Несмотря на аферы, аукционные дома по-прежнему привлекали туристов. Покупка предметов и произведений искусства на аукционе – настоящее событие, и аукционные дома умело нагнетали драматизм всего процесса. В сущности, это чем-то напоминало шоу-бизнес. Аукционные дома являлись такой же отраслью экономики Хот-Спрингса, как и сами казино, хотя многие местные жители чувствовали себя одинаково неловко, когда аукционисты зазывно орали на прохожих или когда проститутки занимались тем же самым, свешиваясь из окон выше.
За несколько кварталов от «Эскей» Джек выпустил руку Хейзел и остановился. Хейзел продолжила идти без него, не сбавляя шага. Она прошла в галерею и направилась вперед, найдя свободное место в первом ряду. Через несколько минут появился Джек. Он не сел рядом с Хейзел – остался в глубине комнаты. Он не искал ее, а она – его. Они пристально следили за тем, как аукционист выставляет следующий лот. Оба они начали торговаться за лот, ставя друг против друга и поднимая цену все выше и выше, надеясь поймать в ловушку какого-нибудь бедного лоха и всучить ему в качестве сувенира кусок хлама по завышенной цене. За труды аукционный дом заплатил Хейзел и Джеку по десять долларов. Не сказать, что прямо целое состояние, но легкие деньги. Черт возьми, это гораздо больше, чем деньги! Это просто жутко весело!
Хейзел хорошо справлялась с подобными делишками. Настолько хорошо, что Джек убедил Дэйна Харриса устроить Хейзел в клуб «Тауэр» в качестве подсадного игрока. Подсадной игрок – человек, который играл на деньги заведения. У казино имелось несколько причин использовать подсадных игроков. Они могли удержать игру, не давая ей развалиться, оживить действие, когда игроки уставали. Они могли следить за каталами и шулерами. Они могли начать новую игру за пустыми столами. Чем внешне привлекательнее подсадной игрок, тем вероятнее, что к нему присоединятся реальные игроки. Хейзел сидела и играла в блэкджек в «Тауэре» в периоды затишья – например, поздно ночью. Менеджер выдавал ей деньги для игры, а в конце смены она сдавала обратно свою ставку плюс все, что выиграла, и получала пять или десять долларов за свое время, в зависимости от смены. Такая халтурка, как и в аукционных домах, приносила не так много денег, но Хейзел наслаждалась ночной жизнью. Ей нравилось, когда ей платили за то, что она сидела, играла в карты и болтала с игроками и гостями. Больше всего ей нравилось проводить время с Джеком, который постоянно работал в «Тауэре» дилером на блэкджеке.
Их отношения бурно развивались с тех пор, как Хейзел переехала к Джеку и его больной матери. Она так им увлеклась, этим человеком, который спас ее от гибели, что ее материнский инстинкт буквально замкнуло. Она с ужасающей быстротой согласилась оставить двух своих младших мальчиков-подростков на произвол судьбы. Когда Хейзел усадила их объяснить, как им жить дальше, она, конечно, попыталась сделать это помягче, но вышло как-то так: «Джек не хочет пускать вас к себе». Она защищалась, заявляя, что у нее нет выбора, что у них нет выбора. Сначала Хейзел часто заглядывала к ним, проверяла, есть ли у них продукты, или готовила им кастрюлю гуляша. Однако когда мать Джека скончалась, все изменилось.
Хейзел работала ночи напролет, начиная с барной стойки в «Клубе пенсионеров» и заканчивая сидением за столиками в «Тауэре». Днем они с Джеком в основном спали. Ей порой с трудом удавалось найти в себе силы вести домашнее хозяйство и работать так долго и ненормированно. Джек предложил ей попробовать одно «лекарство» и дал ей мешочек, полный красных таблеток. Когда Хейзел спросила его, что это такое, он пояснил, что это «бенни». Правительство недавно запретило бензедрин[86]. Джек получал его от карнавальщиков из «Пайнс» – они все на нем сидели. Иногда казалось, что к нему пристрастилась половина Хот-Спрингса. Препарат содержал амфетамины, и его давали солдатам во время войны, чтобы те не спали во время боя. После войны таблетки распространились по всей Америке. Домохозяйки использовали их для подавления аппетита. Рабочие на заводах принимали их для поддержания бодрости. Но многие быстро привыкали к бензедрину, и к концу 50-х годов его взяли под контроль и требовали рецепт от врача. Это означало, что таблетки стали нелегальными. И еще это означало, что они дорогие.
Хейзел и Джек принимали «бенни», чтобы не заснуть. Однако наркотик оказался таким мощным, что после него трудно было успокоиться. Джек посоветовал Хейзел пить виски. Вдвоем они глотали красные таблетки до потери сознания, гудели, не спали всю ночь, а потом, вернувшись домой, пили виски, пока не засыпали или не отрубались – без разницы.
Однажды, когда Джека в городе не было, Хейзел, закончив свою смену в «Тауэре», зашла в «Фронтир» – небольшую таверну через дорогу от ипподрома Оуклан-Парк – с маленьким казино и несколькими игровыми автоматами на втором этаже. Хейзел захаживала сюда нечасто, от силы пару раз. Она села за барную стойку и заказала виски. Через несколько часов она поняла, что возбуждение прошло и она готова лечь спать. Она, совершенно пьяная, решила, что сумеет добраться до дома. Таверна находилась всего в паре миль от дома Джека, и ей уже приходилось водить машину в состоянии опьянения. Однако в тот вечер сделать это оказалось гораздо сложнее. Хейзел прогнала свой автомобиль по всем полосам Центральной авеню, сталкиваясь то с одной машиной, то с другой, и в конце концов ее закрутило вокруг электрического столба перед отелем. От столкновения Хейзел ударилась головой о руль и потеряла сознание. Когда она пришла в себя, на ней оказались наручники.
Всю ночь Хейзел провела в тюрьме. Полиция знала о ней и ее мальчиках все: как они прогуливали уроки, как оставались по ночам без присмотра. Полицейские забрали Джимми и Ларри и отвезли их к Ричарду и Бесси Мэй. Полиция сообщила Хейзел, что она не способна быть матерью, и заявили, что проследят за тем, чтобы судья забрал у нее сыновей.
Когда Хейзел наконец предстала перед судьей, она молила о пощаде. Она упрашивала оставить ей детей. В зале суда находились Ричард, Бесси Мэй, Ресси, Алмаджин и остальные члены семьи Холлиса. По требованию суда они привели Джимми и Ларри. Судья спросил Ресси, согласна ли она взять мальчиков Хейзел и заботиться о них.
– Если суд постановит, что я должна это сделать, я возьму их и воспитаю, как своих собственных. Я люблю этих мальчиков, – начала Ресси. – Но если суд спрашивает меня, хочу ли я этого, то точно не хочу. Хейзел – хорошая мать. Она много работает. Она совсем одна. Она через многое прошла. Она любит своих сыновей и не сделала бы им ничего плохого, и, думаю, она заслуживает второго шанса.
Один за другим судья осведомлялся, возьмет ли кто-нибудь из бывших родственников Хейзел детей, и все они отказались, но не от детей. Об этом речи даже не шло. Они выражали свою веру в Хейзел. Они считали ее хорошей матерью, несмотря на все ее ошибки.
После чего судья спросил Ларри и Джимми, хотят ли они остаться с мамой или пойти жить к другим родственникам. Джимми и Ларри ответили, что хотят остаться с мамой.
Судья вздохнул:
– Миссис Хилл, мальчики должны ходить в школу. Им нужен кто-то, кто присматривал бы за ними и следил, чтобы они делали все правильно. Им нужна мать.
– Пожалуйста, – всхлипывала она. – Я их мать.
Судья не стал спорить. Он лишь заметил, что ему не нравится разбивать семьи. Он даст ей еще один шанс. «Испытательный срок», – так он выразился. Один неверный шаг – и он их заберет. Пусть Хейзел имеет это в виду. Она поблагодарила судью. Тот предупредил, что она разбила много машин. Она работает? Хейзел ответила, что да.
– Это хорошо, – сказал судья. – Потому что вы заплатите за причиненный вами ущерб.
Глава 27Оуниянварь 1959
«Мадам, здесь никогда не было и не будет настоящего большого города. Это место навсегда останется всего лишь провинциальным городишком».
Грузовичок подъехал к отелю «Риттер» на Биржевой улице, сразу за ювелирным магазином и аукционным домом «Эскей» на Центральной авеню. Уолтер Метцер вышел из машины, обошел ее сзади и, достав из багажника большую катушку проволоки, взвалил ее на плечо. Он втащил катушку по лестнице и вошел в отель, где его встретил худой пожилой мужчина в льняном костюме и фуражке.
Оуни провел Уолтера Метцера на пятый этаж, где он закрепил два белых керамических изолятора на стене одного из кабинетов, а затем на крыше, где оставил большой моток провода. До конца дня Метцер тянул провод с крыши отеля почти к каждому казино и букмекерской конторе в Хот-Спрингсе – сеть столь же запутанная, как собственно телефонные линии компании «Саузвестерн Белл».
Вскоре после выборов сенатор штата К. Байрум Херст свел Оуни с Джерри По, диспетчером компании «Саузвестерн Белл Телефон», чтобы По поделился с Оуни своими идеями о том, как улучшить работу проводной связи. По словам По, если проложить провода непосредственно из офиса телефонной компании в специально предназначенное помещение и уже оттуда передавать сигнал по всему городу по выделенным проводам, это не только сэкономит кучу денег тому, кто управляет проводом, но и облегчит контроль. Но обслуживание такой системы стоит недешево. По хотел сто баксов за линию в месяц.
Помимо дополнительных расходов на оплату услуг По, Оуни понадобилось приобрести отель «Риттер», находящийся по соседству с офисами «Саузвестерн Белл». Чтобы не светиться, деньги на покупку отеля Оуни перечислил Херсту. Телефонные линии Оуни оформил на имя Уолтера Метцера, лучшего специалиста по установке у По, время от времени работавшего на Оуни.
Проложив провода от отеля «Риттер», через деревья и верхушки зданий к пунктам приема ставок, Метцер установил тотализатор в номере 207 – том самом, где все линии подключались к одной системе. Тотализатор рассчитывал коэффициенты на основе денег, которые поступали на различные ставки, чтобы букмекер мог предложить клиентам точные показатели и избежать накруток со стороны мошенников. Такая инновационная технология использовалась только крупными букмекерами и самими ипподромами.