«Ты такой европеец!» – промолчала я, потому что как раз подошла Принцесса с экипировкой. Она принесла что-то типа целлофановых чехлов для людей и такие же перчатки. «Надевайте!» – скомандовала она.
Мы облачились в целлофан с головы до пят и сидели за столиком в неловком молчании, как космонавты перед взлетом. Но недолго. Скоро хозяин притащил огромный поднос красных раков и тут же удалился с заговорщицкими жестами – мол, щас-щас, погодите… Не успели мы ничего предпринять по поводу раков, как он вернулся с накрытой хрустальной салатницей.
Принцесса округлила глаза и протестующе замахала руками, но хозяин торжественно водрузил чашу на стол и жестом фокусника поднял крышку. Из салатницы вырвался пряный алкогольный дух. Внутри крупные живые креветки подпрыгивали в красно-коричневом супе из вина и специй. Стив привстал, чтобы получше рассмотреть. Одна из креветок подскочила так высоко, что чуть не влетела ему в глаз.
Я покосилась на Принцессу.
– Подарок от шефа, – развела та руками. – Пьяные креветки.
Хозяин стоял у нее за спиной и обращался к нам.
– Он говорит, чтобы мы дали им станцевать, а уж потом ели, – перевела Принцесса.
Станцевать? Пьяные креветки действительно подпрыгивали из чаши все выше и бодрее. Пара ребят из-за соседнего стола подошли полюбоваться на «танец».
– Они м-м-м… должны умереть от алкогольного опьянения, прежде чем?.. или?.. – спросила я.
– Нет, их едят прямо живыми! – обрадовался Стив. – Причем целыми. Я давно хотел это попробовать. Минус один из списка! Как хорошо, что ты привела нас сюда, Затмение! Может, ты поможешь мне и с остальными пунктами? Я составил перечень, знаешь… здешних необычных блюд? Желаю отведать! Мне из списка остались акульи плавники, утиные языки, императорский деликатес, да? этот… как его? Морской огурец! Здесь подают морской огурец?! Такой, знаешь, ну… – Стив просунул язык за щеку и изобразил бровями непристойное изумление перед формой морского огурца.
– Здесь не подают морской огурец, – вздохнула Принцесса.
– Жаль! А-ха-ха! Еще, говорят, вино из костей тигра, да? Хотя можно и просто змеиную кровь, тоже пока не пробовал… Бьющиеся лягушачьи сердца! Это совсем уж экзотика, конечно… И, если отважусь… собачий пенис!
На последнем пункте Принцесса выкатила глаза оттуда, куда они закатились, и уставилась на меня со значением. Я кротко кивнула – мол, да-да, я все поняла про «таких европейцев».
«Танец» в чаше тем временем перешел в гнетущее зрелище: пьяные креветки лишь изредка подергивались и трепыхались в винном супе, как раненные после побоища. Хозяин из-за кухонной стойки гаркнул в нашу сторону – мол, ешьте же! – и выжидающе протянул ладони.
Стив захватил палочками в плен одну из крупных серых тварей. Креветка дернулась и исчезла во рту у Стива вся, кроме усов.
– М-м, хрустит! Почти не борется, – бодро докладывал Стив вести с полей, шевеля креветочьими усами изо рта. – Будто панцирь жуешь… О, какая жирная – глянь!
Он ухватил из чаши креветку с мою ладонь. Она взбрыкнула в палочках и вырвалась ему на целлофановые колени.
– Уо-уо-уо-уоу! – закричал Стив, – вы только гляньте, какая балерина!
Он выудил беглянку с колен и тоже сунул в рот. На лбу у Стива выступил пот, по подбородку потек красный винный соус, а в глазах заблестели слезы.
– Кх-х-х-х-х… Кх-ха-а-а-а-а… Хъ-хъ-хъ-хых… Х-кх-острое хъя-а-а-а-а-а! – Стив выпучил глаза, раскрыл рот и, чтобы мы не видели, что там у него творится, шурша целлофаном, уполз куда-то под стол. Принцесса что-то сказала хозяину, и тот вытащил Стива из-под стола и повел, согбенного кашлем и рыданиями, к двери, за которой была жилая комната. Выглядело это так, будто хозяин волочит провинившегося Стива за ухо вон из класса.
– В туалет. Плакать, – коротко пояснила Принцесса и спокойно принялась за раков.
Это была одна из тех местных трапез, после которых я была не только голодна, но в придачу еще и вымотана в неравной борьбе с пищей. Еда не сдавалась врагу даже после своей героической смерти в кипятке: раки брызгались чили соусом, душераздирающе хрустели, выскальзывали из целлофановых рук в глаз притихшему Стиву – и даже те мизерные ошметки мяса, что удавалось из них добыть в схватке с панцирем и клешнями, обжигали рот до слез. Принцесса была права. К концу трапезы мы выглядели, как хирурги-маньяки после резни бензопилой. Все плакали.
Говорить во время еды было некогда. Это была бойня. Но когда поднос с остатками резни унесли восвояси и принесли напитки, Принцесса спросила:
– Так что там у тебя за дело, Стив?
– Ну это… – замямлил Стив, утираясь кровавой от соуса чили салфеткой, – ты тут все знаешь… Я просто подумал, может, ты мне покажешь… ну я не знаю? Крутые местные клубы? С музыкой типа?.. Мне для работы?
– А, это. Щас.
Принцесса разлочила айфон и стала быстро листать какие-то китайские афиши.
– А, вот это круто. Хочешь сегодня пойти на фрик-оперу?
– С тобой? – выпрямился Стив.
– Что такое фрик-опера? – одновременно с ним спросила я.
– Я без понятия, но эти ребята – крутые художники пекинского андеграунда. Они редко приезжают. Я была на их выступлении прошлой осенью, потрясающе. Я не уверена, остались ли билеты, кстати… А, вот, фрик-опера… Есть! Так что, Стив? Тут тебе и подпольный клуб, и искусство андеграунда, и музыка… Хочешь?
– С тобой? – повторил Стив.
– Почему нет? Пойдем вместе! У тебя же нет планов на сегодняшний вечер? – обратилась Принцесса ко мне.
У меня были планы. Я собиралась созвониться с семьей перед шаббатним ужином у мамы. Ладно, поговорю раньше.
– Нет, – сказала я.
Стив метнул в меня взгляд, которым можно было отравить колодец.
– Тогда решено, – сказала Принцесса, уткнувшись в телефон. – Начало в одиннадцать. Встречаемся прямо в клубе. Ловите билеты и адрес!
Я таки созвонилась с семьей и опоздала на полчаса. Принцесса сказала, что все равно в начале будет разогрев, а сама опера начнется не раньше полуночи.
Вход в клуб невозможно было опознать, если бы не рассеянные вокруг стайки юношей и девушек удивительной красоты – в модных нарядах, серьгах, дредах и татуировках, с молодыми скульптурными лицами, нежные и опасные, как звери неизвестной породы. Они курили стоя, сидя и лежа прямо на асфальте перед подъездом, что вел, по всей видимости, в подпольный клуб.
Среди всего этого экзотического цветника броской фигурой скорби стоял Стив. С букетом роз. Принцесса, конечно же, не пришла. Мне следовало догадаться… Я отвела глаза. Мужчина с цветами – ужасное зрелище. Если бы я проектировала памятник всем простым и несбыточным упованиям человечества – на секс, на чудо, на вечную любовь, на радость и веселье – я бы сделала его в виде растерянного мужчины с цветами.
Увидев меня, Стив опустил букет и обреченно махнул рукой, как бы в жесте полной капитуляции перед женским коварством.
– Хочешь цветы? – спросил Стив, когда я подошла.
Он держал розы как веник.
– Нет.
…
– Ну это… Если ничего другого, может, хоть ознакомимся с ночной жизнью Шанхая? Глянем на искусство андеграунда? Мы все равно уже здесь? Вдруг тебе и вправду для работы будет интересно? – опять утешала я Стива.
Стив снова не утешился, но поплелся за мной в подъезд, волоча букет по ступенькам. На прокуренной лестнице толпились живописные пары и тесные компании.
– Клоуном в пепел чихали? – спросили нас два амбала на входе по-китайски.
Мы показали билеты в телефонах, нам проштамповали запястья флуоресцентными иероглифами, и мы прошли внутрь.
Подпольный клуб состоял из двух небольших залов – бара с диванами, сооруженными из старых автомобильных сидений, и помещения для танцев. На небольшой сцене за пультом стоял диджей – мордатый азиат-альбинос в чем мать родила, за исключением накладного позвоночника динозавра на спине и бус из крысиных черепов на шее. В глазах у него были желтые рептильи линзы с вертикальными зрачками.
В темном зале софиты изредка проезжались по головам танцующих. Танцевали вяло: чуть-чуть пошатывались под оглушительное техно в темноте, как зомби в выжидательном режиме – до того, как увидели живых. Видимо, был все еще разогрев. В целом это выглядело как нечто среднее между школьной дискотекой и шаманским ритуалом с диджеем в роли шамана и запредельно красивыми юными людьми в роли племени. Диджей поколдовал над пультом и поставил что-то типа григорианских песнопений под техно-музыку, приводя публику в нужное состояние перед инициацией.
Где-то к часу ночи клуб набился до отказа, и началась сама фрик-опера. Выглядело это, собственно, как продолжение дискотеки, то есть все по-прежнему шатались под тот же техно-госпел, но.
На сцену вышли два голых китайских карлика, выкрашенные в зеленый и черный, в ожерельях из челюстей динозавра, и съели под музыку сырую курицу. Без рук – примерно как новобрачные ловят ртами подвешенное яблоко на свадебном конкурсе.
Потом вышли еще персонажи – нечто среднее между традиционной китайской оперой и старинным цирком уродов – женщина с огромными крабовыми клешнями вместо рук, гуттаперчевые гимнастки в масках мексиканских борцов, гусь в скафандре, пятиглазая блондинка… Диджей тем временем сменился на Андрогина в огромной шляпе с колокольчиками, покрытого украшениями, как царь Ксеркс из фильма «Триста спартанцев».
Персонажи вышли в народ и прямо в толпе исполнили «современный танец» – что-то вроде предсмертной агонии или того, как в немом кино изображали шаманский экстаз. Они ползали, приседали в позу орла, целовались, пускали слюни, падали, молились, двигались как параличные куклы – в общем, всячески вели себя не по-человечески.
Примерно с начала оперы я ушла в самый конец зала и взобралась там на подоконник заколоченого окна: между искусством и публикой не было никакой преграды, и я боялась, что в какой-то момент искусство может доползти прямо до меня. И вот теперь, с высоты своего убежища, я смотрела, как два сумоиста на карачках обнюхивают замершего Стива, прижавшего к груди букет, как святое распятие в логове вампиров. Сумоисты, латексные акробатки и карлики зубами растащили розы по залу, а Стив так натурально цепенел от ужаса, что все посчитали его частью представления. Лопоухий американец с букетом роз выглядел достаточно дико, чтобы быть частью одиозной труппы, а не публики.