На следующий день, 7 декабря, Кромвель наконец приехал с Севера. Он заявил, что ничего не знал о чистке парламента, но одобрил ее результаты. Первая часть его заявления была почти наверняка правдой, а вторая – возможно, нет. Сохранившиеся свидетельства его действий и мнений в это время провоцирующе неполны, но их обрывки наводят на мысль, что у него был более хитроумный план, как сохранить видимость власти парламента, чем проведение его принудительной чистки. Если бы переломный момент был отложен до его возвращения, Кромвель мог бы с помощью Вейна использовать друзей армии в палате общин более эффективно, чем делалось до этого, и каким-нибудь своевременным передвижением из зала заседания парламента добиться изгнания приблизительно сорока непреклонных пресвитерианцев, которые стояли у них на пути. Благодаря этому контроль армии за парламентом был бы установлен изнутри вместо того, чтобы принудительным путем быть навязанным извне. Но теперь было уже слишком поздно для какого-либо исправляющего маневра, и Кромвель благосклонно принял ситуацию, которую не мог изменить.
Было замечено, что он впервые вошел в подвергнутый чистке парламент – в котором он отсутствовал с мая месяца, находясь на войне, – рука об руку с Генри Мартеном, убежденным республиканцем, чьи красноречие, ум и изобретательность часто оказывали влияние на палату общин. Мартен не всегда был в хороших отношениях с Кромвелем, но нынешнее их единство целей было подчеркнуто, когда Мартен начал заседание с благодарности генералу Кромвелю за его службу на поле боя.
Тем временем войска, к немалому смятению лондонцев, заняли Сити и захватили денежные депозиты в Голдсмитс-Холле[3] и Уиверз-Холле[4], чтобы компенсировать задолженность по жалованью. В целом солдаты вели себя хорошо, хотя и зажгли костер из панельной обшивки и скамеек для певчих собора Святого Павла, так как на улице было очень холодно. Чтобы в дальнейшем пощадить городских жителей, они были расквартированы в пустых складах, где спали на голом полу. Беспокоясь, как бы плохие условия проживания не породили недовольство и беспорядки, Ферфакс распорядился, чтобы горожане обеспечили их постельными принадлежностями, чтобы на каждых двух солдат приходились матрас, подушка, по паре простыней и одеял. Он занимался вопросами организации и дисциплины, издавал приказы о культурном поведении военнослужащих и редко посещал заседания Совета офицеров, где формировалась политика армии: теперь Совет благодаря своему контролю над парламентом был эффективным органом управления Англией.
13 декабря в палате общин состоялось голосование по вопросу о переговорах в Ньюпорте, имевших цель заключение соглашения с королем, на котором они были названы «крайне постыдными и губительными для мира в королевстве». Два дня спустя Совет офицеров проголосовал за то, чтобы король был перевезен в Винзор «с целью его скорейшего предания суду» в соответствии с их Ремонстрацией от 20 ноября. Они назначили небольшую комиссию, которая должна была решить, как проводить такой суд, и поручили полковнику Харрисону привезти короля из замка Херст. На этом заседании присутствовал Айртон, Ферфакса не было, а председательствовал Кромвель.
Глава 3Гранды, пресвитерианцы и левеллеры1648
«Английский народ – здравомыслящие люди, хотя в настоящее время они сошли с ума», – написал король Карл своему сыну из Ньюпорта. Люди были не настолько ослеплены, чтобы быть неспособными высмеивать свое нынешнее положение. Одной из наиболее популярных баллад в Лондоне того времени была серия плохо написанных стишков, в которых высмеивались мажоритарный принцип, противоречивые притязания фракций и слухи о судьбе короля:
Теперь благодаря низам
Мы сделали свое дело.
Митра свалилась, а также корона,
А вместе с ними и сам венценосный…
Нет теперь ни епископа, ни короля,
Ни пэра, лишь название или видимость.
Приходите, клоуны, и мальчики, и неуклюжие подростки,
Приходите, женщины всех сословий.
Растягивайте свои глотки, отдавайте свои голоса
За анархию…
Мы сильны основными религиями,
Так выбирайте, и голос большинства
Понесет ваш выбор, правильный или нет:
Пусть будет король Карл, говорит Джордж,
Нет, мы за его сына, говорит Хью,
Нет, тогда пусть не будет никого, бормочет Джоан,
Нет, мы все будем королями, говорит Прю.
Но баллады и веселье шли на спад не просто из-за победы пуритан. Иностранец, возвратившийся в Англию после гражданских войн, обнаружил, что люди, которых он помнил дружелюбными и добродушными, стали «подавленными, язвительными и словно заколдованными». У них была причина стать мрачными. У них не было стабильного правительства на протяжении шести лет; налогообложение для оплаты войны было введено парламентом в 1643 г. на широкой основе и с той поры действовало. Ненавистный акцизный сбор, налог на покупки привели к росту цен на самые необходимые товары, в то время как каждое домохозяйство в стране должно было вносить так называемый «еженедельный налог» на покрытие текущих военных расходов. Приверженцы короля от самых высокопоставленных до почти самых простых людей должны были платить штрафы, которые рассчитывались довольно произвольно с учетом их ресурсов и той степени активности, с которой они участвовали в военных действиях. Сетования дворян и их жен, которые оказались в долгах и испытывали трудности по этой причине, звучали громче всех, но страдали сильнее всего люди менее высокого социального статуса – йомены-фермеры или мелкие торговцы, которые могли оказаться доведенными до крайней нужды из-за своей лояльности или неосторожности. Некоторые победители слишком явно зарабатывали на войне деньги, но менее имущим было ничуть не лучше, чем роялистам. Военнослужащие не получавшей жалованья армии крайне возмущались, что им приходится расквартировываться в случайных помещениях и тем самым притеснять тех самых людей, свободы которых они должны были защищать. Солдаты, потерявшие руку или ногу, а также вдовы и дети убитых просили милостыню на улицах или толпились у дверей парламента. Если кто-то из этих несчастных и не был тем, за кого себя выдавал, все равно количество нищих сильно увеличилось, как и количество грабежей и всех других знакомых признаков длительного периода отсутствия порядка.
Торговля и промышленность находились в упадке. Торговля шерстью прекратилась, потому что на протяжении нескольких лет королевская армия удерживала ключевые позиции, которые отрезали Лондон от пастбищ и продавцов тканей в Котсуолдсе и Беркшире. Текстильная промышленность Уэст-Рединга была разрушена в результате военных действий на начальном этапе войны. Северные рудники были повреждены наводнением, и экспорт угля из Ньюкасла, оплота роялистов, уже два года как был задушен парламентской блокадой. Флот, выполнявший свой долг и не допускавший иностранную помощь к королю, оказался недостаточно готовым защищать английское торговое судоходство – особенно лондонские торговые суда – от ирландских и фламандских пиратов, действовавших иногда под королевским флагом.
Три неурожая подряд стали повсеместным бедствием, и цена на пшеницу, ячмень и овес поднялась до наивысшей отметки за все столетие. Конец весны, с начала мая, все лето 1648 г. и до середины сентября было катастрофически влажно, что прибавило тревоги из-за наводнений, а возобновление военных действий угрожало урожаю и скоту уничтожением.
Настроение в Лондоне к зиме 1648 г. можно было назвать стоически угрюмым и возмущенным, и насколько можно было обобщать и переносить эту оценку на весь народ, то оно преобладало по всей стране. После своего второго разгрома роялисты лишились лидера и надежды. Это негативное отношение объясняет события последующих восьми недель. Любого, читавшего памфлеты, газеты или письма, написанные приверженцами короля в этот период, не может не поразить расхождение между силой выраженных эмоций и слабостью, с которой они переводились – или, скорее, не переводились – в действия. В эту критическую зиму лишь армейские военачальники и время от времени левеллеры обладали необходимой решимостью выполнять свои опасные планы. Да, они обладали для этого физической силой. Это ко многому могло привести. Без сомнения, их военная сила всегда обеспечила бы им конечный успех. Это не объясняет, почему не было сделано ни одной попытки, какой бы авантюрной, какой бы тщетной она ни была, перечеркнуть их планы. Часто говорили, что большинство английского народа не желало казни короля. Также следует помнить, что большинство английского народа, хотело оно или нет, было готово принять ее. Люди были потрясены ею; в частных разговорах и даже на людях ее отказывались признать. Но с момента вывоза Карла из Ньюпорта и до его смерти на эшафоте ни один из подданных короля не рискнул своей жизнью, чтобы спасти его.
Люди не были равнодушны. Напротив, они с жадностью ожидали новостей и в целом были хорошо снабжены информацией и пропагандировались. В годы своей власти король Карл запретил ввоз в Англию информационных листков, которые начали свое хождение за границей, особенно в Нидерландах. Производство подобных листовок дома, естественно, было запрещено. Но после краха королевской власти, учитывая потребность народа в новостях, возбуждаемую гражданской войной, еженедельные газеты вскоре стали привычной частью повседневной жизни. Они выпускались на свой страх и риск в большинстве случаев совместно издателями и печатниками, продавались за пенни и жестоко конкурировали друг с другом. Многие из них выходили недолго, так как издатели и печатники теряли к ним интерес, их вытесняли более удачливые соперники, или у них возникали проблемы с правительством, так как парламент вскоре начал замечать опасность, исходившую от неограниченного распространения новостей.
В конце 1648 г. существовали шесть регулярных, довольно крепко стоявших на ногах газет, разрешенных правительственными цензорами. Наименее популярное издание имело тираж около 1000 экземпляров, а самые успешные – вдвое или втрое больше. Все они были еженедельными, но так как каждая газета выходила в свой день, то лондонцы могли купить газету в любой день рабочей недели. И хотя Лондон был тем центром, где они все печатались (во время войны король издавал свою официальную газету в Оксфорде), страна не была обделена новостями. Тележки носильщиков, нагруженные тюками, товарами и письмами, регулярно отбывавшие из Лондона во все уголки страны, теперь везли также и упаковки газет, которые покупали, потом ими делились, передавали дальше, их читали вслух в отелях и пивных, в гостиных фермерских домов и особняков, а иногда и с кафедр проповедников по всей стране. К 1648 г. новости достигали даже самых отдаленных уголков Англии с регулярностью, не известной предыдущим поколениям. Захват армией короля, суд над ним и его смерть отслеживались во всех подробностях неделя за неделей почти всеми его грамотными подданными и многими неграмотными, когда пачки газет прибывали из Лондона.