[126] назвал происходящее «прощальной гастролью в самых роскошных игорных домах к востоку от Лас-Вегаса». Прибыли и крупные игроки, и они не разочаровали. Получилась одна из самых бурных ночей в истории Хот-Спрингса. Как только закончился последний забег на ипподроме Оуклан-Парк, народ заполнил все клубы и не выходил до закрытия. Большинству местных жителей до глубокой ночи не удавалось занять место за столом, где делали ставки стодолларовыми фишками.
Около тысячи гостей, разряженные в драгоценности и норковые шубы, пировали в «Вэйпорс». Они выстраивались в очередь у игровых автоматов и толпились у столов для игры в кости. В тот последний вечер сцена принадлежала комику Джерри Ван Дайку. Он использовал сложившуюся ситуацию в своем выступлении. «Сегодня вечером азартные игры не так азартны, – пошутил он в начале представления. – В игру вступил губернатор».
Казино оставались переполненными до четырех часов утра. Один из авторов газеты «Сатердей ивнинг пост» наблюдал, как мужчина в кашемировом пиджаке, играя в блэкджек, спустил стопку двадцатипятидолларовых фишек. Когда они закончились, он достал бумажник и вынул из него пять стодолларовых купюр, которые проиграл еще быстрее. Потом он поставил две пятидесятки и пять двадцаток. Девушка-крупье была сама бесчувственность. Человек в кашемировом пиджаке потерял все. В его бумажнике осталось только семнадцать долларов. Он показал их крупье. Она улыбнулась, но попросила его освободить место для того, у кого есть наличные. Тогда он достал чековую книжку. Но тут вмешалась его жена и сказала, что пора уходить.
– Хона, – обратился он к жене, – мы никуда не идем. Ведь после сегодняшней ночи все кончено.
Любители повеселиться со всего мира собрались в «Вэйпорс» в ту последнюю ночь. Журналисты, приехавшие в Хот-Спрингс, чтобы воочию наблюдать последние мгновения азартного игорного безумия на курорте, беседовали с гостями из соседнего Далласа и далекой Франции, а вот местных жителей оказалось немного. Один журналист попытался уловить настроение, царившее в Хот-Спрингсе. Он поинтересовался у сотрудника станции техобслуживания, что тот думает по поводу прекращения азартных игр в его городе – традиции, которая продержалась целое столетие.
– Только у нескольких человек есть деньги. Остальные просто работают по 12 часов в день за 50 долларов в неделю, – ответил тот.
Но в этот последний вечер, как и каждый второй вечер на протяжении последних пяти лет, здесь присутствовала одна группа местных жителей. Когда к утру следующего дня празднование в «Вэйпорс» наконец-то закончилось и оставшихся посетителей выпроводили из казино, Дэйн собрал своих сотрудников вместе в баре из красного дерева в глубине помещения театра, чтобы поднять последний тост. Под аккомпанемент оркестра Бадди Керка (а он продолжал играть) бармены, крупье, стикмены, дилеры, посудомойки, вышибалы – весь персонал, все до единого, танцевали и пили, смеялись и плакали, пока не взошло солнце в пасхальное воскресное утро.
На выходе из «Вэйпорс» их встретили свыше тысячи мужчин и женщин, многие в белых одеждах, некоторые играли на трубах, следуя процессией за старым деревянным крестом высотой пятнадцать футов. Двадцать девятый год подряд церкви города Хот-Спрингс проводили совместное утреннее пасхальное богослужение на вершине горы Хот-Спрингс, напротив «Вэйпорс». Во время службы они исполнили традиционный гимн «Старый тяжкий крест»[127]:
Вдали на холме возвышался старый тяжкий крест.
Символ страданий и позора,
И я люблю этот старый крест, на котором самый дорогой и лучший
Был распят за всех заблудших грешников мира.
Глава 43Хейзелдекабрь 1964
Они вылили в унитаз спиртное, туда же бросили наркотики, и все смыли.
Джимми называл такое припадками, хотя на самом деле не имел ни малейшего представления, что это такое. Типа похоже на то, как, по его мнению, выглядят припадки. Хейзел теряла сознание, вырубаясь от смеси выпивки и таблеток, которые она принимала. Затем она начинала трястись и дергаться, пока не падала с кровати на пол. Именно такой момент у Джимми всегда вызывал наибольший страх. Он привык к тому, что она находилась без сознания, но, когда у нее случались такие приступы, не мог этого вынести. Джимми не выдерживал и звонил в больницу, чтобы ее забрали. Он звонил так часто, что к концу года больница прислала им счет за скорую помощь. После того как Хейзел увидела сумму, она велела Джимми прекратить звонить в эту чертову больницу. Поэтому в следующий раз, когда она снова начала трястись и дергаться, он позвонил Джуди.
Джуди и Джимми, уже старшеклассники, по-прежнему оставались парой. Хотя они были вместе уже несколько лет, Джимми как мог скрывал от нее и от друзей подробности своей домашней жизни. Не из-за смущения или стыда – просто старался разделять эти две половины своей жизни. Хейзел не слишком хорошо ладила со сверстниками Джимми. Вдобавок к безнадежной зависимости от наркотиков и алкоголя она превратилась в озлобленного человека. Пребывая в постоянном раздражении, Хейзел срывалась, особенно на Джуди или на друзей Джимми. Как будто завидовала тем отношениям, которые Джимми смог построить отдельно от нее.
Несмотря на ее бездушие, Джимми оставался рядом с Хейзел и заботился о ней как мог. Он никогда не обижался на нее и считал своим долгом поддерживать жизнь и здоровье матери. Другую Хейзел – заботливую маму, которая наряжала его в отглаженную одежду, готовила ему мясной рулет и дарила игрушки, – он не помнил. Он помнил только ТАКУЮ Хейзел. Именно она и была его матерью. Возможно, именно потому, что он никогда не знал другую Хейзел, он любил ее так, как любил.
Джуди появилась и обнаружила, что Хейзел дергается на полу, а Джимми бегает по дому и собирает все бутылки и таблетки, которые только может найти. Виски он сливал в раковину, а таблетки спускал в унитаз. Он злился, но держался спокойно, легко, почти холодно.
– Помоги мне найти остальное, – попросил он Джуди.
Осознать увиденное для Джуди оказалось довольно сложно. За все годы, что они с Джимми вместе, дом его изнутри она никогда не видела.
Девушка носилась по маленькому трейлеру вместе с Джимми, хватая все подряд, что казалось незаконным. Таблетки, лекарства, даже сигареты. Они вылили в унитаз спиртное, туда же бросили наркотики и все смыли.
– Давай затащим ее в машину, – сказал Джимми.
Джуди была в шоке. Она собиралась перевозить взрослого человека с передозировкой наркотиков в машине собственной матери.
– Разве мы не должны вызвать скорую помощь? – спросила она.
– Нет, – ответил Джимми. – Просто садись в машину.
Джимми и Джуди подняли Хейзел и потащили ее на улицу, волоча за собой – прямо как того больного пса, которого они однажды отнесли на озеро. Вот только здесь и сейчас была не собака. Все обстояло гораздо серьезнее. И отчего-то казалось, что еще безнадежнее. У пса была апатия, Хейзел же боролась изо всех сил. Только она боролась не за жизнь. Она настаивала, чтобы Джимми и Джуди оставили ее умирать. Пока они ехали в больницу, Хейзел то проваливалась в забытье, то приходила в себя:
– Нет! – кричала Хейзел. – Вы не понимаете!
В больнице по тому, как медсестры встретили их, Джуди поняла, что это не первый визит Джимми и Хейзел. Выражение лиц медсестер, казалось, говорило: «Вы снова здесь». Хейзел увели по коридору. Джимми поблагодарил Джуди и велел ей вернуться домой.
– Я в порядке, – сказал он. – Мне надо остаться здесь, с ней.
Потрясенная и опустошенная, Джуди была признательна за передышку. Она поразилась скрытой стороне жизни своего парня и подумала о том, сколько всего ей никогда не узнать.
Когда Хейзел очнулась в больнице, Джимми сидел рядом с ней, как и всегда. Он сказал Хейзел, что уезжает.
– Ты тоже меня бросаешь, да? – спросила она.
– Я еду в колледж, – сообщил он.
– Как ты можешь пойти в колледж? У меня нет денег, чтобы отправить тебя туда.
– Я получил стипендию – за футбол, – пояснил Джимми.
Хейзел знала, что Джимми играет в футбол, но она давно не видела ни одной игры. Для Джимми футбол превратился в самую важную отдушину. Он мотивировал его появляться в школе и давал возможность драться, когда он злился. Высокий и плечистый, сильный и плотный Джимми не играл в защите. Впрочем, ярким игроком, как когда-то его старший брат, он тоже не стал. Зато он был жестким и агрессивным и умел сбивать парней с ног и валить на землю. Но даже если он не забивал тачдауны[128], играя по центру в линии нападения, тренеры и товарищи по команде считали его лидером. В том сезоне его назначили капитаном. А когда его игру увидели представители Государственного университета Хендерсона в Аркаделфии, они предложили Джимми деньги на обучение в их колледже.
Джимми оказался последним из мужчин в жизни Хейзел, покинувших ее с того самого дня, когда почти тридцать лет назад ее отец уехал из Хот-Спрингса. В сорок пять лет Хейзел оказалась в полном одиночестве. У нее не осталось никого, кто мог бы о ней позаботиться. С тех пор как азартные игры закрыли, Хейзел потеряла значительную часть своего дохода. Однако, что еще печальнее, она потеряла надежду. Когда-то она мечтала работать в «Вэйпорс». Теперь ей пришлось столкнуться с реальностью: она не сможет проводить вечера за игрой в крэпс, подталкивая стодолларовые фишки к докторам и адвокатам. Она не сможет заработать сотни долларов в неделю и купить себе дом или даже автомобиль. Она не найдет себе достойного занятия в городе, который когда-то полюбила, где она стала женщиной, где создала свою семью, в городе, который разрушил ее и едва не убил. И если она не образумится и не поймет, как позаботиться о себе, Хот-Спрингс сведет ее в могилу.