отношению к женщинам. Однако не объясняет, почему подавляющее большинство актов жестокости направлены против других мужчин, не уступающих нападающему ни в размере, ни в мощи. Кроме того, данная теория ничего не говорит о том, почему мужчины изначально больше и сильнее – по какой причине вообще эволюция сделала их тела более физически развитыми.
Чтобы окончательно убедиться в несостоятельности неэволюционных объяснений, достаточно посмотреть на другие виды приматов и млекопитающих. Для большинства характерны аналогичные половые различия в физическом насилии. Любому, кто наблюдал, как два бабуина рвут друг друга клыками, два лося сталкиваются рогами или два самца морского льва пытаются искусать друг друга до смерти, станет очевидно: теории «патологии», «влияния средств массовой информации» и «методов воспитания» не затрагивают суть вопроса.