Солнце оставило на ее теле единственное светлое пятно в виде крошечного треугольника – точную копию ее купальных трусиков. Резким движением она встала на ноги, подошла к двум букетам роз, украшавшим ее комнату, и, чувственно изогнувшись, понюхала цветы. Кто мог их прислать? В бассейне она ни с кем не разговаривала, за исключением мальчишки, которого попросила принести «коки» со льдом и лимоном. Она прочла визитные карточки, прикрепленные к букетам: ни Луи Гольдман, ни Цезарь ди Согно ей не были знакомы. Она скомкала их, бросила в унитаз и спустила воду. Затем достала из холодильника бутылку молока и сделала большой глоток из горлышка. Все здесь приводило ее в восхищение. Она подошла к открытому окну, поднялась на кончиках пальцев и сладко потянулась. Не меняя положения, выдвинула ящик комода и извлекла оттуда странную, украшенную цветочками соломенную шляпу и длинные перчатки из черного шевро.
Она натянула перчатки, надела шляпу и, положив ступни ног на край кровати, начала делать отжимания, мурлыкая песенку, которой ее научили двадцать один год тому назад.
Через несколько минут вдали показались Канны.
– Каким маршрутом желаете ехать? По Круазетт или Д'Антиб?
– А в чем, собственно, разница?
– Круазетт идет вдоль моря, д'Антиб через центр города. Отель «Мажестик» находится в конце Круазетт.
– В таком случае, по Круазетт,- ответил Ален.
Подъехав к развилке, Норберт свернул налево, проскочил под мостом и круто повернул направо.
Нескончаемая вереница машин, бампер в бампер, двигались им навстречу.
– Движение хуже, чем в Париже.
Ален был поражен количеством хорошеньких девушек, в одиночестве сидевших за рулем малолитражек.
– Их всегда так много?- спросил он.
– Всегда, и днем и ночью,- ответил Норберт.
– Где же они живут?
– Кто их знает? Где придется. Одни спят на пляжах, другие в палаточных городках или снимают квартиру у местных жителей. В июле население в Каннах увеличивается в двадцать раз. Вы бывали в Сен-Тропезе?
– Нет.
– Там вообще в сто раз. Большинство приезжает без денег.
– На что же живут?
– Выкручиваются… Девушки за бутерброд расплачиваются тем, чем одарила их природа. Кстати, парни тоже.
– Хотите сказать, занимаются проституцией?
– Скажем, выживанием. Поставьте себя на их место. Следует приглашение на тридцатиметровую яхту, икра, виски, музыка и бац – в кровать… Деньги развращают всех, мистер.
– Как прошло чаепитие?- спросил Гамильтон.
– Нормально,- ответила Эмилия, бросив на него вопросительный взгляд.- Ты уходишь?
– Спущусь в бар на пять минут. Голен хочет со мной о чем-то посоветоваться.
– Надеюсь, ты выставишь ему счет?
Он сухо рассмеялся.
– Непременно и сразу же. Мне ждать вас внизу или подняться сюда?
– Спустимся сами. Сара, что ты себе выбрала? Я не хочу, чтобы мы были одинаково одеты.
– Белое, от Сен-Лорана.
– Прекрасно! Я надену зеленое от Кардена.
– Ухожу,- сказал Гамильтон.
Он осторожно, стараясь не хлопать, закрыл за собой дверь. Сара жестом предупредила мать не шевелиться.
Она прошла в прихожую, открыла дверь и, убедившись, что в коридоре никого нет, возвратилась в гостиную.
– Хочу кое-что тебе показать.
– Что?
– Кое-что из увлечений твоего мужа.
– Прекрати называть Гамильтона «муж». Он, кстати, твой отчим.
– Может, мне называть его папочкой? После того, что я тебе покажу…
Она достала из шкафа черный дипломат, спрятанный под стопкой пуловеров Гамильтона.
– Тебя никогда не интересовало, что он в нем хранит?
– Наверное, какие-то бумаги…
– Да, бумаги, но специфического характера…
Из кармана брюк она достала маленький плоский ключик.
– Сара!- возмутилась Эмилия.- Откуда у тебя этот ключ? Ты не имеешь права!
– Я его взяла, мама, чтобы ты узнала, с каким мужчиной ты живешь уже двенадцать лет.
– Сара, я тебе запрещаю! Я тебе не разрешаю!
– Посмотри только одним глазом и все поймешь!
Она поковырялась в замке, подняла крышку и высыпала содержимое на диван: порнографические журналы.
– А это, ты знаешь, что это такое? Увеличительное стекло! Он рассматривает эту гадость через увеличительное стекло!
Эмилия быстро отвернулась.
– Сара, я приказываю тебе закрыть этот чемодан. Я возмущена твоим бестактным поступком. Гамильтон – мой муж, но я никогда не позволяла себе рыться в его вещах.
– Дело твое. Закрой на это глаза. Но теперь ты знаешь, с каким сатиром ты живешь!
– Не вмешивайся в мои дела!- крикнула Эмилия, побагровев от злости.
– Я хотела тебя только предупредить!- ответила Сара.
Она сунула ключ в карман и исчезла в своей комнате. Эмилия стояла оцепенев, дрожа от гнева и внутреннего бессилия. На этот раз Сара перешла все границы. Никто в мире не имеет права рыться в личных вещах мужчины, кроме собственной жены… Из шкатулки, в которой хранились ее драгоценности, она достала маленький плоский ключик и открыла дипломат. В течение их многолетней супружеской жизни Эмилия проделывала это много раз. Коллекция Гамильтона регулярно пополнялась новыми экземплярами.
Сжав губы, жадно, широко раскрыв глаза, она рассматривала влагалища, разрываемые непомерно большими мужскими членами. В жизни только у двух мужчин она видела нечто подобное: у Фрэнка Бурже и Гамильтона Прэнс-Линча, ее двух мужей.
Попав в невероятную пробку, «роллс» тащился черепашьим шагом. «Въезжаем в Канны»,- подумал Ален.
– Это – Круазетт?- спросил он.
– Нет, дальше… Надо повернуть еще направо.
Впереди Ален заметил здание, построенное в стиле рококо. Окруженное пальмами, оно имело импозантный вид.
– Что это?
– Летнее казино «Палм-Бич».
Его мгновенно охватило беспокойство. Уже сегодня вечером он должен попытаться провести за этими стенами операцию с чеком на пятьсот тысяч долларов. Из Нью-Йорка, да еще после вкусного ужина, эта задача казалась ему вполне выполнимой. Она представлялась продолжением мечты, когда думаешь, что уже действуешь. Но оказавшись на месте, в реальной обстановке, он с ужасом подумал, как ему получить этот огромный кредит. Он возненавидел Баннистера.
– До отеля еще далеко?
– Круазетт начинается здесь, а отель находится на другом конце. «Мажестик», «Палм-Бич» – это одни и те же хозяева, та же политика – ощипать беззащитных миллионеров.
– Вы против?- сдерживая улыбку, спросил Ален.
Норберт бросил на него удивленный взгляд.
– Так делают все! И я первый в этом списке.
– А ваши политические убеждения?- подзадоривал его Ален.
Норберт улыбнулся, и глаза его сузились.
– Я набит противоречиями по самую крышу…- Он едва увернулся от мальчишки, который чуть не попал под машину, и добавил:- Только за них я беру ответственность на себя.- Он замолчал. Затем, указав на гигантское здание, стоявшее по правой стороне, произнес:- Отель «Карлтон».
Он свернул в узенькую улочку, проехал вдоль западного фасада здания, еще раз повернул налево и затормозил у тротуара.
– «Мажестик?»- удивленно спросил Ален.
Норберт отрицательно покачал головой.
– Мистер, я хотел бы попросить вас об одолжении… Я дорожу своим местом и вынужден следовать правилам фирмы. Позвольте мне надеть фуражку и будьте любезны пересесть на заднее сиденье.
– Почему? Какое это имеет значение?
– Так положено,- ответил Норберт.- Обитатели «Мажестик» должны суметь определить, кто из нас – шофер, а кто – пассажир.
– О'кей!- согласился Ален.- А я-то думал, что вы способны отвечать за свои противоречия.
– Сожалею, мистер! Но речь идет не о моих или ваших противоречиях, а о символике системы, которая требует моментального определения, кто есть кто.
– Повторите это еще раз, но помедленнее,- попросил Ален, обхватив голову руками.
Когда он пересел на заднее сиденье, Норберт с серьезным видом надел свою фуражку и машина двинулась вперёд.
Всякий раз останавливаясь в «Мажестик», Джон-Джон Ньютон, кроме люкса на шестом этаже, постоянно снимал еще один номер на втором. Спальня в нем предназначалась для представительниц прекрасного пола, гостиная – для деловых встреч с мужчинами. Случалось, что «соседи» проявляли интерес друг к другу, и все развивалось предварительно разработанному сценарию.
В зависимости от значимости присутствующего у него гостя, Джон-Джон подстраивал так, что в какой-то момент из-за двери спальни выглядывала прелестная женская головка. Разыграв смущение, он представлял девушку и через несколько минут, под предлогом срочного телефонного разговора, исчезал из номера. Когда через полчаса он возвращался обратно, принося извинения за долгое отсутствие, он с первого взгляда определял результат своего маневра. В трех случаях из четырех девушка, предварительно заказанная за бешеные деньги в соответствующем агентстве, оказывалась «соблазненной» его гостем, который от сознания, что ему удалось трахнуть подружку такого влиятельного и обаятельного мужчины, как Джон-Джон Ньютон, чувствовал себя на вершине блаженства. Впоследствии, при решении деловых вопросов, он бессознательно становился более уступчивым.
Суммы сделок, проводимых Джон-Джоном, исчислялись многими миллионами долларов, и поэтому ничтожная доля процента за посреднические услуги могла равняться целому состоянию. Ньютон запросто общался с израильскими генералами, министром иностранных дел Саудовской Аравии, партийными руководителями китайского народа и со всеми остальными, кто прибегал к помощи его фирмы в случае необходимости экипировать будь то регулярную армию или банду наемников его изощренным электронным оборудованием.
В дверь кто-то постучал. Джон-Джон нажал на ручку двери и широко распахнул ее. Небольшого роста мужчина в безукоризненном черном блейзере протягивал ему руку. Джон-Джон схватил ее и горячо пожал.