Когда мы спросили о помехах в реализации фантазии, она сказала, что ее непременно поймают, а провести всю жизнь за решеткой не хочется. На вопрос, что побудило бы ее совершить настоящее убийство, опрашиваемая ответила: «Если бы я точно знала, что меня не найдут». Мысленно прокручивая сценарии, женщина смогла оценить риск и выработать альтернативные способы отмщения. В данном случае респондентка выбрала распространение злонамеренных сплетен о сопернице – а именно, что она шлюха.
Задумайтесь на минутку: вам когда-нибудь приходила в голову мысль кого-нибудь убить, пусть даже на мгновение?
На одну реальную попытку приходятся сотни, даже тысячи мыслей, которые остаются нереализованными. Хотя размышления об убийстве обычно предшествуют фактическому убийству, они не всегда приводят к конкретным действиям. Это подтверждает и наше исследование мичиганских убийств. На самом деле большинство фантазий содействуют торможению гомицидальных импульсов, подавляя «жажду крови»: обычно мы приходим к выводу, что цена слишком высока, и выбираем более эффективные и менее рискованные решения.
Впрочем, это не означает, что фантазии нельзя считать «подлинным» выражением убийственных намерений. Наоборот, гомицидальные мысли предшествуют почти всем реально совершаемым убийствам[53]. Хотя нам редко удается узнать, о чем думал преступник накануне, следующий случай из мичиганского исследования дает представление о характерных мыслях и идеях, чаще всего возникающих перед расправой.
За две недели до убийства жены Чарльз Уизерспун* признался боссу, что хочет ее убить. «А у вас когда-нибудь было такое чувство?» – спросил он. За день до убийства он встретился с другом и сообщил, что «собирается надрать Сьюзен* задницу или нанять кого-нибудь, чтобы ее прикончили». По словам других свидетелей, «обвиняемый действительно высказывал угрозы в адрес жены. Он говорил, что знает, где она живет, и был достаточно зол, чтобы пойти на преступление». Как выяснилось позже, двумя неделями ранее супруга оставила его. Следователю мужчина пожаловался, что любил жену, а она собиралась развестись с ним без всякой видимой причины. В день убийства он отпросился с работы, чтобы съездить домой и покормить детей. «Я обожаю сыновей и горжусь ими, – сказал он. – Я люблю их и знаю, что они любят меня».
Покормив мальчиков, Уизерспун сел в машину и отправился на поиски жены. Прикинувшись частным детективом, он явился к ней на работу и показал нескольким сотрудникам фотографию женщины, которую якобы разыскивал за мошенничество. Под видом детектива Уизерспун заглянул в бар, который часто посещала Сьюзен, после чего наведался к одной из ее подруг. Позже эта женщина сообщила полиции, что он был довольно вежлив и в его речи не было ничего необычного. Когда Чарльз наконец разузнал место жительства Сьюзен, он вернулся домой, взял винтовку и патроны и снова уехал. Машину припарковал в квартале от ее нового дома, а остальное расстояние прошел пешком. Перерезав телефонные провода, он подождал, когда Сьюзен сядет у окна, прицелился и выстрелил. На допросе мужчина настаивал, что не хотел убивать жену и навел на нее оптический прицел с одной единственной целью – убедиться, что это правда она. Выстрел произошел сам собой. Он вообще не собирался использовать винтовку и принес ее «просто чтобы напугать, заставить вернуться домой, показать, что я не шучу…». После убийства Чарльз разломал винтовку на части и закопал их в поле.
Когда его спросили, почему он застрелил жену, Уизерспун ответил: «Это долгая история. Все не так просто. За 40 дней до смерти она оставила меня. Когда я пришел с работы, она подбежала и крепко поцеловала. И дрожала – будто боялась. Страх в ее глазах заставил меня насторожиться. Что-то было не так. Конечно, я догадывался, что она мне изменяет. А потом она уехала, и я не знал куда. Я думал, она обратилась в женский приют или что-то в этом роде. В конце концов Сьюзен позвонила и сказала, что подает на развод… Это случилось через две недели после ее отъезда. У меня чуть сердце не разорвалось. Я подозревал, что она может так поступить, но в глубине души не верил. Я знал, она меня любит. Я тоже ее любил и надеялся уговорить вернуться. Я потерял работу, и теперь она разводится со мной. Почему все так поступают? Я не понимаю… В сущности, я ведь неплохой человек». Уизерспун также отметил, что один знакомый «наверняка попытается залезть ей в трусы, особенно когда узнает, что она разводится». Все действия, разговоры с начальником, откровения с друзьями и последующая беседа с судебным психиатром свидетельствовали, что он обдумывал преступление несколько недель – достаточно долгий срок для обвинения в предумышленном убийстве.
Изучая мичиганские убийства, мы обнаружили следующее: 72 % дел содержали явные признаки предшествующих гомицидальных мыслей. Только представьте, сколько лет члены Аль-Каиды вынашивали идею 11 сентября; как тщательно планировали каждый шаг! Дневники террористов подтверждают результаты недавнего исследования серийных убийц: 86 % были свойственны яркие и повторяющиеся гомицидальные фантазии до совершенных преступлений[54]. Конечно, подобные мысли не всегда занимают дни, месяцы или годы. Это могут быть часы, минуты или даже секунды. Один из убийц в нашем исследовании заявил следователям: «Если кто-то насмехается над тобой, ты смеешься вместе с ним. Но внутри тебе хочется забить его до смерти. Наверное, он что-то увидел в моих глазах и решил побыстрее свалить. Я сказал, что все в порядке, но это не сработало. Когда он побежал, я достал пистолет и выстрелил ему в голову». Сколько бы человек ни думал об убийстве – секунды или месяцы, – гомицидальные мысли почти всегда предшествуют действию.
Удивительная распространенность подобных фантазий в сочетании с экспланаторной неадекватностью существующих теорий убийства побудили меня не только сформулировать более глубинную и всеобъемлющую теорию о причинах убийств, но и посвятить ее проверке 7 лет интенсивных исследований. Согласно моей теории, в процессе эволюции человек выработал психологические адаптации, склоняющие его к убийству как к одному из решений широкого круга проблем, с которыми он регулярно сталкивался в борьбе за выживание и размножение. Они представляют собой психологические механизмы, запрограммированные в сознании и активирующиеся в конкретных обстоятельствах для решения конкретных адаптивных задач. Как я уже писал в первой главе, подавляющее большинство убийств подчинены эволюционной логике. Данная теория объясняет все закономерности, выявленные в статистике убийств, которые другие теории не учитывают, – например, почему так много преступлений совершают мужчины и почему они так часто убивают других мужчин. Она помогает понять, почему убивают женщины, и объясняет даже самые непостижимые виды, включая расправу над собственными детьми.
Обратите внимание: предлагая эволюционную теорию, я отнюдь не выступаю за «генетический детерминизм» и не утверждаю, что мы неуклюжие роботы, наделенные слепым стремлением убивать, которое неизбежно найдет выражение. Я также не утверждаю, что у человека, задумавшегося об убийстве, нет выбора и рано или поздно он «переступит грань». Наличие психологических механизмов, побуждающих нас к убийству в определенных ситуациях, не означает, что всем свойственна неуемная жажда крови. Убийство – одна из стратегий в длинном перечне решений предсказуемого набора адаптивных проблем. К счастью, в большинстве случаев люди решают их нелетальными способами.
Моя теория основана на эволюционной психологии – захватывающей гибридной дисциплине, которая произвела настоящую революцию в понимании человеческого поведения. Согласно данному подходу, под давлением естественного отбора наш вид выработал множество психологических адаптаций, влияющих на поведение. Механизмы, которые при определенных условиях могут побудить нас к убийству, – лишь один из элементов сложной системы. Также мы приспособились к сотрудничеству, альтруизму, установлению мира, дружбе, созданию альянсов и самопожертвованию.
До возникновения эволюционной психологии доминирующим объяснением человеческой природы был так называемый аргумент «чистого листа»[55]. Ключевой постулат этой старой парадигмы звучит так: человек рождается без всякого умственного содержания, за исключением общей способности учиться. Содержание характера записывается на «чистый лист» психики по мере развития; иными словами, человеческая природа формируется исключительно под влиянием внешних сил: родителей, учителей, сверстников, общества, СМИ и культуры. Что касается причин, почему мы убиваем, теория указывает на целый ряд средовых факторов, включая плохое воспитание, низкую социализацию, прославляющие насилие идеологии и болезни общества.
Эволюционная психология, напротив, утверждает: мы приходим в мир уже экипированные разумом, который рассчитан на преодоление целого ряда адаптивных проблем, возникавших в ходе эволюционной истории. Это психологическое «оборудование» помогает успешно решать задачи выживания и размножения, с которыми сталкивались предки с глубокой древности. Конечно, когда люди появляются на свет, механизмы сформированы не полностью. Точно так же, как мужчины не рождаются с бородой, а женщины – с развитой грудью, наши психологические адаптации включаются в свое время.
Эволюционная психология позволяет по-новому взглянуть на человеческую природу. Она объясняет, почему людей так привлекает красота, хотя нас всегда учили, что «встречают по одежке, а провожают по уму». Она подсказывает, почему даже влюбленные так часто изменяют друг другу и почему оба пола по-разному относятся к романам на стороне. Эволюционные психологи выяснили, что отчим или мачеха – главный фактор риска жестокого обращения с детьми, и обнаружили, что, в отличие от мужчин, у женщин гораздо лучше развита особая разновидность пространственной памяти – способность запоминать местоположение вещей, которые они видели ранее. Наконец, эволюционная психология объясняет, почему сексуальное желание у женщин меняется в зависимости от фазы менструального цикла