Тараканы!
Забыли они… Забили…
Но прием удобный — выкинуть из головы то, что мешает чувствовать себя комфортно. И я им прямо сейчас воспользуюсь. Что было — наплевать и забыть. Никогда не поздно начать с чистого листа.
— Не спешите с выводами. Дело на контроле у самого высокого начальства, если кто не в курсе. — Глеб вскидывает голову, демонстрируя недосягаемость куратора, и для пущей убедительности прикладывает палец к своим губам. — Пока не найдем достаточно доказательств, лучше даже не заикаться про маньяка. Подслушает кто-нибудь, пресса раздует, и нам несдобровать.
Общая тайна объединяет, хотя бы на время, которого вполне достает на сбор хиловатых доказательств версии того, что Веронику Мазур и Светлану Бизяеву убил один и тот же человек. Белый шелковый шнур, одинаковая странгуляционная борозда, осведомленность преступника о том, что посторонних дома не будет, беспрепятственное попадание в дом…
— Но в сводке вроде было, что ту Мазур двое убивали? — робко вспоминает новичок после старательного осмотра места преступления.
Что-то слишком долго возился Витек… Дотошный… Ладно, о результатах все равно мне доложит.
— Так поэтому и не нужно никому трепаться… — Глеб старается говорить по-дружески, чтобы закрепить почтение, которое к нему явно испытывает Витек. — И там не все ясно, и тут только версия… Вполне может быть, что не маньяк… Обе дамочки так или иначе связаны с олигархом Бизяевым… Может, по его приказу убили любовницу зятя, и теперь кто-то из близких убитой ему отомстил… До него самого не добраться… А может… Может, Бизяев никакой не преступник, а как раз жертва. Оба убийства могут быть нацелены именно на него. Как в бильярде — бьют по шару, чтобы не он сам залетел в лузу, а всего лишь подтолкнул третий шар. Может, задуман рикошет…
— А ведь и правда! — Витек аж притопнул от восхищения. — Конечно, кому нужны рожавшие девки! Нас учили, что если убийства не по пьяни — а у нас явно не этот случай, то чаще всего их совершают из-за денег или в борьбе за власть. Бизяев тогда — классическая цель. И олигарх, и депутат нерядовой. Как это я сам не догадался?! А может, нам “шахматку” расчертить? По вертикали — эпизоды, по горизонтали — фигуранты…
— Грамотей нашелся… Тоже мне, шахматист. Материала пока с гулькин нос. Надо доказательства собирать… — осаживает Глеб. — Но при таком раскладе хотя бы есть основания допросить этого неприкасаемого. Как свидетеля. Заканчивайте, а я буду дальше действовать.
27. Анжела
Двухслойные темно-зеленые шторы всегда с честью сдерживают натиск утреннего света, и просыпается Анжела обычно по своей воле. Никакого насилия над личностью! Особенно утром. Поэтому наложено табу на ранние рейсы, на съемки до полудня, на утренние косметические процедуры, на дообеденные деловые и приятельские встречи… Не жаворонок она — и точка. Исключение — те редкие случаи, когда приходится подстраиваться к полету на частном борте: тут уж не покапризничаешь… Ради действительно крупного заработка, бывает, встаешь по будильнику, ну и спортивный Тапир, увы, чаще всего не считается с привычным распорядком. “Подъем, лежебока! Лыжню проспишь!” — орет прямо в ухо каждое куршевельское утро…
Но сегодня ее растормошил пустой желудок. После вечернего облома с красной дорожкой — будьте прокляты, московские пробки! — чуть было не сорвалась в обжорство, но пока соображала, чем бы утешить себя, пока мысленно выбирала между реблошоном с бокалом мерло и засахаренным имбирем с шоколадным фондю, что продается в “Эдьяре” на Садово-Кудринской, рядом с домом, пришла эсэмэска от Глеба: “Светлану Бизяеву убили, еду расследовать”. Беда беду накликала.
И никаких подробностей. Пробовала ему звонить — телефон отключен. В Интернете порыскала — старье одно попадалось, никакой новой информации.
Но это же не может быть шуткой? Значит, Ника хоть как-то отомщена? Чей грех — тот и в ответе!
Впрыск адреналина перебил оскомину от сорванного мероприятия. Есть больше не хотелось. И уснула быстро.
А что же разбудило? Собственное пузо или Катюхин звонок вмешался? И то и то, наверное. Голод истончил пленку, разделяющую сон и бодрствование, а шевеление “вертушки” в немом режиме довершило побудку.
Кстати, как экономно русский язык относится к своим пожиткам. Канули в лету вертушки — телефонные аппараты с вращающимся диском, которые стояли у начальников. Словцо полежало в загашнике и снова стало модным. Или станет, благодаря моей “Верту”.
— Вставай, соня… — Добрый золотистый голос, как сберегающее реле на выключателях, делает плавным, приятным переход из сна в явь. — Скидывай пижамку и под душ! Я тут рядышком, в “Кофемании”, мечтаю накормить тебя ланчем.
Оказывается, Катюша все-таки прилетела в Москву.
Знает про Нику?
Была тут, когда со Светкой разделались?
Не разберешь пока… Как элегантное платье годится почти на все случаи жизни — и радостные, и трагические, — так и ровная аристократичная интонация Катюхи подходит к любому настроению. Но что у нее внутри? Часто совсем неясно… Но тут не обычная скрытность, не двойное дно, а просто глубина какая-то особая… Не такая, как у Глеба…
Она, пожалуй, единственный человек, с которым можно отвлечься от всех бед. Умеет Катюха сделать уютную выгородку, даже когда кругом бушует горе. Хоть полчаса-час побудешь в защищенном закутке.
Говорит, намерена взять интервью для мадридской русскоязычной газеты, прикупленной мужем, лайт-олигархом, чтобы любимая женушка не заскучала. Дома-то заботы кончились: старший сын, тинейджер, отправлен в английскую школу, младший, второклассник, настолько перспективен для тенниса, что на корте готов дневать и ночевать. Нянька возит его на уроки и на тренировки. В общем, полная сил мать оказалась не у дел.
— Сама расскажешь, что хочешь, и, может, посоветуешь, к кому еще обратиться. Твое интервью оплачивается и бонус за каждую наводку на медийную персону, интересную нашим читателям, — информирует Екатерина нейтральным тоном, самым удобным в разговоре о деньгах, и без паузы заботится: — Гаспачо не разлюбила?
— Давай! Заказывай всего и побольше! — шепчет Анжела в трубку, как будто сама от себя хочет скрыть крамольное намерение наплевать на диету.
Конечно, Катюхе она бы и за бесплатно повторила светские сплетни, которые уже отработала в газетной колонке… Еще не забылись две недели полного кайфа, проведенные прошлой осенью на их с мужем двухэтажной вилле в Марбелье.
Хорошо бы повторить… Надо сохранить отношения… Отказаться от гонорара? Но не ее же деньги. Не из семейного бюджета. Да и она человек слова. Раз предложила, то не сдастся. Начнем пререкаться… Некрасиво. Как бонус — потороплюсь, чтоб не заставлять ее ждать.
Быстрый душ и никакого макияжа, тем более что Катюхе нравится моя утренняя морда. Бывало, в ночном прикиде (никакая не затрапеза: шелковые розовые шортики и майка из топовых в этом сезоне) — чуть не до ужина точили лясы сперва с кофе на южной террасе их особняка, потом, если было настроение, плавали в бассейне под окнами, потом домработница приносила овсянку, а потом, когда солнце распоясывалось, передислоцировались на северный балкон с бокалом холодного шардоне хорошего года…
Вышло, что оделась Анжела в пандан подруге. Чуткая Катюха не расфуфырилась, так что рядом с ней вполне комфортно сидеть чисто умытой, ненакрашенной, на обеих джинсы и пиджаки. Фирмы только разные и расцветка… На униформу все-таки не похоже. Элегантный коричневый твид на Катюхе, любимый темно-зеленый шевиот на Анжеле.
После холодного супа и низкокалорийных биточков из брокколи (от чего, если честно, аппетит только разгорается), Анжела разрешает включить крохотный диктофон — работа всегда помогает отвлечься от жратвы. Но тут начинает урчать ее “вертушка”.
— Опять какой-то чайник раздобыл мой номер! — вслух огрызается она, разглядев на телефонном табло незнакомые цифры. Вызов сбрасывает и телефон отключает.
Всем нужным абонентам в интимном Анжелином мобильнике присвоены легко узнаваемые обозначения: например, “шеф 1” для предыдущего главреда, с которым она, слава богу, умудрилась сохранить нормальные отношения, “шеф 2” для нынешнего, “Тапир” для Тапира, “Батей” был Залманов, а когда его застрелили, то ник перешел к Китову, хотя немолодого олигарха все зовут Бульдозером — за способность к решительному и быстрому устранению любых препятствий. Не в глаза, конечно. Да и рискованно писать длинную неуклюжую кличку: Китов, когда рядом, всегда спрашивает, кто тебе звонит, и хватает мобильник, если твой собеседник ему зачем-то нужен. Еще наткнется на свое прозвище… А “Батя” — это ему приятно, да и не пропадать же удобному словцу… Тем более что в смысле почти отцовской заботы Китов даже перещеголял покойного…
Щедрый! Левая рука Анжелы тянется к шее — убедиться, что колье, которое новый “Батя” подарил ей в минувший уик-энд, на месте. Губы раздвигает самодовольная улыбка от воспоминания о почти сказочной картине, воплощенной мечте провинциальных барышень: двухэтажная яхта, удобный шезлонг на носу (какая-то особенная конструкция, по типу кресел на космических кораблях: вроде полное расслабление, а со стороны, на всех-всех фотографиях, без какого-либо напряжного позирования — как будто сидит подтянутая балерина со специально продуманной пластикой), узкий бокал с “Вдовой Клико”, волны Бискайского залива ритмично, успокаивающе шлепают о борт… И мягкие руки, надевающие на ее шею бриллиантовую удавку…
Подруга замечает жест, обновку оценивает по достоинству, но комментирует сперва живую улыбку, а не бездушную бранзулетку:
— Что, удачный трах вспомнился? — без малейшей издевки, совсем не обидно спрашивает она, потягивая через соломинку свежевыжатый морковный сок.
— Как это у тебя получается не урчать? Я вообще не могу допивать до конца — слишком уж громкие, непотребные звуки издает эта гребаная соломинка! — уклоняется Анжела от подружкиной догадки.