Аксиомой английского закона было то, что все правосудие проистекало от монарха. Палата общин, признавая эту помеху, попыталась заменить этот краеугольный камень системы, провозгласив суверенность народа и приравняв ее к своей собственной суверенности. Следующей заботой было отдать распоряжение изготовить новую Большую печать, так как без нее возникнут явные трудности в осуществлении управления королевством, а юридическая сила существующей печати, которая несла на себе имя и изображение короля Карла, очевидно, прекратится вместе с его смертью. Роялисты горько пошутили над таким известием, заявив, что новая печать должна избавить негодяев и мерзавцев от смущения при санкционировании убийства короля от имени «Карла, милостью Божьей».
Тем временем были опубликованы имена 135 человек, номинированных в Высокий суд справедливости, которые были встречены издевками роялистов и пресвитерианцев ввиду убожества и низкого происхождения его членов – отбросов общества, сапожников, пивоваров и «других ремесленников». Это было явно не так. Даже среди офицеров армии нового образца – свыше 30 из них – большинство выдвиженцев были сельскими мелкопоместными дворянами, а некоторые и значительными землевладельцами. Люди низкого происхождения были в меньшинстве: Харрисон был клерком у адвоката, Хьюсон – башмачник, Прайд и Оки, как поговаривали, были ломовыми извозчиками у пивоваров, но, скорее всего, были сами пивоварами.
Помимо военнослужащих, имена людей, выбранных на роль судей короля, наводили на мысль не столько о народном или «демократическом» (слово, употребляемое в оскорбительном значении) суде, сколько о суде, призванном в максимальной степени представлять самые респектабельные и значимые элементы в стране. Когда палата лордов отвергла этот законопроект, было необходимо убрать имена всех английских пэров, но этот список по-прежнему могло возглавлять благородное имя лорда Ферфакса, титул барона которого был шотландский, а не английский. В список были включены: лорд Монсон, имевший ирландский титул, и двое старших сыновей английских пэров – лорд Грей из Гроуби и лорд Лайл. Также были номинированы – один рыцарь ордена Бани и 11 баронетов.
Что же касается остальных, то явно была сделана попытка включить в список представителей мелкопоместного дворянства как можно больше жителей округов и главных городов. В списке значились мэры – или бывшие мэры – Йорка, Ньюкасла, Халла, Ливерпуля, Кембриджа и Дорчестера и несколько членов Городского совета Лондона, двое из которых ранее занимали должность лорд-мэра. Рединг, Бридпорт и Грейт Ярмут были представлены своими городскими мировыми судьями; Норидж, Глостер, Шрусбери, Ноттингем, Ипсвич, Кентербери, Винчестер и другие – своими членами парламента. Но составители списка, по-видимому, не нашли никого, связанного с Бристолем, вторым по величине городом в королевстве.
Комитет, который составлял акт, действовал скорее в надежде, нежели в ожидании того, что названные лица захотят участвовать в процессе. Их согласия не всегда спрашивали – намеренное упущение, так как было бы невозможно включить в список человека, который недвусмысленно отказался, тогда как многого можно было добиться, увеличивая список за счет имен, которые производили впечатление, если и не были полностью убедительными. Например, в него были включены более сотни членов парламента, хотя средняя посещаемость заседаний теперь была гораздо ниже этого числа, а члены, которые больше не приходили на обычные заседания, скорее всего, не взяли бы на себя ответственность за суд над королем. Можно было понять, почему комитет записал имена нескольких армейских офицеров, которые в настоящий момент были заняты в отдаленных уголках королевства: Десборо, шурина Кромвеля, полковника Ламберта, полковника Овертона, полковника Ригби и активного парламентария – сэра Артура Хаслерига, который был занят преследованием преступников-роялистов и ссорами с Джоном Лилберном в Дареме. Эти люди выступали за судебный процесс и сыграли бы свою роль, если бы им позволили время и расстояния, но время и расстояния им этого не позволяли.
Полностью сознавая, что большая часть этого впечатляющего списка была только для виду, комитет допускал широкое поле для отсутствующих и установил кворум – 20 человек. Это была излишняя мера предосторожности: число комиссаров, которые противостояли королю в Вестминстер-Холле, никогда не было меньше 67 человек, и в конце 59 из них подписали ему смертный приговор. С другой стороны, 47 из названных в списке лиц ни разу не пришли на суд, а еще восемь пришли только на предварительные заседания, а не на суд.
Одного имени не было в списке – сэра Генри Вейна, который в последние четыре года был активным лидером индепендентов в палате общин. Он потерял надежду заключить Ньюпортский договор и сделал все, что было подвластно его красноречию, чтобы добиться прекращения переговоров голосованием в палате общин, прежде чем вмешалась армия. У Вейна был длинный послужной список одержанных побед и достигнутых преимуществ для индепендентского меньшинства путем изобретательного и иногда коварного управления палатой общин. Но ловкость рук – это одно, а насилие – совсем другое, и Прайдова чистка была нарушением парламентских привилегий, которое он не мог в течение некоторого времени заставить себя принять. Он не приходил в парламент с того дня, по-прежнему находился в Лондоне, по-прежнему рьяно выполнял свои обязанности уполномоченного Адмиралтейства, но не желал принимать участия в процессе против короля, который считал незаконным. В добавление к его неприязни к действиям армии у него был еще один, более личный, мотив держаться подальше: будучи сыном королевского придворного, он испытывал угрызения совести по поводу пролития крови короля.
Самоустранение Вейна и судей, по крайней мере, предшествовало созданию суда. Несколько неожиданных случаев отступничества произошли позже. Филип Скиппон – этот солдат с Библией и мечом в руке, который как член парламента и командир лондонских отрядов ополчения делал все, что было в его силах, чтобы продвинуть интересы армии в последние недели, был включен в опубликованный список, но так и не занял свое место в Суде правосудия. Сэр Уильям Бреретон, решительный командир на войне и активный сторонник армии в парламенте, стал другим неожиданным отсутствующим. Дэнис Бонд, богатый купец, член парламента от Дорчестера и один из самых активных и усердных делегатов в палате общин, тоже не присутствовал на суде, хотя и появился сразу же после него, чтобы сыграть свою роль в правительстве республиканцев. Джон Лоури, который заседал в парламенте восемь лет как сотоварищ Кромвеля от Кембриджа, сражался на войне и все это время поддерживал индепендентов, был еще одним человеком, который осмотрительно скрывался до самой смерти короля. Неучастие в голосовании этих последних двоих, вероятно, отражало тревогу торгового сообщества. Сэр Уильям Алансон, бывший мэр Йорка, тоже воздержался от голосования, и двое из четырех назначенных членов городского управления Лондона сделали то же самое.
Один известный человек самоустранился более шумно. Полковник Алджернон Сидни – умный и заносчивый младший сын графа Лестера, храбро сражавшийся на войне и раненный в сражении при Марстон-Муре. Его отец был последовательным противником короля, но не считал, что его сыну подобает заседать в суде с целью вынесения приговора королю. Тем не менее Сидни присутствовал на предварительных заседаниях, но лишь для того, чтобы высмеивать претензии на судейство всего собрания; он сказал, что короля не может судить никакой суд, а этот суд вообще никого не может судить. Кромвель резко ответил: «Мы отрубим ему голову прямо в короне». Сидни больше ничего не сказал, он уехал в дом своего отца в Пенсхерсте, где и находился до тех пор, пока все не закончилось.
Другие случаи молчаливого отступничества не были неожиданными. Большинство юристов, назначенных членами суда, последовали примеру своих более известных коллег и остались в стороне. Лишь несколько жестких противников короля смогли примирить суд над ним с духом, если не буквой английского закона. Монарх, который намеренно пытался подорвать законы страны (а они верили, что он это сделал), представлял собой общественную опасность, и они могли поэтому возбудить против него естественный закон самосохранения и призвать его к суду, хотя им самим пришлось изобретать механизм, как это сделать.
Из тех, кто присутствовал на суде, не все были полностью убеждены в правильности происходящего. Если роялисты и ошибались, издеваясь над низким происхождением судей, то иногда были ближе к истине, называя их мерзавцами и мошенниками. Мотивы и характеры значительного числа тех, кто был в списке судей, не выдерживали тщательной проверки. Влиятельные землевладельцы, которые поддерживали парламент и присоединились к индепендентам, как им диктовали их интересы, зачастую были людьми буйных амбиций или с глубоко укоренившимися обидами. Сэр Эдвард Байнтун, магнат из Уилтшира, в бурные годы своей жизни имел неприятности из-за дуэлей, нарушения супружеской верности и растраты. Сэр Томас Молеверер и сэр Джон Буршье, оба йоркширские землевладельцы, были парочкой беспринципных, желчных оппозиционеров. Другим йоркширцем, Томасом Челонером, как считалось, руководила злоба, потому что король отозвал исключительные права, которые тот одно время имел на приносящую выгоду фабрику квасцов. Сэр Майкл Ливси, шериф Кента, был амбициозным, безответственным и имел репутацию труса. Никто ни с какой стороны не мог многого сказать и в пользу сэра Джона Дэнверса, имевшего карьеру придворного при короле Якове и короле Карле, или в пользу Генри Майлдмея, изменника-смотрителя королевской сокровищницы, и других – Корнелиуса Холланда, Хамфри Эдвардса и Грегори Нортона, которые служили короне, на которых с сомнением смотрели коллеги и на голову которых сыпали проклятия роялисты.
Необходимость составить впечатляющий длинный список судей возобладала над необходимостью рассмотреть характеры кандидатов и их личную пригодность для выполнения этих функций. Суд над королем должен был стать публичным олицетворением Божьего праведного суда, но люди-инструменты, выбранные для его осуществления, были далеко не прав