Джимми не испытал большого удовольствия от своей победы. Несмотря ни на что, Хейзел воспитала своего младшего сына добрым, мягкосердечным мальчиком с обостренным чувством справедливости. Он считался одним из самых бедных детей во всем классе, каждый день ходил в школу в одной и той же одежде, питался завтраком из хлеба, сахара и воды. Но Джимми пользовался популярностью и любовью своих одноклассников, и их дружба стала для него священной. Бо2льшую часть времени Хейзел и Джек не обращали на них с Ларри никакого внимания. Холлис-младший находился на службе и давно не заглядывал домой. У него теперь была своя семья. Уезжая за океан, он оставил в Нью-Мексико девушку с ребенком, и теперь его возвращения ждал маленький мальчик. Джимми же полагался на своих школьных друзей, чтобы они не давали ему зазнаться, чтобы их родители брали его с собой, кормили его, когда он был голоден, составляли ему компанию, когда он особенно остро чувствовал себя одиноким. Взамен Джимми предоставил им единственное, что он мог себе позволить: свою абсолютную преданность. И он выражал ее тем же способом, которым выиграл свой первый боксерский матч, – использовав свое тело для причинения ему боли.
У Джимми в школе была подруга по имени Джуди Харрод. Ее отец – ветеринар, и жили они за городом на озере. Джимми редко видел ее вне школы, но Джуди всегда относилась к нему по-доброму. И еще она ему нравилась. У Джуди был парень, которого Джимми тоже знал и с которым занимался спортом. Всякий раз, когда оставалась только компания парней, этот ухажер говорил о Джуди всякие ужасные вещи. То, что, по его мнению, производило впечатление на других ребят. И Джимми такое не нравилось. Он не считал справедливым по отношению к Джуди, что какой-то крендель, который считался ее возлюбленным, говорит о ней так. Однажды на школьном дворе, когда парень Джуди приблизился к ней поговорить, Джимми придержал его. Примерно с десяток друзей Джимми окружили Джуди, взявшись за руки, чтобы молодой человек не смог до нее добраться. Джуди понятия не имела, что происходит. Джимми предупредил парня, чтобы тот больше никогда не разговаривал с Джуди, иначе он его нокаутирует. С того дня Джимми стал новым возлюбленным Джуди.
Но даже Джуди не смогла прийти в Клуб, чтобы поддержать Джимми на турнире. Он сидел на стуле в одиночестве и ждал следующего поединка. Когда пришло время, Джимми снова вышел на ринг, чтобы подождать еще немного. Мальчик, с которым он намеревался биться, не пришел. Директор Клуба мальчиков носился по залу в поисках соперника на его место.
– Хочешь драться с этим мальчишкой? – спросил он одного мальчика постарше. – Ты больше его.
– Вы шутите? – ответил парень.
И Джимми вручили кубок всего лишь после одного боя.
В конце вечера участники турнира и их друзья задержались у выхода из Клуба. Оуни Мэдден подъехал на своем длинном «Бьюике».
– Кого-нибудь подвезти? – спросил он.
Все парни набились в его большую машину.
Оуни заботился о молодых людях из Клуба. О тех, кому больше всего нужна была эта отдушина, о тех, в ком общество не особо нуждалось, о таких, как Джимми Хилл. Оуни и прежде говорил, что не считает себя образцом для подражания. Он сетовал, что газеты возводят плохих людей в ранг значимых персон. Когда жена журналиста Леонарда Лайонса оказалась в компании четверки игроков в гольф в Хот-Спрингсе с Оуни и криминальным авторитетом из Чикаго Фрэнком Нитти, она спросила, какие уроки из его жизни могли бы принести пользу молодым людям в Америке.
– Единственное, чем я могу помочь мальчикам, – это финансы, – ответил он.
Когда она возразила, что все мы можем учиться жизни у славных людей, Оуни отмахнулся:
– У славных – да. Но не у пользующихся дурной славой.
После того как Оуни отвез мальчиков к Куку за мороженым, он направился вниз по Вест-Гранду, чтобы развезти их по домам. Проезжая мимо дома Оуни и Агнес, один мальчишка заметил:
– Вот где живет тот злой человек.
– Кто тебе сказал? – удивленно спросил Оуни.
– Моя мама, – ответил мальчик. – Она велела мне держаться от него подальше. Говорит, он злой.
– Ну, может, он и не такой злой, как о нем думают, – сказал Оуни.
Остаток пути они проехали в полной тишине.
Глава 30Дэйндекабрь 1959
Он организует такую площадку, где обычные богобоязненные, порядочные люди могли бы запросто общаться и со знаменитостями, и с сенаторами.
Придорожный ресторан «Филлипс» был круглосуточной закусочной, расположенной прямо под горой Шугар-Лоаф на Парк-авеню, где Центральная авеню пересекалась с хайвеем на Литл-Рок. Там собирались осоловелые игроки, которым требовалась чашка кофе, чтобы пробудиться от ночного оцепенения, вызванного карточными играми, или что-то покрепче, чтобы заглушить боль от сокрушительной серии выпавших семерок. Своеобразный полуночный притон для городской элиты, которая теснилась на мягких круглых диванах или сидела за столами, покрытыми полотняными скатертями, под ивой, росшей в обеденном зале. Они ели стейки из Канзас-Сити и сплетничали о политике, заключали сделки на сотни тысяч долларов или строили планы о будущем города. Именно во время такого застолья Дэйн Харрис впервые предложил Норвуду и Джимми Филлипсу продать ему их заведение, чтобы он построил собственное казино.
Дэйн не мог выбросить из головы Вегас. Как бы там ни было, он видел будущее, и оно совсем не напоминало Хот-Спрингс. К 1959 году начались первые проявления бунта против культуры послевоенных лет. Молодые американцы отличались идеализмом, оптимизмом и стремлением двигать Америку в будущее. Они отстаивали гражданские права. Они экспериментировали с наркотиками. Они нарушали сексуальные табу. На западе Дэйн увидел ландшафт, усеянный футуристической архитектурой. И музыка тоже соответствовала космической эпохе и не имела границ – Майлз Дэвис[98], Орнетт Коулман[99] и джаз, который совершенно не походил на звуки старых биг-бендов прошлого. В Лас-Вегасе город строили там, где раньше ничего не было. Пустыня есть пустыня, а значит, нет традиций, нет чувства истории – ничто не тянет назад. Город получался абсолютно современным. Он сможет стать тем, чем становится сама Америка, без всякого багажа прошлого.
Поэтому новое казино Дэйна должно отличаться от любого другого заведения в городе. И никакой обязаловки по отношению к традициям, в отличие от более старых и уважаемых клубов, на которых держался игорный бизнес в Хот-Спрингсе. Клуб опровергнет все представления о том, каким должно быть игорное заведение. Он станет современным, даже футуристическим. Он предложит своим посетителям больше, чем просто азартные игры, хотя по высшему классу и с высокими кредитными возможностями. Его клуб станет театром, салоном для выступлений талантов и знаменитостей со всего мира. Его клиенты смогут при свечах есть изысканные блюда от лучших поваров, наблюдая за выступлениями комиков, танцоров, музыкантов и певцов. Он возьмет тот удивительный мир, который люди видели на своих новеньких телевизорах или слушали каждый вечер по радио, и оживит его прямо перед ними на большой сцене. Он создаст в Хот-Спрингсе дворец, такой же красивый и впечатляющий, как все в Лас-Вегасе. Он, конечно, наполнит этот дворец игроками, но также и всеми важными людьми, родом из Арканзаса или ступившими на его землю. Он организует такую площадку, где обычные богобоязненные, порядочные люди могли бы запросто общаться и со знаменитостями, и с сенаторами.
Он сможет сделать все это, потому что Гарри Гастингс поддержит его, и оба они не пожалеют никаких денег. Филлипсы должны назвать свою цену. Их маленький придорожный ресторан располагался именно там, где он хотел осуществить задуманное. Он находился на самом оживленном шоссе, ведущем в город и из города, рядом с крупнейшими отелями и прямо в центре новой застройки. «Филлипс» располагался в живописнейшем месте, прямо у подножия горы, где горячая вода стекала под Центральную авеню, чтобы наполнять городские бани. Когда шел дождь, или густел воздух, или ветер в теплый день становился холодным, горячая вода поднималась паром сквозь лес над рестораном на склоне горы, и этот пар зависал над верхушками деревьев, как облако. Дэйн твердо знал, что хочет построить свою мечту в этом месте, под этим облаком. И он понимал, что хочет назвать свою мечту «Вэйпорс»[100].
ИГОРНЫЙ БИЗНЕС ПРОЦВЕТАЛ с тех пор, как Дэйн стал в нем главным. После выборов, состоявшихся годом ранее, в Хот-Спрингсе было сделано ставок на сумму более ста миллионов долларов – ошеломляющая цифра. На время скачек, длившихся четыре надели, население Хот-Спрингса удваивалось. Посыпались жалобы на переполненные казино, да и остальной город пожинал плоды игорной индустрии. Городской налог на развлечения, взимаемый с казино, букмекерских контор и карточных клубов, позволил собрать сотни тысяч долларов на проекты по благоустройству города, такие как новый, оборудованный по последнему слову техники конференц-центр. За полтора года после возобновления азартных игр банковские вклады выросли более чем на восемь миллионов долларов, что стало самым большим ростом, когда-либо наблюдавшимся в финансовых учреждениях Хот-Спрингса.
Однако, несмотря на явные успехи, сочетание некоторых факторов за спиной у Дэйна ставило под угрозу его власть. Малыш Хафф и Мэрион Андерсон продолжали укреплять фракцию мелких букмекеров и владельцев клубов, чтобы помочь им вернуться на вершину. Сын Мэриона Сэм, адвокат, представлял интересы многих владельцев заведений, а также нескольких других высокопоставленных клиентов в городе. Вместе с ними Верн Леджервуд заручился поддержкой представителей партийной номенклатуры демократов, чтобы постараться разрушить политическое согласие, достигнутое новым боссом игорного бизнеса. Понимание того, что преступность в Хот-Спрингсе растет, несомненно, использовалось против действующих судей и сотрудников правоохранительных органов, когда они переизбирались. Расследование присяжных о коррупции в правительстве, по всей вероятности, привело к тому, что нескольких человек, включая шефа полиции, привлекли к ответственности за растрату. А череда краж и взломов сейфов заставила людей предположить, что в Хот-Спрингсе орудует профессиональная банда – как результат либо коррупции в полиции либо ее профнепригодности.