Кромвель, Айртон и Брэдшоу были похоронены с официальными почестями в Вестминстерском аббатстве, где они отказались разрешить похоронить короля. Их гробы были перемещены, и 30 января 1661 г. их тела были на целый день выставлены на виселицах в Тайберне. Это мрачное зрелище доставило удовольствие публике и заставило даже цивилизованного Джона Ивлина вознести хвалу «грандиозному и непостижимому суду Божьему». На закате дня тела были сняты и похоронены в общей могиле под виселицей. Головы были отрублены и выставлены на крыше Вестминстер-Холла.
Но большинство из тех, кто имел отношение к смерти короля, были в 1660 г. еще живы – 41 человек из 59 подписавших смертный приговор, равно как и те, кто были слишком тесно связаны со смертью короля, чтобы надеяться на пощаду со стороны его сына. Ими были: Хью Питер, который столь темпераментно проповедовал против короля; Дэниэл Акстелл, командовавший охраной Вестминстер-Холла; Мэтью Томлинсон, который отвечал за короля-пленника с того момента, как тот прибыл в Виндзор и до момента его восхождения на эшафот; Фрэнсис Хакер, Роберт Фейр и Геркулес Ханкс – этим троим был направлен ордер на приведение в исполнение смертного приговора.
Томлинсон проявил осторожность и не подписал смертный приговор и теперь предъявил роялисту Генри Сеймуру доказательство, что король хорошо отозвался о его обходительности. Карл II и его советники, желая избежать ненужного кровопролития, были готовы принять объяснения любого из своих бывших врагов, которые стали бы сотрудничать с новым правительством. Томлинсон получил полное прощение и закрепил его, дав показания против своих давних товарищей по оружию Акстелла и Хакера, которые были казнены. Геркулес Ханкс купил себе свою бесславную жизнь таким же способом. «Этот несчастный подполковник Ханкс, – сказал Акстелл, идя на казнь, – вел себя самым грубым образом по отношению к королю, а теперь дал показания, чтобы повесили его товарищей».
Полковник Фейр, чья подпись на смертном приговоре в другом случае могла бы стоить ему жизни, женился на дочери Томаса Герберта. Герберт, который в конце концов служил королю со всей тактичностью и даже в последние дни его жизни с сочувствием, теперь выступил в роли его преданного слуги на протяжении всего времени его пребывания в плену. Карла II устраивало это утверждение, и он его принял, хотя ему было прекрасно известно, что Герберт продолжал сотрудничать с армией и получать пенсию от Кромвеля в Ирландии на протяжении всего «междуцарствия». Герберт был возвышен до ранга баронета, и на преступление его зятя, полковника Фейра, по этой причине посмотрели сквозь пальцы.
Новый король щедро осыпал почестями влиятельных людей, которые перешли на его сторону; он был готов принять утверждение Ричарда Инголдсби, что Кромвель держал его руку, чтобы заставить его подписать смертный приговор. За свою службу во время Реставрации Инголд – сби стал кавалером ордена Бани. Ни один из убийц короля не был столь удачлив или ловок при смене объекта лояльности и сокрытии своего прошлого.
Из 41 оставшихся в живых судей 15 бежали из страны. Трое из них – Джон Диксвелл, Эдвард Уолли и Уильям Гофф – пересекли Атлантический океан и нашли себе безопасное место в Новой Англии. Большую часть времени они прятались, но пользовались уважением принявших их пуритан, никакие требования английского правительства не заставили их выдать беглецов. В городе Хэдли, штат Массачусетс, куда бежал Уильям Гофф, ходит легенда, что много лет спустя во время нападения индейцев этот уже пожилой солдат Кромвеля, важный, почтенный и авторитетный, вышел из пещеры в горах и объединил своих соотечественников для достижения победы.
Уильям Коули, Эдмунд Ладлоу, Джон Лайл и двое судебных секретарей – Джон Фелпс и Эндрю Бротон – бежали в Швейцарию. Всех их с почетом приняли швейцарцы, но Лайл одним воскресным утром в Лозанне по дороге в церковь был убит ирландцем-роялистом ударом ножа. Другие четверо прожили свою жизнь в Веве. Ладлоу, проживший дольше всех, надеялся, что сможет вернуться из своего изгнания на родину после революции 1688 г., но как только он ступил на землю Англии, был выписан ордер на его арест, и он вернулся в Швейцарию, умер в Веве и был похоронен вместе со своими друзьями в приходской церкви маленького тихого городка у подножия ослепительных гор.
Пятеро других – Майкл Ливси, Уильям Сэй, Дэниэл Блэгрейв, Томас Чалонер и Джон Хьюсон – укрылись в Германии и Нидерландах. Томас Скот, бежавший в Брюссель, передумал, сдался там английскому послу и вернулся на родину, где, полный решимости, предстал перед судом и встретил свою смерть. «Благословляю имя Его, что Он привлек меня к делу, в котором нельзя раскаяться, – сказал он, готовясь умереть, и повторил: – Говорю вам, к делу, в котором нельзя раскаяться».
Джон Оки, Джон Баркстед и Майлз Корбет добрались до Голландии, но были выслежены и хладнокровно преданы своим давним коллегой Джорджем Даунингом, который пробивал себе путь в фавориты короля. Все трое были казнены в Тайберне. «Все они выглядели очень жизнерадостными, – писал Пепис, – но я слышал, что, умирая, они заявляли, что то, что они сделали с королем, – справедливо; и это очень странно».
Многие из убийц короля сдались. Король дал амнистию, за малым исключением, тем своим врагам, которые объявились в течение 40 дней после его возвращения. Те, кто сдался, надеялись главным образом на помилование – и в какой-то мере получили его.
Они жалко выглядели на своем судебном процессе. Некоторые из них – а самым настойчивым был Джон Даунс – заявляли, что делали все возможное, чтобы предотвратить смерть короля. Другие – Роберт Тичборн, Винсент Поттер, Саймон Мейн, Генри Смит и еще кое-кто – утверждали, что были несведущи, слабы и введены в заблуждение. Августину Гарланду было предъявлено дополнительное обвинение, что он плюнул в лицо королю, но он усиленно отрицал это, и ему поверили. Одного свидетеля, выступившего против него, он назвал «нуждающимся человеком», что было вежливым выражением, обозначающим нанятого лжесвидетеля.
Суды над убийцами короля не были вопиюще несправедливыми. Реакция подавляющего большинства в пользу монархии сделала этих людей козлами отпущения за преступления народа. В эмоционально насыщенной атмосфере, в которой работал суд, было удивительно, что нормы правосудия и приличия в целом соблюдались. Мстительные роялисты, личные враги и сомнительные подкупленные свидетели действительно вызывались для дачи показаний, но им не всегда верили. В конце уже единственным доказательством, имевшим значение, была собственноручная подпись подсудимых под смертным приговором королю.
После признания виновными менее значительных обвиняемых смертный приговор им заменялся пожизненным заключением, которое в некоторых случаях добавлялось ежегодным, в годовщину смерти короля, унизительным провозом арестантов по улицам города на телеге для перевозки осужденных на казнь до Тайберна и обратно.
Несколько человек не стали ни спасаться бегством, ни сдаваться; приняв решение умереть за свое дело, они тихо ожидали ареста. Такими были два члена «пятой монархии» Томас Харрисон и Джон Карью. Были и другие, кто сдались, слабо надеясь на помилование, но в конце концов предстали перед судом без раболепства. В последнюю минуту мужество вернулось к бедному Грегори Клементу, который давно был в немилости у пуритан. Его имя было вычеркнуто из смертного приговора, когда его поведение сочли недостойным: он был застукан в постели со своей горничной. Во время Реставрации он прятался в Лондоне, но был узнан «по голосу, чрезвычайно необычному». Сначала он пытался утверждать, что невиновен, но его опозоренное имя все еще было различимо на смертном приговоре. Не видя для себя никакого выхода, он взял себя в руки, стал придерживаться своих убеждений и пошел на смерть, сожалея лишь, что настолько проявил слабость, что отрицал то дело, за которое был горд умереть.
Полковник Джон Хатчинсон, который пользовался уважением у всех партий, в интересах своей семьи уступил уговорам и раскаялся, что сыграл свою роль в смерти короля. Он купил себе свободу ценой неспокойной совести, но был арестован два года спустя по подозрению в соучастии в заговорах против Карла II. Он оставался в тюрьме без суда до самой своей смерти. В правительстве знали, что делают. Этот прекрасный, гордый человек великолепной наружности завоевал бы сочувствие зрителей. Было разумнее – и, казалось, милосерднее – дать ему возможность сгинуть в безвестности.
Неожиданное милосердие было проявлено к Генри Мартену. На судебном процессе он предпринял символическую, но бесполезную попытку защитить себя, указав, что его имя было неправильно написано в обвинительном акте, следовательно, он не мог быть тем человеком, которого обвинял суд. Не было никаких сомнений в его опасных республиканских принципах, но он так часто в прошлом вмешивался в дела парламента с какой-нибудь хитрой добродушной шуткой, чтобы помочь какому-нибудь преследуемому роялисту – и даже не одного из них спас от смерти, – что повешение казалось излишней жестокостью для него. Остаток своих долгих дней он провел в качестве заключенного в замке Чепстоу. Какой-то злонамеренный человек – из тех, кто любит совать свой нос в чужие дела, – рассчитывая навлечь на Мартена дурную славу, завладел его бумагами и опубликовал его любовные письма к возлюбленной, с которой Мартен прожил много лет. Но эта разумная, добрая и полная любви переписка скорее пошла ему на пользу, нежели причинила вред.
В конечном счете лишь девять убийц короля претерпели ужасную смерть, предназначенную законом для предателей: жуткое полуповешение, потом потрошение и четвертование, пока человек еще жив. Этими людьми были: зять Кромвеля Джон Джонс, Адриан Скруп, Томас Харрисон, Джон Карью, Томас Скот и Грегори Клемент, а также Оки, Баркстед и Корбет после их поимки два года спустя.
Четверо судей, не подписавших смертный приговор, тоже были казнены: Джон Кук, Хью Питер, Дэниэл Акстелл и Фрэнсис Хакер. Кук не надеялся на снисхождение. Этот странный, озлобленный, эксцентричный человек, наполовину мечтатель, наполовину реформатор, умер с непоколебимой верой в Бога и политическую справедливость своего дела. Незадолго до своей смерти он написал своей жене: