Пока на Кубе царил беспорядок, инвестиции мафии в Лас-Вегас росли. Не все средства вкладывались в казино. В 1959 году на финансирование строительства большой и крайне необходимой больницы «Санрайз» выделили миллион долларов, полученный через Пенсионный фонд водителей грузовиков центральных штатов. На первый взгляд, сделка с больницей «Санрайз» выглядела вполне разумной. Профсоюз одалживал деньги на строительство клиники, а взамен направлял туда своих членов для обслуживания. На деле же сделка являлась пробным шаром в целях использования фонда профсоюза в качестве кредитной линии мафии для развития казино в Лас-Вегасе. У новоизбранного президента «Тимстеров»[93] Джимми Хоффы возник план использовать фонд в качестве банка для своих связей в синдикате – тех, кто нуждался в финансировании и не мог обратиться в легальные банки. Вскоре Хоффа уже подписывал кредиты на строительство более крупных казино-курортов, где лидеры синдиката могли снимать сотни миллионов долларов в год, как говорится, не отходя от кассы.
Отношения Хоффы с мафией напоминали улицу с двусторонним движением. Они помогали Хоффе выигрывать профсоюзные контракты и даже выручали его из некоторых личных неприятностей. Порой и Хот-Спрингс здесь играл определенную роль. По рекомендации Горбатого Хамфриса и Ральфа Пирса, чикагских мафиози, Хоффа нанял сенатора штата Хот-Спрингс К. Байрума Херста в качестве одного из своих адвокатов на судебный процесс по делу о взяточничестве. В распоряжении Хоффы уже имелась целая группа высокооплачиваемых адвокатов, но Херст с детства дружил с А. Д. Шелтоном, городским прокурором Хот-Спрингса, оказавшимся братом судьи, ведущей дело Хоффы. За день до начала суда Херст организовал приезд А. Д. Шелтона в Вашингтон, округ Колумбия, чтобы тот мог с глазу на глаз встретиться с сестрой. Несмотря на горы улик против него, включая показания того самого человека, которого он подкупил, с Хоффы сняли все обвинения. И Херст не взял с Хоффы ни цента.
ТЕМ ЛЕТОМ ВЛИЯНИЕ Хоффы, особенно в Лас-Вегасе, переживало свой расцвет. Джон Дрю, с одной стороны, являлся своим человеком для Чикагского синдиката (это означало, что он занимался законной стороной бизнеса для них), а с другой – в то же время был очень важной птицей в Вегасе. Дрю когда-то принадлежала доля в «Пайнс», еще в Хот-Спрингсе, пока игорное сообщество не выдворило его из города. Таким образом, в Вегасе Дэйну грозила определенная опасность: ведь здесь споры решались насильственным путем, а джентльменистые гангстеры типа Оуни казались чудными и старомодными, как Банный коридор с его претензиями на целебные воды.
Наблюдателем от Чикагского синдиката в Вегасе считался Маршалл Каифано: его зона ответственности – бизнес менее чем законный. Будучи одним из самых известных наемных убийц в городе, дела он вел своим собственным уникальным способом. Ходили слухи, что он пытал своих «клиентов» паяльной лампой. Когда «Ривьера» начала терять миллионы долларов, мафия заподозрила в воровстве менеджера Гаса Гринбаума. Каифано решил вопрос: он отрезал Гринбауму голову, затем прошел в соседнюю комнату и перерезал горло жене Гаса, застелив пол газетами, чтобы кровь не запачкала ковер.
Такой была Невада в 1959 году, где азартные игры считались законным бизнесом. Перед выходом из отеля Дэйн достал свой пистолет из чемодана и сунул его в карман. Марселла остановила его у двери.
– И куда это ты собрался? – требовательно спросила она.
– На встречу, – ответил Дэйн.
– Какая такая встреча, что тебе нужно брать с собой оружие? – Марселла от отчаяния заплакала.
Она встала между Дэйном и дверью гостиничного номера. Дэйн попытался объяснить, что они не в Хот-Спрингсе, а на чужой территории. Возможно, в Арканзасе Дэйну не нужно повсюду носить с собой пистолет, но сейчас они находились далеко от Арканзаса. Ведь они оказались посреди пустыни, где все работает по-другому.
– Я на такое не подписывалась, – сказала Марселла.
Дэйн протиснулся мимо жены к выходу, держа пистолет в кармане. В итоге он отклонил предложение заняться «Фронтиром». Он верил, что в Хот-Спрингсе сможет добиться большего. И он хотел большего для Хот-Спрингса.
И если Дэйн действительно хотел для Хот-Спрингса всего того, что есть в Лас-Вегасе, то ему придется привыкнуть постоянно оглядываться и брать оружие на встречи. Деньги текли в Лас-Вегас, но в жарком воздухе пустыни висела какая-то кромешная тьма, какая-то тяжесть. Будто предзнаменование смерти.
Глава 29Оуниноябрь 1959
По сравнению с теми побоями эти удары даже ударами не казались. Он мог с ними справиться.
Джимми Хиллу исполнилось тринадцать лет, когда он впервые зашнуровал свои боксерские перчатки в тусклом уголке спортзала Клуба мальчиков. Он нервничал, но совсем немного. Несколько бабочек, порхающих в животе, вполне естественны. Как-никак, это его дебют на ринге. Но не первый бой. В редакции газеты, которую Джимми иногда развозил на своем велосипеде, работники ночной смены платили ему, чтобы он дрался с более старшими ребятами на задней площадке, и заключали пари, кто победит. Чтобы позабавить парней из редакции, Джимми выдержал немало ударов. Впрочем, и сам нехило бил в ответ.
Оуни Мэдден жутко скучал по боям. Он настолько любил бокс, что однажды, в 1940 году, рискуя быть вышвырнутым из страны, нарушил правила условно-досрочного освобождения и тайком сбежал в Нью-Йорк, чтобы посмотреть поединок Бадди Баера[94] и Нэйтана Манна в Мэдисон-Сквер-Гардене. Теперь, менее склонный к риску, он предпочел посмотреть бой между Шугаром Рэем Робинсоном[95] и Карменом Базилио[96] в кинотеатре Литл-Рока, но ощущения, конечно, были совсем не те. Не так, как в старые добрые времена, когда он составлял компанию именитым боксерам и находился у самого ринга. Это совсем не то же самое, что оказаться там, в пределах слышимости, когда тренеры колотят по мату и умоляют своих бойцов следить за боковым ударом, и ты стоишь в первом ряду ревущей толпы, напряжение вокруг нарастает, его ощущаешь всем телом, и вот он – гул тысяч фанатов, выражающих свою признательность за нокаут, которого никто не ожидал.
В Хот-Спрингсе похожие ощущения прежних времен Оуни мог получить на поединках турнира «Золотые перчатки» в Клубе мальчиков. Ему так нравилось следить за сражениями местных подростков, что он регулярно поддерживал деньгами Клуб на должном уровне, обеспечивая его то новым оборудованием, то подходящими для использования помещениями. Бои в Клубе мальчиков не так будоражили кровь, как профессиональные поединки из его прошлой жизни, но время от времени удовлетворяли его животную потребность в жестокости.
Джимми стоял в своем углу напротив соперника и присматривался к нему. Мальчик выглядел старше Джимми – возможно, старшеклассник, и явно тренированный. Он разминался, имитируя различные комбинации. К школьнику присоединился взрослый – видимо, тренер, может быть, даже его отец.
В своем углу Джимми стоял один, не двигаясь. Никто не пришел посмотреть его первый бой. Хейзел работала. А может, и нет. Джимми никогда не знал, где она находится, если только она не отключалась дома. После ареста Хейзел некоторое время казалось, что ситуация улучшилась: она оставляла еду в шкафчиках, давала ему и Ларри деньги на одежду и на все необходимое. Но вот чего она не могла сделать – так это оставить Джека. Прошло совсем немного времени, прежде чем она вернулась к своей привычной жизни, в ту темноту, которая забрала ее и без боя не отпустит никогда.
Поединки на общегородском турнире «Золотые перчатки» состояли из трех одноминутных раундов. Большинство детей, участников турнира, – такие же, как Джимми, нетренированные, их уговорил попробовать кто-то из взрослых или друзей. Типичный бой начинался с того, что с первым ударом гонга мальчишки размахивали руками, а заканчивался тем, что судьи определяли победителя по тому, «кто из соперников выглядел менее избитым». Задача, которую для себя обозначил Джимми, – устоять на ногах. Если его не пошлют в нокдаун, он сможет продвинуться дальше на соревнованиях.
Когда прозвучал колокол к началу боя, Джимми не стал размахивать руками, как это делали другие парни. Он выставил перед собой кулаки, сжался и приготовился принять удары от старшего соперника. И парень, пробив защиту Джимми, нанес ему удар в лицо. Перчатка угодила Джимми прямо в нос, голова откинулась назад. Джимми стоял ошеломленный, но ощущения были совсем не такими, как от удара в нос за газетным складом, где мальчишки били его кулаками, рассекая губы, разбивая нос в кровь, валя его на мостовую и не давая перевести дух. По сравнению с теми побоями эти удары даже ударами не казались. Он мог с ними справиться.
Руки его соперника легко летали, нанося удар за ударом – в голову, в живот, повсюду… Маленький Джимми только защищался как мог и терпел. Наконец он поймал шанс нанести куда более опытному противнику один ответный удар – в корпус, правый боковой. И он прошел. Парня отбросило через весь ринг. Влетев спиной в канаты, он взглянул на стоящего в углу своего отца, или тренера, или кто там его секундировал. Этот взгляд словно вопрошал: «Что, черт возьми, это было?»
Джимми нанес ему один удар, затем еще один. Соперник попятился к канатам, пока его спина не коснулась винтового талрепа[97]. Он оказался загнанным в угол – самое неудачное место. Толпа же подбадривала маленького Джимми:
– Давай, лови его! Давай его в нокаут!
Воодушевленный, Джимми ринулся вперед, нанося удары с обеих рук, двигаясь влево-вправо, прижимая соперника. Парень поднял руки перед собой, пытаясь удержаться на ногах, чтобы продержаться одну минуту. Только минута так и не закончилась. Удары оказались для него слишком невыносимыми, он упал на колено. Рефери начал считать. Он махнул рукой: не надо считать – я выбываю.