Время шло. Депутаты постепенно расходились. Констебль уже продал два сэндвича. Питт надеялся, что все не раскупят, потому что в противном случае у того не будет повода оставаться на своем месте. В такой поздний час торговец с распроданным товаром мог вызвать подозрения.
Где же Ройс? Чем, черт побери, он занимается? Питт не осудил бы его, если бы тот спасовал в последний момент; нужно обладать немалой отвагой, чтобы сегодня ночью в одиночестве перейти Вестминстерский мост.
Биг-Бен пробил четверть двенадцатого.
Томасу очень хотелось слезть с козел и отправиться на поиски Ройса. Если тот вышел из палаты через другую дверь, взял кэб и поехал на запад до моста Ламбет, они могут прождать здесь до утра!
— Эй, извозчик! Двадцать пять до Грейт-Питер-стрит. Поехали, приятель! Хватит спать!
— Извините, сэр, я жду клиента.
— Чепуха! Нет тут никакого клиента. Просыпайся и езжай вперед! — Мужчина был бодрячком средних лет с аккуратно уложенными седыми волосами. На его лице явственно читалось раздражение. Он уже тянулся к дверце кэба.
— У меня уже есть клиент, сэр! — произнес Питт. Из-за нервного напряжения и страха, который он всеми силами старался подавить, его слова прозвучали резко. — Он там! — Он вытянул вперед затянутый в перчатку указательный палец. — Я должен ждать его.
Мужчина чертыхнулся себе под нос. Это был депутат. Томас вспомнил, что видел его фотографию в «Иллюстрейтед Лондон ньюз»: эффектный, хорошо одетый и… Внезапно Питт похолодел, как будто вдруг погрузился в ледяную воду. Перед его мысленным взором возникла бутоньерка, торчавшая из его петлицы, — примулы!
Он непроизвольно с такой силой натянул вожжи, что лошадь забила копытом и замотала головой.
Мика Драммонд, стоявший на крыльце, насторожился, но не увидел ничего, кроме напряженной спины Питта.
Над рекой разнесся вой туманного горна.
На улицу вышел Гарнет Ройс. Он громко кого-то позвал; по его голосу Питт догадался, что ему страшно. Неуверенной, рваной походкой он прошел мимо продавца сэндвичами и, ни разу не оглянувшись, ступил на мост.
Томас проехал вперед на несколько ярдов. Мимо прошел мужчина с зонтиком. Торговец сэндвичами отошел от своей тележки, лакей перестал таращиться на дверь и двинулся к мосту, как будто передумал ждать хозяина.
Из тени, отбрасываемой статуей Боудикки, появилась еще одна фигура, коренастая, с широкой спиной, с шалью, накинутой на плечи, с цветочным лотком. Женщина не обратила внимания на лакея — вполне резонно, ведь лакеи редко покупают цветы, — и на удивление резво устремилась за Ройсом. Он шел по центру тротуара, не глядя ни вправо, ни влево, и добрался уже до середины моста.
Драммонд спустился с крыльца.
Питт подстегнул лошадь и повернул налево, на мост. Цветочница была в двух-трех ярдах впереди, он отчетливо видел ее силуэт. Она шла почти бесшумно, неуклонно догоняя Ройса. А тот, казалось, не слышал ее шагов. Он приближался к границе между светом, отбрасываемым тремя лампами на фонаре, и тьмой. Вокруг фонаря вился туман, и его свет отражался в каплях влаги, висевших в воздухе. Зрелище было красивым и необычным. Спина Ройса пока еще была освещена, очертания его плеч были хорошо видны, а вот его лицо уже было в тени.
Питт так сильно сжал вожжи, что ногти впились в его ладонь даже сквозь влажные перчатки. Он весь покрылся холодным потом.
— Цветочки, сэр? Купите цветочки, сэр! Смотрите, какие милые примулы! — Голос — высокий, как у маленькой девочки, — был едва слышен.
Ройс обернулся. Он еще находился рядом с фонарем, поэтому, когда он повернулся, его лицо попало в круг света, и черты стали хорошо различимы — и соболиные брови, и выразительные глаза, и высокие скулы; только волосы скрывала шляпа. Ройс увидел перед собой женщину и лоток с примулами. Он увидел, как она одной рукой взяла букетик, а другой что-то достала со дна лотка, из-под цветов. Рот Гарнета открылся в беззвучном вопле ужаса.
Питт выпустил вожжи и прямо с козел спрыгнул на дорогу. Женщина вскинула руку, и в свете фонаря блеснуло лезвие открытой бритвы.
— Ну, вот ты и попался, Ройс! — закричала она, отбрасывая в сторону лоток. — Наконец-то ты мне попался!
Томас выхватил дубинку и ударил женщину по плечу. От боли та на мгновение замерла и развернулась. Ее лицо выражало удивление, рука с бритвой так и осталась поднятой.
На секунду все замерли: безумная женщина с черными глазами и открытым ртом, Питт, сжимавший дубинку, и Ройс, окаменевший в десяти футах от них.
Затем Гарнет сунул руку в карман, и вдруг прозвучал выстрел. Женщина пошатнулась и сделала шаг в сторону Питта. Грохнул еще один выстрел, потом еще один, и она упала на брусчатку. Кровь мгновенно пропитала ее шаль. Выпавшая из ее ослабевших пальцев бритва со звоном покатилась по камням.
Питт склонился над ней. Женщина уже не нуждалась ни в чьей помощи. Она была мертва; пули, выпущенные ей в спину, пробили сердце, плечо и грудь. Инспектор не знал, какая из них убила ее, — все попадания были смертельными.
Он медленно выпрямился и посмотрел на Ройса, который стоял с черным, начищенным револьвером в руке. Его лишенное выражения лицо заливала мертвенная бледность; было очевидно, что он еще не пришел в себя от страха.
— Господи, дружище, вы едва не попали под пули! — хрипло произнес он, провел рукой по глазам, моргнул и перевел взгляд на женщину. — Она мертва?
— Да.
— Сожалею. — Ройс подошел к ней и остановился в ярде. Он передал револьвер Питту, и тот с неохотой взял его. Гарнет внимательно взглянул на женщину. — Хотя, наверное, это к лучшему. Несчастное создание, возможно, наконец-то обрело покой. Пуля чище, чем веревка.
Питт не нашел что возразить. Повешение — страшная казнь, и стоит ли ради этого подвергать явно безумную женщину тем мукам, с которыми связано долгое судебное разбирательство?
— Спасибо, сэр Гарнет, — произнес он, глядя на Ройса. — Мы преклоняемся перед вашей храбростью — без вас нам бы никогда не поймать эту преступницу. — Он протянул руку.
К ним уже подошли констебли, дежурившие на южной оконечности моста, — и торговец сэндвичами, и лакей. Драммонд разглядывал женщину.
Ройс взял протянутую руку Питта и сжал ее так, что у инспектора засаднило кожу.
Драммонд опустился на колени и убрал шаль с лица женщины.
— Вы знаете ее, сэр? — спросил он у Ройса.
— Знаю ли я ее? Боже мой, нет!
Драммонд снова вгляделся в ее лицо, осмотрел ее одежду, потом встал и заговорил тихим, полным сострадания и ужаса голосом:
— Кое-что из ее одежды имеет метку Бедлама.[26] Похоже, ее недавно выпустили оттуда.
Томас вспомнил последние слова женщины. И пристально посмотрел на Ройса.
— Она знала вас, — бесстрастно произнес он. — Она назвала вас по имени.
Сэр Гарнет не двигался и таращился на них расширившимися глазами, потом наклонился над убитой. Все молчали. Над рекой пронесся звук туманного горна.
— Я… я не уверен, но если она действительно из Бедлама, тогда это может быть Элси Дрейпер. Она была камеристкой у моей жены семнадцать лет назад. Жила в деревне и переехала сюда вместе с Наоми, когда мы поженились. Элси была предана Наоми и тяжело переживала ее смерть. У нее случилось расстройство психики, и нам пришлось поместить ее в Бедлам. П-признаюсь, я не предполагал, что ее безумие превратилось в манию убийства. Не понимаю, как, ради всего святого, ей удалось выйти на свободу.
— Нас не извещали о чьем-либо побеге, — сказал Драммонд. — Вероятно, ее выпустили. После семнадцати лет там, возможно, решили, что она безопасна.
— Безопасна! — возмущенно воскликнул Ройс. Это слово будто бы повисло в воздухе, и вокруг него медленно закружился туман с поблескивающими капельками влаги.
— За дело, — устало произнес Драммонд. — Сейчас вызовем труповозку и заберем ее. Питт, давайте сюда ваш кэб и отвезите сэра Гарнета домой на?..
— Бетлиэм-роуд, — подсказал Ройс. — Спасибо. Если честно, я вдруг почувствовал себя страшно уставшим. Даже не подозревал, что так сильно замерз.
— Мы искренне благодарны вам. — Драммонд протянул руку. — Весь Лондон в долгу перед вами.
— Я бы предпочел, чтобы вы не упоминали о моей роли, — поспешно сказал Ройс. — Может сложиться впечатление… — Он не договорил. — И я… я хотел бы оплатить достойные похороны для этой несчастной. Она была хорошей служанкой, пока… пока не лишилась рассудка.
Питт забрался на козлы. Драммонд открыл дверцу, Ройс сел внутрь, и Томас стегнул лошадь.
Шарлотта спала, когда Питт вернулся домой. Он не стал будить ее, не испытывая никакой эйфории от того, что закончилось долгое расследование страшного преступления. Напряжение, владевшее им все это время, спало, но вместо него пришла усталость, и на следующее утро он проспал и вынужден был бежать на работу без завтрака.
Шарлотте Томас ничего не рассказал, так как первым делом хотел удостовериться, что все казавшееся столь очевидным прошлой ночью — действительно правда. Потом у него будет возможность отправить ей записку о том, что теперь она может сообщить тетушке Веспасии радостную весть: Флоренс Айвори вне подозрений. Перед уходом Томас лишь сказал ей, что расследование приближается к завершению, поцеловал ее и быстро вышел на улицу, игнорируя ее просьбы объясниться.
Мика Драммонд уже находился в участке на Боу-стрит. Впервые за все недели он выглядел так, будто ночью его не мучили кошмары.
— Доброе утро, Питт, — сказал он, протягивая руку в приветствии. — Мои поздравления, старший инспектор. Дело закрыто. Нет никаких сомнений в том, что вина за преступления лежит на этой умалишенной. На ее одежде нашли пятна крови, застарелые, на рукавах и переднике, именно там, где на нее попала кровь во время первых убийств. Кровь обнаружили и на лезвии, и на рукоятке бритвы. Мы вместе со старшим медицинским экспертом уже побывали в Вифлеемской больнице для умалишенных: это Элси Дрейпер, помещенная туда семнадцать лет назад с диагнозом острая меланхолия и выпущенная за две недели до убийства Локвуда Гамильтона. У них никогда не было с ней никаких проблем, они считали ее немного глуповатой, но никогда — склонной к жестокости. Страшная ошибка, но сейчас уже ничего не исправишь. Дело закрыто. Сегодня утром министр внутренних дел передал свои поздравления. Газеты напечатали экстренные выпуски. — Он довольно улыбнулся. — Отличная работа, Питт. Можете идти домой, возьмите пару дней отгулов — вы их заслужили. Вернетесь на следующей неделе уже в качестве старшего инспектора с кабинетом наверху. — Он протянул руку для прощания.