что ничего.
[Вопрос: Каким способом вы бы его убили?] Вообще, у меня было множество вариантов. Какой рассказать? Самый садистский? Самый быстрый? У меня очень живое воображение, и эти фантазии были единственным спасением от ада, в который превратилась жизнь. Чаще всего я воображал, как ломаю ему обе ноги, чтобы он не мог убежать, а затем избиваю, пока его внутренности не превратятся в кровавое месиво. Потом привязываю его к столу и капаю кислотой ему на лоб, как в китайской пытке. Кислота стекает в глаза, проедает дыру в его голове и расплавляет мозг, но сначала он сходит с ума от боли. [Вопрос: Что помешало вам так поступить?] Главным образом Бог, а также моральные принципы и законы. То, как я убивал его в мыслях, отвратительно. Возможно, дело было в моей внутренней слабости. [Вопрос: Что могло заставить вас переступить грань и совершить настоящее убийство?] Даже не знаю, это было так давно. Может, если бы у меня был пистолет, а он бы сделал что-то суперужасное, например ударил ножом девушку. Думаю, я мог бы решиться на убийство только в двух случаях: если бы он на моих глазах причинил физический вред девушке или попытался убить меня первым.
Как показывает этот пример, публичное унижение порождает особенно жестокие фантазии об убийстве. И все же данный случай далеко не уникален. Живость и тщательная проработка деталей, отличающие такие гомицидальные фантазии, дают представление о масштабах социальных издержек и психологических страданиях жертвы.
Яростная реакция на оскорбления статуса характерна для представителей всех культур. Антрополог Оскар Льюис, ведущий специалист по мексиканской культуре, поговорил с мексиканскими мужчинами о мачизме и законах статусной конкуренции. Вот что рассказал один о правилах игры.
Я научился скрывать страх и проявлять только храбрость: судя по моим наблюдениям, отношение к человеку зависит от того, какое впечатление он производит. Вот почему даже если внутри я очень боюсь, внешне я спокоен… Там, где я живу, ты либо пикудо – крутой парень, либо пендехо – трус и чмо.
Мексиканцы – да и весь мир, я уверен, – восхищаются мужчинами «с яйцами»… Парни, у которых хватает мужества дать отпор тем, кто старше и сильнее, пользуются бульшим уважением… Если некто приходит ко мне и говорит: «Да пошел ты», я отвечаю: «Пошел ты сам». И если он делает шаг вперед, а я делаю шаг назад, я теряю престиж. Но если я тоже шагну вперед и наброшусь на него, остальные будут относиться ко мне с уважением. Даже если бы меня убивали, я бы никогда не проявил слабость и не сказал: «Хватит!» Я бы постарался умереть с улыбкой. Вот что значит быть «мачо», быть мужчиной[277].
Связь между агрессивной защитой статуса и готовностью убивать ради репутации находит выражение и в исследованиях социолога Пино Арлакки, посвященных мафиозной культуре Южной Италии.
Что значит «вести себя как мафиози»? Это значит «заставить себя уважать», «быть человеком чести», способным не только отомстить за любое оскорбление, нанесенное его личности, но и самому нанести оскорбление противнику… Отнять жизнь, особенно убить опасного врага, считалось в высшей степени почетным. Х – исключительный человек; у него «пять убийств»… Среди мафиози Джоя-Тауро акт убийства… свидетельствовал о мужестве и праве называться мужчиной. Убийство автоматически открывало кредитную линию для убийцы. Чем весомее и могущественнее жертва, тем большего уважения и одобрения заслуживал убийца[278].
Аналогичную зависимость между статусом и убийством можно найти и в антропологических исследованиях племенных народов. В племени дани, обитающем в горных частях Новой Гвинеи, «мужчину, которому не хватает мужества и отваги, называют кепу. Кепу – это никчемный человек, человек, который не убивал»[279]. Венесуэльские яномамо, живущие в полутора тысячах километров от дани, проводят социальное различие между унокаи, мужчинами, которые убивали, и не унокаи, мужчинами, которые не убивали[280].
И дани, и яномано демонстрируют тесную связь между поддержанием статуса и привлечением половых партнеров. В обоих племенах мужчины-убийцы имеют больше материальных благ и жен. В племени дани, например, «у кепу редко бывает по нескольку жен, а у многих нет ни одной»[281]. Даже если мужчине-кепу посчастливится заполучить жену, «в отсутствие сильных друзей или родственников их жен и свиней отнимут другие мужчины. Они знают, что не встретят сопротивления»[282].
Как ни странно, частота, с которой оскорбления статуса провоцируют фактическое насилие в разных культурах, существенно варьируется. Представители средиземноморских культур, такие как итальянцы и греки, например, склонны воспринимать словесные оскорбления более серьезно, чем жители Северной Европы, в частности шведы или норвежцы[283]. Для объяснения данных особенностей предложили теорию «культуры чести», впервые выдвинутую психологами Ричардом Нисбеттом и Довом Коэном. Изначально эта концепция предназначалась для обоснования ярко выраженных различий в количестве убийств между южными и северными штатами Америки. За некоторыми исключениями, чем южнее штат, тем выше уровень убийств[284]. Так, в Алабаме, Джорджии и Миссисипи количество убийств на 100 000 человек составляет 15,9, 14,8 и 14,3. Техас занимает первое место – 17,1. Соответствующие показатели в штате Мэн, Огайо и Пенсильвании составляют 3,2, 7,6 и 7,0. Эта теория, возможно, и не является универсальной, но заслуживает внимания[285].
Согласно теории «культуры чести», акцент на стойкости и физической храбрости как ключевых составляющих мужской репутации возник в мировых скотоводческих экономиках. В таких обществах пастухи веками противостояли угрозе потерять все богатство в результате кражи скота, что достаточно часто случалось при набегах. В случае нападения человек, не имевший других ресурсов, кроме стада, рисковал катастрофическим обнищанием. Общественная репутация мужчины была ключом к его экономическому выживанию. Публичная демонстрация агрессивности и мужества стали важнейшим сдерживающим фактором, позволявшим защититься от банд скотокрадов. Со временем мужчины, выросшие в скотоводческих хозяйствах, привыкли действовать жестко, отвечать насилием на публичное унижение и поддерживать социальную репутацию любой ценой. Согласно Нисбетту и Коэну, южные штаты Америки в основном были заселены эмигрантами-скотоводами, прежде всего из Ирландии, Шотландии и Уэльса, в силу чего на Юге прочно укоренилась культура чести.
Северные штаты, напротив, заселялись в основном фермерами – пуританами, квакерами, немцами и голландцами. Поскольку экономические ресурсы земледельцев привязаны к земле и не могут быть похищены одним махом, у фермеров не было столь сильной потребности культивировать стойкость, агрессивность и прочие оборонительные качества.
Таким образом, Нисбетт и Коэн утверждают: более высокие показатели преступлений среди белых мужчин на Юге обусловлены культурой чести. Тот факт, что число убийств среди чернокожих мужчин в северных и южных штатах одинаково, объясняется относительно недавней миграцией чернокожих южан на север.
Собранные данные подтверждают, что культурные различия между Югом и Севером действительно существуют и, вероятно, объясняют различия в количестве убийств. Особенно ярко «культура чести» проявляется в исследованиях установок и поведения, а также в экспериментах, в которых участникам наносили публичные оскорбления. Южане, например, на 13 % чаще северян соглашаются с такими утверждениями, как: «мужчина имеет право убить другого мужчину в целях самообороны» или «мужчина имеет право убить другого мужчину, чтобы защитить семью». Кроме того, южане в два раза чаще соглашаются с утверждением «мужчина имеет право защитить свой дом»[286]. В другом исследовании респондентов спрашивали, может ли некий почтенный отец семейства по имени Фред застрелить мужчину, если он а) распространял слухи, что Фред лжец и мошенник, б) «сексуально домогался 16-летней дочери Фреда» или в) «увел жену Фреда»[287]. Гораздо больше южан, чем северян, заявили, что убийство вполне оправдано. Наиболее выраженные культурные различия были обнаружены в сценарии с сексуальным посягательством на дочь Фреда: 47 % южан и только 26 % северян согласились, что Фред имел полное право застрелить преступника. Помимо прочего, южане чаще утверждали, что Фред «не мужчина», если не отвечал агрессией на оскорбления его личности и семейной чести.
Нисбетт и Коэн придумали хитроумный эксперимент: некто умышленно сталкивался с испытуемым в узком коридоре, а затем обзывал его «козлом». Наблюдатели, не знавшие географического происхождения участников, оценивали их реакции с точки зрения признаков злости и удивления. Как и следовало ожидать, южане проявляли больше злости и меньше удивления, чем северяне. В аналогичном эксперименте исследователи измеряли уровень кортизола, физиологического индикатора психологического стресса, и уровень тестостерона. В ответ на оскорбление уровень кортизола у южан повышался сильнее, чем у северян. Известно, что тестостерон повышается в ответ на предвкушение боя или соревнования. Таким образом, физиологические данные подтверждают психологические наблюдения: психология чести действительно активируется у южан легче, чем у северян.
В другом эксперименте Нисбетт и Коэн разослали вымышленный «информационный бюллетень» репортерам университетских газет и попросили написать соответствующие статьи. Вот краткое изложение этого информационного бюллетеня.