и». В Соединенных Штатах злоупотребление амфетаминами типа «бенни» росло, и женщины среднего возраста, такие как Хейзел, становились основными жертвами, большинство из них подсаживались на амфетамины, чтобы похудеть. Однако в 1960 году по всей стране было зарегистрировано лишь около шестидесяти тысяч случаев наркозависимости. Америка стояла на пороге бума потребления наркотиков в 60-е годы, и к концу десятилетия число случаев их потребления превысило двести тысяч. Ситуация Хейзел и Джека в 1960 году казалась опережающей свое время.
Рано или поздно они оба погружались в глубокий сон, где бы ни находились – в кресле, лежа на кровати, сидя на полу, в одежде, не снятой с тех пор, как они в последний раз переодевались. Джек плашмя падал на кровать прямо в ботинках. Хейзел засыпала прислонившись к стене, с сигаретой, зажатой между пальцами. Жутковато выглядело – будто они умерли. Джимми подносил палец к носу Хейзел и проверял, дышит ли она.
Джек и Хейзел проматывали то, что осталось от денег Джека, так быстро, как только могли. Они тратили бабки на спиртное и таблетки. Они проигрывали их в карты и кости. Джек даже купил себе новую машину. А вот потратиться на Джимми и Ларри им в голову не приходило. В кладовке не было продуктов. В холодильнике – молока. Когда Хейзел приспичивало готовить, она варила суп из консервов. Если она и этого не делала, мальчики рылись в отбросах. Они ели булочки для хот-догов. Собирали свои пятицентовики, шли в магазин и покупали вареную колбасу. Наступало Рождество – и проходило без подарков, за исключением игрушек, присланных Холлисом-младшим по почте. Джимми даже не знал, когда у него день рождения.
При этом Джек разгуливал с большой пачкой банкнот, засунутой в карман. Он звонил в таксопарк и просил прислать пару бутылок ржаного виски, а когда в дверях появлялись таксисты, он демонстрировал им целую пачку сотенных, пока пытался отделить от нее купюры, чтобы расплатиться. Как будто ему нравилось хвастаться тем, сколько у него денег, даже когда он пускал их в трубу.
Если Джимми и Ларри оставались дома и Джек с Хейзел пребывали в сознании, Джек орал на мальчиков, чтобы они занимались домашними делами. Прибраться во дворе. Вымыть пол на кухне. Зарабатывайте здесь, мальчики. Сделайте себя полезными. Джимми и Ларри делали вид, что таскают веники и тряпки по дому, пока Джек и Хейзел не отрубались.
ЛАРРИ – ПЕРВЫЙ, кому пришла в голову эта идея: украсть. На журнальном столике перед безжизненным телом Джека лежала стопка стодолларовых купюр высотой с две колоды карт. Джек забыл убрать их в карман. Ларри, не колеблясь, выхватил купюру. Он предложил Джимми сделать то же самое, но брат испугался. Ларри не стал дожидаться, пока Джимми отговорит его. Он выскочил через переднюю дверь. Следом за ним бросился Джимми.
В тот вечер вся Центральная авеню была к их услугам. Братья сходили в кино. По очереди постреляли в тире. Останавливались у каждой аптеки, закусочной и тележки с газировкой в центре города, покупали сладости или кока-колу. Они пошли в универмаг и купили себе совершенно новые ливайсы[104] и белые футболки. К тому моменту, когда они вернулись домой, они не истратили и четверти от ста долларов. Ларри спрятал оставшиеся деньги в своей комнате. Джимми примерил свои новые джинсы, но они ему не подошли. Он чувствовал себя как-то не по себе. Он купил себе целый шкаф ливайсов и футболок – и они оказались ни к чему. Он запихнул их в свой рюкзак, чтобы раздать друзьям в школе.
Когда на следующий вечер Хейзел и Джек отключились, пачки денег на столе не оказалось. Ларри заглянул в карманы Джека, но и там денег не нашел. Мальчики обшарили весь дом, пока не обнаружили настоящий джекпот – стопки стодолларовых купюр, как в банке, в одном из ящиков письменного стола в спальне Джека. Ларри выхватил пару купюр. На этот раз Джимми не колебался. Он взял сто долларов и пообещал себе, что, прежде чем выйти из магазина, он все примерит.
Братья разделились: каждый отправился за своими покупками. Джимми приобрел себе подходящие по размеру джинсы, сходил на очередной фильм, набил карманы конфетами, затем вернулся домой и сел на крыльце, поедая конфеты и ожидая возвращения Ларри. Когда вечером Ларри наконец появился, он подъехал к дому на совершенно новом мопеде: хром сверкал, двигатель мурлыкал, как кошка. Глаза Джимми стали размером с блюдце. Как-то слишком мелковато он обошелся с деньгами. Вот его старший брат гораздо лучше разбирался в том, на что потратить ворованное. Ларри прокатил Джимми вокруг квартала. Мальчишки наматывали круги, ржали, будто это был субботний день, а не середина ночи вторника. Соседи из окон наблюдали за представлением. «Кто, черт побери, – должно быть, удивлялись они – дал этим охальникам мотоцикл?»
Когда на следующий день Ларри и Джимми вернулись домой из школы, мопеда не было, а Хейзел и Джек оказались трезвы как стеклышко. Джек схватил Ларри за руку и потащил его к задней части дома. Он показал ему лежащий на боку мопед, брошенный в глубине гаража.
– Хочешь сесть за руль? – спросил Джек парня. – Не обязательно ездить на мопеде. Тебе скоро исполнится шестнадцать, пора учиться водить машину.
Ларри в шоке посмотрел на Джека. Тот открыл дверь своего «Плимута» со стороны водителя и жестом показал Ларри, чтобы тот сел за руль.
Ларри неохотно забрался на водительское сиденье, не понимая, в чем подвох. Джек отдал ему ключи и сел на пассажирское место. Парень завел машину и посмотрел на Джека в поисках подсказки. Вид у Джека был такой же довольный, как и тогда, когда он показывал таксисту все свои деньги.
Ларри никогда не доводилось водить машину: некоторое время они виляли и дергались вверх и вниз по улице, пока он не освоился. И даже тогда пришлось потрудиться, так как машина постоянно во что-то врезалась – бамп-бамп-бамп-ба-бамп… Джек даже не казался слишком расстроенным. На самом деле он проявлял исключительное терпение. Ларри же запутался окончательно, притом что ужасно нервничал. Джек заставил его проехать через весь город, в самую глушь, до магазина Гара Льюиса.
Это место находилось у черта на куличках, здесь продавали наживку и снасти для рыболовов-профессионалов, а также провизию для горстки деревенских, живущих поблизости. Они припарковали машину и вошли. Гар вел себя так, словно они с Джеком были старыми друзьями. Ларри не понимал, откуда у Джека знакомые в такой отдаленной местности, особенно учитывая, что Джек Картрайт не относился к любителям активного отдыха.
Без лишних слов Гар попросил Джека подождать, пока он сходит в подсобку. Вернувшись с бумажным кульком, он поставил его на прилавок. Вывернув мешок, Джек вытряхнул на прилавок три или четыре револьвера. Он подержал каждый из них, осмотрел, покрутил цилиндры, пощелкал курком. Улыбнувшись, достал пачку денег, отсчитал немного и пожал старому Гару Льюису руку. Гар попрощался:
– До следующего раза.
Они вышли за дверь, причем один новенький револьвер Джек сразу засунул за пояс.
Должно быть, Джек хотел, чтобы Ларри увидел это оружие, но Ларри не понял почему. Да он и не спрашивал, а Джек не рассказывал. Больше они ни о чем не говорили. Они просто виляли и дергались вверх и вниз, на что-то натыкаясь всю долгую дорогу обратно в город… бамп-бамп-бамп-ба-бамп…
Глава 32Оунимарт 1960
Не имело никакого значения, что Оуни делил постель с дочерью начальника почты или оплачивал форму школьных оркестрантов.
– На какой срок Вы остановились у нас, мистер Поретто? – спросил Папу Джо администратор в «Арлингтоне», вручая ему ключ от номера.
– На неопределенный, – ответил он.
Джо Поретто приехал в Хот-Спрингс не ради светского раута. Его ждали дела, и он не собирался уезжать, пока все не уладит. Несколько месяцев Папа Джо обсуждал с Ральфом Пирсом, как проторить себе дорожку в Хот-Спрингс: теперь, когда у Оуни появился собственный провод, Папа Джо ходил по букмекерам, выясняя, как у них обстоят дела с «коротышкой из “Саусерн”». Папа Джо уже заставил Оуни продать ему 5 % акций клуба «Пайнс». Оуни согласился – возможно, потому, что Дэйн видел конкуренцию с соседним «Бельведером», и в любом случае хотел бы, чтобы Оуни избавился от него. Но дело этим, похоже, не ограничилось. Папа Джо продолжил бы возвращаться за добавкой, пока не получил бы все.
Оуни пригласил Папу Джо на ужин в стейк-хаус Коя и сообщил, что его присутствие в Хот-Спрингсе создает слишком много проблем: его используют как козырь политические противники игорного бизнеса. Оуни считал, что Папа Джо должен держаться в тени. Когда Папа вернулся в отель, там его уже поджидал новый окружной судья Пламмер Доббс. Он велел Папе Джо покинуть город на следующий день и никогда не возвращаться. Папа Джо позвонил Сэму Джанкане, боссу Чикагского синдиката, и попросил разрешения «забрать все подчистую».
– Это не я, Муни, это коротышка, – ныл Поретто Джанкане, которого часто называли Момо или Муни. – Этот ублюдок пытается бороться с судьей-баптистом.
Джанкана связался с Горбатым Хамфрисом, и тот уточнил:
– Оуни волен отправляться туда, куда ему заблагорассудится.
– Будем откровенны, Джо трахнул бы собственную мать, – усмехнулся Хамфрис.
Из «Арлингтона» Папа Джо прямиком отправился в отель «Риттер», где работала телеграфная служба Оуни. Тот уже догадался о намерениях Папы Джо и, вооруженный и готовый ко всему, что бы ни задумал Папа, заперся в офисе вместе с Джимми «Профи» Витро, вышибалой из Чикаго, приехавшим в Арканзас, чтобы присматривать за ним. Папа забарабанил в дверь и потребовал, чтобы его впустили. Оуни ответил, что не собирается его впускать и не позволит ему завладеть проводом.
– Лучше бы ты оставался в Новом Орлеане! – в сердцах воскликнул Оуни. – Меня бросает в жар, когда ты находишься в Хот-Спрингсе.
Для Папы Джо это прозвучало подтверждением того, что Оуни приказал судье Доббсу прогнать его из города.