Ответил Датуре я:
— Это отвратительно, мерзко, а главное, не принесет результата. Все зазря.
— Я знаю, что делаю, беби. Я всегда точно знаю, что делаю.
— Она не такая, как вы, — гнул я свое. — Она не может ненавидеть, так что вам не удастся разъярить ее.
— Все ненавидят, — возразила она, и от ее убийственного взгляда у меня существенно понизилась температура крови. — Ненависть заставляет мир вертеться. Особенно для таких девушек, как Мариан. Из всех ненавистников они — самые лучшие.
— Да что вы знаете о таких девушках, как эта? — презрительно, сердито спросил я. Сам же и ответил: — Ничего. Вы ничего не знаете о них.
Андре шагнул но мне, оставив лампу Коулмана на месте, Роберт одарил злым взглядом.
А Датура не унималась, не зная жалости:
— Я видела твою фотографию в газетах, Мариан. Да, я порылась в архивах, прежде чем прийти сюда. Я знаю лица многих людей, которые умерли здесь, потому что, если я встречу их… когда я встречу их с помощью моего нового бойфренда, моего маленького странного бойфренда, я хочу, чтобы встречи эти стали запоминающимися.
Высокий широкоплечий мужчина с короткой стрижкой и глубоко посаженными злыми зелеными глазами наконец-то объявился, но меня так отвлекла непрекращающаяся атака Датуры на официантку коктейль-холла, что я упустил момент его прибытия и увидел, лишь когда он оказался в непосредственной близости от нас.
— Я видела твою фотографию, Мариан, — повторила Датура. — Ты была симпатичной девушкой, но не красавицей. Достаточно симпатичной, чтобы мужчины использовали тебя, но не столь симпатичной, чтобы ты могла использовать мужчин и получать от них то, что хотела.
Стоя в каких-то десяти футах от нас, восьмой призрак выглядел таким же злым, как и при нашей первой встрече несколькими часами раньше. Сцепленные зубы. Сжатые в кулаки пальцы.
— Мало быть достаточно симпатичной. — Датура все говорила. — Симпатичность хороша в молодости, а потом быстро увядает. Если бы ты осталась жива, тебя ждали бы годы работы официанткой коктейль-холла и разочарование.
Мужчина с короткой стрижкой уже стоял в каких-то трех футах за спиной опечаленной донельзя души Мариан Моррис.
— Придя на эту работу, ты питала радужные надежды, — добивала призрака Датура, — но работа эта оказалась тупиком, и скоро ты поняла, что потерпела неудачу. Женщины вроде тебя как-то живут, общаются с сестрами, подругами, но ты… ты подвела своих сестер, не так ли?
Одна из ламп Коулмана ярко вспыхнула, померкла, вновь ярко вспыхнула. Тени разбежались в разные стороны, надвинулись, разбежались вновь.
Андре и Роберт посмотрели на начавшую чудить лампу, переглянулись, в недоумении оглядели зал казино.
Глава 37
— Ты подвела своих сестер, — повторила Датура. — Своих парализованных, слепых, обезображенных сестер. И если это неправда, если ты думаешь, что я несу чушь, тогда покажись мне, Мариан. Покажись, возрази мне, дай посмотреть, что сделал с тобой огонь. Покажись, испугай меня.
Хотя я никогда не смог бы перевести эти души в некое квазиматериальное состояние, которое позволило бы Датуре увидеть их, я надеялся, что Короткая Стрижка с его высоким полтергейстовым потенциалом устроит спектакль, который так увлечет эту троицу, что они напрочь забудут про мое существование и мне удастся сбежать.
Трудность заключалась в том, что распирающую его злость следовало преобразовать в доведенную до белого каления ярость, которая и вызывала феномен, известный как полтергейст. Но теперь Датура, похоже, успешно решала эту проблему за меня.
— Ты была здесь не ради своих сестер, — била она наотмашь. — Ни до землетрясения, ни во время, ни после, никогда.
Хотя официантка закрыла лицо руками, страдая от этих незаслуженных обвинений, Короткая Стрижка сверлил Датуру сверкающим взглядом и очень быстро приближался к точке кипения.
Его и Мариан Моррис связывала не только безвременная смерть, но и невозможность перебраться в следующий мир, однако я не мог утверждать, что атаку на официантку коктейль-холла он воспринимал как личное оскорбление. Я не верю, что оставшиеся здесь души стремятся к общению. Они видят друг друга. Все так, но каждая живет сама по себе.
Куда более вероятно другое объяснение: источаемая Датурой злоба подействовала на Короткую Стрижку, сыграла роль катализатора, резко подняла тонус злости, которая переполняла его.
— Пятая душа прибыла, — возвестил я. — Теперь все условия соблюдены.
— Так сделай это, — резко бросила Датура. — Покори их прямо сейчас. Заставь показаться мне.
Прости меня, Господи, но я старался спасти себя и Дэнни.
— То, что вы делали, оказалось полезным. Ваши действия… ну, не знаю… разогрели их эмоционально или что-то в этом роде.
— Я же говорила тебе, что всегда точно знаю, что делаю. Никогда не сомневайся во мне, беби.
— Тогда продолжайте честить Мариан, и через несколько минут я смогу показать вам не только ее, но и всех остальных.
И она с новой силой набросилась на официантку, прибегнув уже к куда более грубым словам и выражениям. Теперь запульсировали обе лампы Коулмана, возможно, подстраиваясь под молнии, которые наверняка разрывали небо за пределами казино.
Короткая Стрижка заходил взад-вперед, замер на месте, вновь принялся ходить, окончательно выведенный из себя, ударил кулаком о кулак с такой силой, что разбил бы костяшки в кровь, будь он человеком, а так бесшумный этот удар остался не замеченным для всех, кроме меня.
Он мог бы ударить этими кулаками меня, но это ничего бы не дало. Ни один призрак не может непосредственно причинить вред живому существу. Этот мир принадлежит нам — не им.
Однако, если оставшуюся здесь душу унизить, если при жизни этого человека отличали злость, зависть, бунтарство, а характер его никак не мог улучшиться от долговременного пребывания между мирами, тогда он способен влить энергию своей демонической ярости в неодушевленные предметы.
Датура же, не зная жалости, продолжала терзать словами официантку коктейль-холла, которую не видела, да и не могла увидеть: «Знаешь, что я думаю, Мариан, на что готова поспорить? В этом дешевом интернате для инвалидов наверняка нашелся сотрудник-извращенец, который ночами пробирается в комнату твой сестры, Бонни, и насилует ее».
В ярости Короткая Стрижка отбросил назад голову и закричал, зарычал, но звуки эти остались где-то между этой и последующей реальностями.
— Она совершенно беспомощна, — яд буквально сочился из голоса Датуры, — и боится что-либо рассказать, потому что насильник никогда не говорит, она не знает его имени, она слепа, вот и думает, что ей никто не поверит.
Короткая Стрижка рвал воздух руками, словно старался прорваться сквозь мембрану, отделявшую его от мира живых.
— Вот Бонни и приходится терпеть все, что он с ней проделывает, но, терпя, она думает о тебе, думает, что из-за тебя она оказалась в бальном зале, когда землетрясение уничтожило ее жизнь, думает, что тебя, ее сестры, сейчас нет с ней и никогда не было.
Слушая себя, своего любимого исполнителя, Датура млела от собственной злобности. После каждой тирады она, казалось, раскрывала в себе все новые и новые уровни зла.
И вся эта злоба, которая ранее пряталась под маской красоты, наконец-то проступила сквозь нее. Ее раскрасневшееся и перекошенное лицо более не могло служить мечтой юношей в период полового созревания, с таким лицом отправляли в закрытые клиники для преступников, признанных безумцами.
Я напрягся, чувствуя, что ярость призрака вот-вот даст выход.
Заведенный Датурой, заряженный энергией, Короткая Стрижка дергался, будто его полосовали сотнями кнутов или постоянно били разрядами электрического тока. Он вытянул руки, растопырил пальцы, словно вошедший в раж проповедник какой-то секты, призывающий своих последователей к покаянию.
От его ладоней отделились и поплыли концентрические кольца энергии. Сами кольца видел только я, а вот их воздействие на неодушевленные предметы не укрылось ни от Датуры, ни от обоих ее коней.
Треск, скрежет, хруст, скрип донеслись из расплавленных игровых автоматов. Оба оставшихся целыми стола для «блэк-джека» заплясали на месте. Тут и там с пола казино начали подниматься вихри золы и пепла.
— Что происходит? — спросила Датура.
— Сейчас они появятся, — объяснил я, хотя все призраки, за исключением Короткой Стрижки, исчезли. — Они все. Наконец-то вы их увидите.
Полтергейст столь же неизбирателен, как ураган. Он не может нацелить себя на какой-то предмет, не может дозировать выделяемую энергию. Он слеп, крушит все подряд и может причинить вред людям, пусть не сам, а посредством предметов, которые приходят в движение под действием его энергии. Если летящий с огромной скоростью мусор разбивает тебе голову, результат будет тот же, что и от нацеленного удара дубинкой.
Куски лепнины поднялись со стола для игры в кости, на котором лежали со времени землетрясения, и понеслись к нам.
Я присел, Датура пригнулась, и неуправляемые снаряды пронеслись мимо нас, над нами, разбились о колонны и стену за нашими спинами.
С пальцев Короткой Стрижки продолжали срываться энергетические заряды, а когда он издал еще один молчаливый крик, концентрические энергетические кольца полетели и из открытого рта.
Серая зола, копоть, куски обгоревшего дерева все в большем количестве поднимались с пола, тогда как штукатурка сыпалась с потолка. Стол для «блэк-джека» пролетел через зал, унесенный ветром, которого никто из нас не чувствовал. За ним последовали выпачканное в саже колесо рулетки и два металлических костыля, возможно, отправившиеся на поиски игрока, который ими пользовался. Из темноты донесся жуткий скрежет, с каждой секундой набирающий силу.
В этом бушующем хаосе кусок лепнины весом никак не меньше пятнадцати фунтов ударил Роберта в грудь и сбил его с ног.
В тот самый момент, когда Роберт повалился на пол, из черных глубин казино появилась частично оплавленная, полноразмерная бронзовая статуя индейского вождя верхом на коне. Статуя вращалась, скрежеща основанием по бетонному полу (ковер-то почти везде выгорел), разбрасывая мусор, высекая снопы белых и оранжевых искр.