Не только мошенники и аферисты являлись теми нежелательными личностями, которых Дэйн хотел устранить из игорного бизнеса. Все большее число посторонних лиц инвестировали в Хот-Спрингс в качестве теневых партнеров казино, связанных с мафией. Долгое время Хот-Спрингс придерживался политики невмешательства по отношению к организованной преступности – в большей степени, чем в других местах, но по мере того как настроения в стране менялись, менялось также и общественное мнение в Арканзасе. Даже Лас-Вегас испытывал на себе негативную реакцию местных жителей из-за участившихся скандалов, связанных с организованной преступностью. Чтобы выжить, игрокам Хот-Спрингса и их благодетелям, включая губернатора Фобуса, требовалось создать разительный контраст между Хот-Спрингсом и Лас-Вегасом.
Если бы они смогли сделать все это, у них появилось бы больше шансов победить на избирательных участках, причем выигрывать необходимо начиная с верхней части списка и вплоть до нижней. Людям, собравшимся в задней комнате аптеки Кроуфорда, придется внести свой вклад в поддержку губернатора Фобуса. Они заплатят наличными, и деньги губернатору напрямую доставит Гарри Гастингс. Они собирали от пятидесяти до семидесяти пяти тысяч, и такую сумму вносили ежегодно. В результате деньги Фобус использовал на строительство диковинного дома на холме – такого, какой губернаторская зарплата в десять тысяч долларов в год никогда бы ему не позволила. Благодаря тем же деньгам покупались гарантии, что полиция штата будет держаться от игорного сообщества подальше. Но если бы Фобус проиграл выборы кому-то, у кого нет недостроенного вычурного летнего дома, игорному сообществу Хот-Спрингса пришлось бы начинать все с нуля. Поэтому в год выборов они должны были заставить политическую машину работать на губернатора, а также на шерифа Леонарда Эллиса, против которого выступал Клайд Уилсон, один из союзников Малыша Хаффа. С учетом выплат Фобусу, финансовых вливаний в выборы шерифа и кандидата, баллотирующегося против Хаффа на следующих выборах, Дэйн насчитал, что его союзникам потребуется четверть миллиона долларов. И деньги ему нужны немедленно и наличными.
Годы, когда Оуни убивал своих врагов, давно остались позади, но, если откровенно, стоило это дешевле, чем выиграть честные выборы в Хот-Спрингсе.
– Знаете, в мое время, в Нью-Йорке, как бы я с этим разобрался… – обратился Оуни к игрокам.
– Нет, нет, нет! – резко прервали они его.
Тут находилась совсем иная порода игорных боссов, не желавших идти по стопам своих предшественников – Джорджа Маклафлина и Дика Галатаса. Тем не менее реальная возможность насилия существовала, независимо от того, исходило ли оно от Хаффа, мафии, Вегаса или от всех троих. Если Дэйн и его единомышленники осуществят свой план, они, несомненно, наживут себе врагов. Неясно пока, с какой опасностью они столкнутся, если вообще столкнутся, но они решили быть начеку. И заняли исходную позицию. В «Саусерн», например, работали девять «громил» – в основном, свободные от службы полицейские и другие местные вышибалы. Они следили за клубом, дежурили у дверей, выгоняли неуправляемых гостей и следили за порядком. В конце дня «громилы», вооруженные заряженными дробовиками, отвозили деньги из казино в банк караваном из трех автомобилей.
Глава 24Хейзелмай 1958
Он был карнавальщиком, много лет промышлявшим различными аферами на дороге, пока «Пайнс» не позволили ему играть в чак-э-лак [77]прямо на полу казино.
В жизни Хейзел появлялись и другие мужчины, помимо Холлиса. И не только после его смерти. Работая в «Клубе пенсионеров», в конце ночи она оказывалась в центре внимания всяких опустившихся, отчаявшихся мужчин, которые могли заставить ее, сорокалетнюю мать троих детей, трудившуюся за стойкой бара, почувствовать себя самой красивой женщиной во всем Арканзасе – при условии, что им не придется засыпать в одиночестве. С некоторыми из них Хейзел шла к ним домой, женатых приводила к себе. Она чувствовала себя одинокой. И к тому же у нее было трое сыновей, она с трудом сводила концы с концами. Хейзел не возражала против мужской компании, но еще больше она мечтала о мужской помощи.
Однажды воскресным утром, вернувшись домой после ночной смены, Хейзел столкнулась на ступеньках своего дома с хозяином, который сказал ей, что выставляет ее на улицу. Она снимала маленький домик на Тривиста-авеню, недалеко от дома, где жил Дэйн. Жилье Хейзел, однако, совершенно не напоминало дом Дэйна. Это было простое и приземистое кирпичное здание. Домовладелец попрекал ее, что она не подстригает газон. Она просила сыновей делать это, но, редко бывая дома, не следила за выполнением своей просьбы, а придя домой, сама уже не в состоянии была браться за косилку. Домовладельцу надоел неприглядный газон, и он заявил, что ей придется искать другое место для проживания. Униженная и измученная, Хейзел ворвалась в дом и с воплем подняла сыновей:
– Почему вы не скосили эту проклятую траву?!
Ларри резко вскочил с кровати. Джимми двигался слишком медленно. Прежде чем он полностью проснулся, Хейзел стащила его с кровати за ухо и прижала к колену, шлепая другой рукой, злая как никогда. Джимми бы тоже сбежал, если бы накануне не бодрствовал всю ночь. Воскресенье предназначалось для сна. Как и понедельники, и, как правило, среды и пятницы тоже. Всякий раз, когда Хейзел работала всю ночь, мальчики не спали. Соседи сплетничали, что видели их сидящими на ступеньках в любое время, даже поздно вечером. У братьев давно сложился свой распорядок дня, и они знали, как бродить по городу в одиночку, избегая любопытных глаз взрослых, днем или ночью. В том году Джимми пропустил так много занятий, что его оставили на второй год в пятом классе.
– Вы понимаете, что натворили? Мы должны переехать! Мы оказались на улице, потому что вы не скосили эту чертову траву!
Хейзел позвонила Джеку – мужчине, с которым она, познакомившись в «Клубе пенсионеров», встречалась время от времени. Именно Джек ежемесячно оплачивал за нее аренду маленького домика на Тривисте. И теперь ей нужно, чтобы он подыскал им новое жилье.
Сорокачетырехлетний Джек Картрайт являлся далеко не самым красивым мужчиной, которого Хейзел когда-либо встречала. Да ему и не нужно было быть таким. Он просто мог очаровать кого угодно – слегка полноватый, с копной волос и красивым квадратным подбородком. Он приехал в Хот-Спрингс из Рино, штат Невада, где его семья владела несколькими фермами. Перед смертью отец Джека завещал сыну одну из ферм – он продал ее и отправился путешествовать по стране, проматывая состояние отца всеми возможными способами. Игры в карты, кости, ипподромы, петушиные бои – повсюду появлялся желающий заключить пари. Джек находил такого человека и играл с ним. К тому времени, когда Джек заявился в Хот-Спрингс, от его финансов остались жалкие крохи. Но даже эти крохи были для Хейзел целым состоянием. И вовсе не красивая челюсть и обаятельное остроумие привлекли ее. На таких в баре она насмотрелась немало. Он вытащил из кармана пачку размером с кулак и отделил стодолларовую купюру, чтобы оплатить свой счет. Вот это и заинтересовало ее. В первую же ночь их знакомства она позволила Джеку сводить ее куда-нибудь.
Джек любил водить Хейзел в ночной клуб «Пайнс», расположенный за городом, напротив «Бельведера». «Пайнс» – один из немногих клубов, который разрешили открыть после перемирия между Хаффом и Оуни, и один из немногих, который фракция Оуни и Дэйна не контролировала. «Пайнс» претендовали на статус конкурента «Бельведера», шикарного заведения для понимающей публики, однако мало кто из высших слоев общества ходил туда. Совсем наоборот, «Пайнс» являлись заведением, куда такие работяги, как Хейзел и Джек, могли пойти, принарядившись, чтобы насладиться приятным вечером. Они оставляли машину на парковке, ели стейк, после ужина танцевали под оркестр, а затем отправлялись в казино, чтобы сыграть в рулетку и пропустить несколько стаканчиков. Такое происходило раз в неделю, но каждый раз у Хейзел голова шла кругом от возбуждения. Она стряхнула пыль со своих старых каблуков и платьев, которые перестала надевать задолго до того, как они с Холлисом переехали на мельницу.
Управлял «Пайнс» Г. П. Макдональд, владевший в свое время клубом единолично. Но Макдональд поддержал не ту сторону на выборах и поэтому так же, как и Оуни, вынужден был продать клуб. Люди, которым он его продал, соблюдали правило Малыша Хаффа: «Никаких посторонних». Они передали долю в «Пайнс» чикагским мафиози Лесу Крузе и Джону Дрю, которым позже отказали в лицензии на игорную деятельность в Неваде из-за их инвестиций в клуб. Пожалуй, несколько лицемерно, но Совет по контролю за азартными играми штата Невада посчитал, что связь с Хот-Спрингсом так же плоха, как и связь с Аль Капоне.
Макдональд был членом Ассоциации шоуменов – частного закрытого общества для работников карнавалов. Он привлек многих карнавальщиков к работе в «Пайнс», несмотря на то что карнавальное сообщество изобиловало мошенниками и шулерами. Макдональд нанял таких людей, как Джимми Грин, который, как говорили, обладал лучшей ладонью во всей стране: это означало, что он мог удерживать в одной руке две игральные кости обычного размера и менять один набор костей на другой во время игры. Он также привлек Хала Стангера – карнавальщика, много лет промышлявшего различными игорными аферами на дороге, пока «Пайнс» не позволили ему играть в чак-э-лак прямо на полу казино. А еще появился Джеймс Долан – бывший зэк из Далласа, которого все называли «Док» Долан, числившийся в Американской гильдии эстрадных артистов (АГЭА), которая представляла собой профсоюз артистов и танцоров ночных клубов. Впрочем, Долан не принадлежал ни к каким профсоюзам. Он был обыкновенным прохиндеем, разъезжавшим по стране и обманывавшим людей, пока его не арестовали и не посадили в тюрьму в Техасе. После освобождения Долан поступил на работу в далласское отделение АГЭА, связанное с мафией и занимавшееся вымогательством у владельцев ночных клубов в обмен на спокойную трудовую деятельность.