– А кто вы по гороскопу?
– Я овен, – сказал Хесус, – а Леон – весы.
– Да нет, – отмахнулась Принцесса. – Я имею в виду, по китайскому гороскопу.
– По китайскому?
– Ну, по году рождения? Когда ты родился?
Хесус назвал год. Принцесса быстро что-то высчитала в уме, сверяясь по ладони, и сказала:
– Так, ты – кролик.
– Кролик? – медленно, как игуана, моргнул разочарованный Хесус, – то есть заяц? Трусливое и похотливое животное?
– Ну что ты. В китайском гороскопе кролик – это мудрец, который живет на луне и знает секрет вечной жизни. Западные люди видят в пятнах полной луны женское лицо, а мы – кролика, толкущего в ступке снадобья для эликсира бессмертия. Так что быть кроликом – круто!
Хесус приосанился.
– Ну хорошо, а он кто по китайскому гороскопу? – Хесус ткнул в Леона и назвал его год рождения.
– Он петух.
– … как-то не очень он похож на петуха, – снова расстроился Хесус, – слишком высокий, что ли, для петуха…
– В китайском гороскопе петух – это птица феникс, – сказала Принцесса.
Леон расправил свои огромные плечи лесоруба, а Хесус заулыбался.
– И вдруг все сразу стало таким гламурным, да? – понимающе произнесла Принцесса. – Не петух подзаборный какой, а гордый феникс…
– А ты кто? – спросил Леон.
– Я дракон. Как и она, – Принцесса махнула на меня.
– О, дракон! Звучит круто.
– Да. Тут и без всяких объяснений понятно. Драконы лучшие. Простите, друзья, но по сравнению с нами, вы просто заяц и петух…
Второй раз дракон вырвался из нее под чудовищной шанхайской эстакадой, когда мы возвращались с унылой выставки ее подруги (белые стены, большие, мрачные и недоступные смыслу картины, скупой артспик про «выпуклость нездешнего абриса» и «пустоту как форму изобилия мыслеформ»… я уже привыкла). Мы стояли под палящим солнцем на одном из спутанных, как каменные кишки, шанхайском перекрестке – многополосные дороги с развязками, длинными переходами и короткими светофорами.
«Видишь вон ту колонну?» – спросила Шанхайская Принцесса, перекрикивая грохот дороги. Я посмотрела по направлению ее пальца. Одна из стел отличалась от бетонных подпорок эстакады: была больше и блестела золотыми инкрустациями, хотя издали особо было не разобрать.
– Когда строили эту развязку, рабочие никак не могли пробурить в том месте землю, при том что весь Шанхай стоит на мягкой речной почве, – кричала Принцесса. – Все сроки сорвали к чертям, инженеры в тупике, все перепробовали – застряли наглухо! Они мялись-мялись, ну и пошли наконец в единственное место, где можно было получить разумное объяснение происходящему – в буддийский храм. О, нам зеленый, бегом!.. Стой, тут еще один светофор. И вот. Один монах им действительно объяснил – мол, вы пытаетесь просверлить хвост дракона. И типа надо этого дракона уговорить подвинуться или выманить оттуда. А чувакам же отчеты начальству писать, почему строительство встало, какие меры предприняты, перед компартией, опять же, неловко как-то про дракона… Но реально – деваться некуда. Доверили дело этому монаху. Он уединился для ритуалов и переговоров с драконом…
Принцесса надолго замолчала.
– Ну? – не выдержала я. – И что дальше было?
– Да я устала орать. О, зеленый!
Мы перебежали еще одно шоссе и оказались совсем неподалеку от колонны. Она была обита серебряным металлом и вокруг нее вились золотые драконы.
– Через несколько дней монах пришел к инженерам с решением, – продолжила Принцесса на последнем светофоре. – Он велел им установить эту колонну с девятью золотыми драконами и дал точную дату, когда бурить землю. Колонну построили, вот она! Земля беспрепятственно поддалась ровно в тот день, который назначил монах. Так что дракон сдвинул свой хвост, рабочие проложили шоссе, а монах внезапно умер сразу после переговоров с драконом.
– Как?..
– Что?
– Как он умер? Почему? От старости?
– Нет, во цвете лет.
– Он был чем-то болен?
– Нет, сиял здоровьем. Пойдем, нам зеленый!
– Тогда почему?! – кричала я в спину Принцессе.
Она лишь развела на бегу руками.
Выбравшись наконец из каменных кишок, мы сбавили шаг и шли какое-то время молча.
– Нет, ну все-таки, – не выдержала я, – почему он умер? Какие есть версии? Это как-то связано с драконом?
– Ты такая европейка! – то ли улыбнулась, то ли скривилась Принцесса.
– В каком смысле?
– У вас почему-то принято считать, что все в мире имеет свои причины. Это не так. Многое вызвано чужими причинами, а самые важные вещи – вообще беспричинны.
Я часто возвращалась к этой мысли.
Во-первых, если история про переговоры монаха с драконом – правда, то стела должна считаться величайшим произведением китайского совриска, причем перфомансом. Вообще, даже не стела, а все строительство эстакады.
А во-вторых, Принцесса была до обидного права в том, как сильно мой западный разум противился случайной, капризной и необъяснимой природе вещей. Вещи должны иметь объяснение! Иначе как обуздать тот стихийный хаос, из которого сделана жизнь?
Я как раз дочитывала Пу Сунлина, и этот «сборник сиротливых огорчений» часто озадачивал меня рассказами, не поддававшимися привычной логике. Под «привычной» я имею в виду травмированное Голливудом и классической европейской литературой представление о том, как должно строиться повествование: завязка, конфликт, кульминация, развязка – такого рода вещи. К тому же избалованные люди запада привыкли, что при всей предсказуемости финала (герой победит, добро восторжествует, а всесильное зло будет низвергнуто и наказано), автор старается – удивляет эффектными поворотами, непролазными трудностями и правдоподобным преодолением оных…
В китайских рассказах о чудесном ничего подобного нет. События излагаются с пресс-релизовским спокойствием, без попыток уложить их в какую-либо логику, связную мысль или назидание, без начала и конца, без кульминации и развязки. Просто случай. Было так-то. Что хочешь, то и думай. Собственно, как в жизни.
Например, человек женился на фее-лисе. Они жили-были, детей нарожали, то-сё, пока однажды в комнату не впрыгнул белый заяц и дева не ушла за ним. Тогда ее муж и дети взобрались по длинной лестнице на небо и исчезли за облаками. Люди подошли к лестнице – а это рухлая дверь с вынутыми досками. Вошли гурьбой в комнату, смотрят – стены в саже, поломанная печурка, вещей никаких, будто и не жил никто. Все, конец.
Или вот история про даоса из секты Белого Лотоса. Его любимая наложница учинила беспутство с его же учеником. Даос превратил ученика в борова и послал за мясником. Тот зарезал борова и стал продавать его мясо. «Никто и не подозревал!» – сказано у Пу Сунлина. Мне ужасно нравилось это предложение. Столько предвкушения драмы в четырех простеньких словах… И вот отец зарезанного ученика обо всем узнал и нажаловался властям. Даоса схватили вместе с женой и маленьким сыном и заперли в клетке, чтобы препроводить в столицу на казнь. Но по дороге из-за гор выскочил великан и проглотил сначала жену, потом сына, а затем и самого даоса на глазах у изумленных солдат. Проглотив же, великан спокойно, как ни в чем не бывало, удалился. Все.
Или вот – жил-был студент, преподавал грамоту. Однажды ночью на него свалилась лиса, и они «стали любовничать». Студент возжелал удержать лису подле себя и опутал ее охотничьей сетью. Лиса высвободилась, превратившись в белый пар, но сильно рассердилась. Взяла студента за руку, и они полетели. По пути она обронила его где попало, и тот упал в яму к одному богачу. В яме сидел тигр, а отверстие было затянуто сеткой. Студент упал на эту сеть, застрял головой вниз. Утром сторож его так и обнаружил: ахнул, поднял, а тот уже умер! Но потом ожил и пошел домой. Все.
Что думать – непонятно. Вещи происходят без каких-либо объяснений, прямо как в перфомансах современного искусства. Ни логики, ни назидания.
Такая литература, конечно, гораздо ближе к жизни, потому что в жизни тоже ничего этого нет: строили дорогу, не получалось, позвали монаха, тот сказал «там дракон!», договорился с драконом, чтобы сдвинул свой хвост, дорогу построили, монах умер. Так работает изнанка мира. Одно не ведет к другому. Вещи просто случаются.
– Твой монах не выходит у меня из головы, – сообщила я Принцессе вечером на общей кухне. – Думаю, ты права. Многие вещи беспричинны. И с этим трудно смириться, потому что тогда выходит – ты мало что контролируешь в жизни. Конечно, ты и так ничего в ней не контролируешь, но выкапывание причин хоть как-то поддерживает сладкую иллюзию…
– Ну хорошо. Если тебе так нужны версии, то вот. Возможно, это был Шень.
– Кто?
– Шень – легендарный дракон, дыханием порождающий миражи.
– И что?
– Как что? Теперь можешь искать причинно-следственные связи. Возможно, дорогу не получалось построить, потому что чешуя дракона неуязвима для дрелей и экскаваторов. А возможно, лишь возможно, весь Шанхай – это мираж, порожденный спящим под городом Шенем. А мираж не может повредить своему источнику. Сон не может просверлить спящему хвост, понимаешь? Только заставить спящего изменить позу.
– М-м-м… то есть дракон символизирует иллюзорность бытия, как в бардо?
– Дракон – это дракон. Он ничего не символизирует.
– Ну не хочешь же ты сказать, что под Шанхаем лежит настоящий дракон из плоти и крови и своим галлюциногенным дыханием прямо сейчас производит всю эту оптическую иллюзию… – я махнула в окно на психоделические небоскребы. – Хотя…
Я пожала плечами. Это была одна из тех мыслей, которую невозможно воспринимать серьезно, но думать очень приятно. Принцесса пожала плечами в ответ:
– Древние идеи умирают долго. Видишь вон тот небоскреб? С квадратной дырой наверху? В Гонконге даже высотки строят с дырами. Этажи, этажи, этажи – раз! – дыра в доме насквозь – и снова этажи, этажи…
– И что?
– А то. Это для дракона. Чтобы смог пролететь через город к воде и не врезался в небоскреб. Это не древние постройки. Это сейчас так строят. Типа так надо по феншую. Иначе дракон устроит одиннадцатое сентября, когда полетит на водопой, ясно? Древние идеи умирают та-а-а-ак медленно, что смерть наступает… аж никогда!