28 ноября парламентские уполномоченные простились с королем и уехали, чтобы донести его ответы в Вестминстер. Карл не рассчитывал увидеть их вновь; ему было ясно (как и им), что армия не допустит их возвращения. Сцена прощания происходила публично в муниципалитете Ньюпорта, и на ней присутствовали все главные представители мелкопоместного дворянства острова.
Уполномоченные проделали все необходимые действия, чтобы почтительно попрощаться, будто ничего не произошло, но король, не зная, будет ли ему еще позволено выступить перед представителями своего народа, произнес торжественную прощальную речь:
«Господа, вы пришли сюда, чтобы попрощаться со мной, и я полагаю, едва ли мы увидимся вновь; но да свершится воля Божья. Я благодарю Бога, что помирился с Ним, и без страха буду переносить все, что Ему будет угодно причинить мне. Господа, вы не можете не видеть в моих падении и гибели свои падение и гибель, и от них вы недалеки. Я молю Бога послать вам друзей лучше тех, которые я себе нашел. Я полностью проинформирован об осуществлении заговора против меня и моих людей, и ничто не причиняет мне такую боль, как ощущение страданий своих подданных и несчастий, нависших над моими тремя королевствами и навлеченных на них теми, кто под прикрытием радения о благе народа неистово преследует свои собственные цели и блюдет свои интересы».
Среди присутствовавших находился роялист сэр Джон Огландер – славный, эксцентричный, преданный старик, в доме которого король обедал приблизительно год назад единственный раз во время своего пребывания в плену на острове Уайт, когда получил разрешение сравнительно свободно поехать за границу. Ни один слушатель не остался равнодушным к словам короля, написал сэр Джон в своем дневнике; возможно, он преувеличил, но большинство присутствующих были тронуты его словами, а некоторые плакали.
Это был последний акт несостоявшегося Ньюпортского договора. На следующий день, выступая с проповедью перед королем, его маленьким двором и офицерами гарнизона, один из его верных приверженцев, доктор Генри Ферн, выбрал текст из Книги пророка Аввакума: «И хотя это не спешит случиться, жди этого; потому что это обязательно наступит, не замешкается». Мир в обществе, безусловно, настанет в итоге, но, возможно, смерть справедливого человека наступит раньше. Возможно, к королю это придет раньше, и не только мир, но больше чем мир: «Корона славы, которая не может потускнеть, царство, которое нельзя сдвинуть с места». Карл внимательно слушал, а позднее послал за текстом службы, чтобы изучить его в уединении.
Спустя 48 часов после отъезда уполномоченных армия предприняла радикальные действия. Сначала озадаченный полковник Хэммонд был отозван, получив подписанный Ферфаксом безапелляционный приказ. Затем вечером 30 ноября в кромешной тьме и под проливным дождем 200 пехотинцев и 40 всадников переправились с материка на остров Уайт и оккупировали Ньюпорт. Ими командовал тот самый полковник Юэр, который десятью днями ранее положил перед парламентом требование армии предать короля суду.
Король получил весть об этом сначала от своего верного слуги Генри Файрбрейса, который однажды уже пытался устроить ему побег и который обычно тайком вывозил некоторые его письма. Карл как раз писал письмо королеве, когда вошел взволнованный Файрбрейс, чтобы предупредить его, что город полон солдат и что он опасается за жизнь короля. Карл отказался верить, что планируется убийство, но послал за капитаном Куком, молодым офицером, который командовал его охраной в Ньюпорте, и спросил у него, существует ли план увезти его. Кук ничего не знал об этом, и так как он испытывал к королю глубокую привязанность, то его сильно расстроила эта новая угроза. С восьми часов вечера почти до полуночи он метался под проливным дождем между Ньюпортом и замком Карисбрук, пытаясь узнать, что только можно. Заместитель Хэммонда майор Рольф заверил его, что короля не увезут этой ночью. Больше ему ничего не удалось разузнать, но оживление среди солдат убедило, что королю грозит опасность.
Он возвратился и обнаружил Карла, совещающимся с двумя своими преданными придворными – герцогом Ричмондом и графом Линдси, которым было позволено сопровождать его во время переговоров по договору. К этому времени у каждой двери и каждого окна дома стояла охрана, а у дверей королевской спальни – часовые; весь дом был заполнен дымом от медленно тлеющих спичек, которые держали при себе стоявшие на карауле мушкетеры. С помощью Кука, который теперь полностью защищал интересы короля, побег был все еще возможен. Надев темный солдатский плащ, герцог Ричмонд в качестве эксперимента продемонстрировал, что вполне возможно в сопровождении Кука беспрепятственно пройти через посты охраны. Но он и Линдси тщетно умоляли короля. Карл говорил, что он дал слово Хэммонду и не нарушит его, даже когда Кук заметил, что Хэммонд больше не является комендантом замка и, безусловно, не имеет никакого отношения к возникшей опасности. Чувство чести у короля включалось с перерывами, но сильно и могло удержать его. Возможно, он чувствовал, что шансы на успех у него слишком ничтожны, чтобы стоило рисковать подвергнуться недостойной повторной поимке.
Он отослал Линдси и Кука. Оставил при себе Ричмонда, своего двоюродного брата, придворного и друга; это был последний раз, когда при нем находился спутник, которого он любил и доверял ему находиться при себе на протяжении всей ночи, и тот, вероятно, знал это. Снаружи хлестал дождь, маскируя передвижения войск. Парламент никогда не отдал бы приказ об этой военной оккупации Ньюпорта; король был в руках армии – тех, кто называл его Великим преступником, «кровавым» и намеревались вскоре убить его. К этому моменту было уже 11 часов ночи. Карл спокойно лег спать.
На следующее утро, еще до первых лучей зимнего солнца, полковник Юэр и майор Рольф уже стояли у дверей спальни короля с приказом немедленно увезти его. Через полчаса тот был готов. Не было времени даже съесть завтрак, спешно заказанный его слугами, так как карета была уже у дверей дома, и солдаты настаивали на немедленном отъезде. Когда король спустился, Файрбрейс встал на колени, чтобы поцеловать его руку, но остановившегося для этой последней милости Карла нетерпеливо толкнули вперед со словами: «Идите, сир». Рольф попытался сесть в карету, чтобы ехать с ним, но король не позволил ему этого. В сопровождении солдат он поехал к пристани и совершил короткую поездку в замок Херст. Эта маленькая мрачная крепость стоит на самой крайней точке галечной косы, вдающейся в пролив Солент к югу от Лимингтона. Карл был подавлен после расставания с Ричмондом, но никаких эмоций в поездке не проявлял.
Все надежды на спасение рухнули. И хотя королю удавалось время от времени тайно отправить зашифрованное письмо, его возможности были слишком ограниченны, чтобы приносить большую пользу. Самолично им отобранные приближенные, которых ему было позволено держать при себе в Ньюпорте – Ричмонд, Линдси, Хертфорд и Саутгемптон, – теперь были разлучены с ним. При нем были лишь те слуги, которым могли доверять его тюремщики, – те, которые правильно себя вели и не испытывали сочувствия ни его делу, ни к нему лично. Делая ежедневную зарядку на открытом всем ветрам галечном пляже или на плоской крыше замка, король видел паруса парламентской эскадры, патрулировавшей побережье, – кораблей английского флота, которые в далекие дни мира были предметом его гордости и радости; и теперь они с непрестанной бдительностью вели блокаду его уединенной тюрьмы, чтобы не допустить его спасения из Ирландии, Франции или Нидерландов.
Ферфакс отдал приказ, чтобы с ним обращались со всей обходительностью. Формальности соблюдались. В тесном пространстве маленькой крепости королю прислуживали 16 слуг – двое постельничих, резчик, виночерпий и портной, два пажа, три повара и полдюжины других слуг. Карл обедал в одиночестве при полном параде в самой лучшей из имеющихся комнат, восседая под балдахином; слуги подавали еду коленопреклоненно.
Завладев королем, армия теперь завладела Лондоном, парламентом и управлением страной. Она тщетно ждала десять дней, чтобы палата общин ответила на ее Ремонстрацию. Подобно страусу, пресвитерианское большиyство отказывалось обсуждать ее. В Виндзоре Ферфакс и его офицеры собрались, чтобы провести день в молитвах и на совещании, которое прерывали другие петиции с требованием суда из полков, размещенных в Южном Уэльсе и на севере страны. Петиция с Севера была послана Кромвелем вместе с письмом, побуждающим Ферфакса – в обычных для него туманных формулировках – исполнить очевидную волю Божью:
«Я действительно думаю и убежден, что это то, что Бог вкладывает в наши сердца. Нет нужды предлагать что-то вашему превосходительству. Я знаю, что Бог учит Вас… Считаю своим долгом, получив эти петиции и письма, представить их Вам, согласно пожеланиям их составителей. Милостивый Господь осуществляет свою волю в Вашем сердце, давая Вам возможность выполнить ее, и присутствие Всемогущего Бога всегда с Вами».
Когда Кромвель писал эти слова, он еще не получил приказ Ферфакса срочно приехать к нему на юг, чтобы присутствовать на «величайшем деле, вокруг которого царит такая тревога». Призыв Кромвеля к главнокомандующему выполнить Божью волю и призыв главнокомандующего к Кромвелю прийти к нему на помощь, вероятно, разминулись в дороге. Еще до того, как Кромвель приехал на юг, Айртон уже подтолкнул главнокомандующего к действиям, так как, по мнению Айртона, нельзя было терять времени.
30 ноября протест вышел повторно как обращение к лондонскому Сити. Армия тщетно ждала ответа парламента; теперь она предложила двинуться на Лондон, распустить парламент силой и сформировать временное правительство в ожидании новых выборов. Армия потребовала от Сити 40 000 фунтов стерлингов для выплаты жалованья солдатам. Ферфакс подписал это письмо, но направляющая мысль и твердая рука принадлежали Айртону.
Потрясенный угрозой военной оккупации, мэр города просидел всю ночь на совещании и отправил растерянное сообщение в палату общин. Здесь еще держались твердолобые пресвитерианцы, и один из них, педантичный юрист Уильям Прин, побуждал своих коллег объявить армию мятежниками. Большинство оказалось доста