— Что ты от меня хочешь? — враждебно, но уже и не воинственно спросил Земцов.
— Правда, только правда, ничего кроме правды! — серьезно сказал Сырцов, поднял вазу, поставил ее на стол, из-за стола вытянул стул и уселся на него. В кресло не хотел, кресло сковывало бы движения, можно и опоздать.
— Это про что? — тянул время Земцов, сам не зная зачем.
— Про трюк, который ты вместе с Никитой Гореловым мне приготовил.
— Его же, говорят, убили?
Нет дисциплины во вверенных Сырцову войсках. Смута. Оклемался и дурочку ломал перед ним трюкач. Стоило еще раз отметелить, но жалко стало самоотверженную Олю. Решил пока ограничиться разговором:
— Не надо так со мной, Юра. Твоими патронами не убьешь, — и повторил: — Не надо так. Тебе же хуже будет.
От вкрадчивости сырцовской интонации у трюкача, видимо, напоминающе заныла печень, потому что он сморщился и свистяще застонал.
Сочувствующе поморщился и Сырцов, заботливо осведомившись:
— Больно?
— Как бы я тебя достал, как бы я тебя достал! — вслух помечтал Земцов.
— Каратист, что ли?
— И каратист тоже.
— Ты сегодня проиграл, каратист. Кто заказал тебе эту очередь?
— Как кто? Никита.
Может, правду говорил, а, скорее всего, нет. Сразу же вопросик в лоб:
— Когда и где ты познакомился с Никитой?
Заметались от боли неконтролируемые глаза. Напрягся в непривычном процессе мышления сермяжный трюкач, напрягся, подыскивая подходящую залепуху. Горько было смотреть на такую неумелость. Земцов шмыгнул носом и фальшиво сообщил:
— На бегах случайно познакомились.
— Придумай еще чего-нибудь получше.
— Могу, — стараясь быть задиристым, сказал Земцов. Готов был еще поторговаться. Но Сырцов непредсказуемо изменил тему допроса:
— Ты о моем визите сюда и о беседе с Олей им говорил?
— Кому это им? — растерянно спросил трюкач.
— Это мы еще уточним в дальнейшем разговоре. Так сообщил или не сообщил?
— Ну, — косвенно признался Земцов в том, что сообщил.
От Деда пришла к Сырцову ядовитая ненависть к идиотскому и модному ныне «ну».
— Ошибочка, Юра. Это я тебя запряг, а не ты меня. Так что если нукать, то только мне. По-человечески говори: да или нет.
— Да, да, да! — сорвался, не выдержал Земцов.
— Спасибо, родной. — Сырцов согнутым указательным пальцем за подбородок поднял его голову и рассмотрел глаза. — Вы ведь с Никитой в одной команде?
— В какой еще команде?
— Вот ты мне и расскажешь в какой. Я-то не знаю в какой, иначе бы и не спрашивал. Может, в футбольной. Так в какой?
— Не путай меня, мент. Не путай!
— Я — не мент, Юра, и ты это прекрасно знаешь. Но наш разговор о другом. Ты недопонимаешь, дорогой товарищ, сильно недопонимаешь. Тебя ведь они запросто и завалить могут, дурачок.
— Это как же? — испуганно заинтересовался Земцов.
— Если первый мой приход сюда тебе сошел с рук, то только потому, что твои хозяева думали, что я у них в мешке. Но второй мой визит они тебе не простят. Ты — ниточка к ним.
— А кто им скажет? — азартно возразил Земцов.
— Я, — скромно признался Сырцов.
— Ты же их не знаешь?
— Я знаю брата Никиты, Всеволода Горелова. И его телефон тоже. Короткий телефонный звонок, и ты, бедолага, у них на подозрении. А ты знаешь, как лучше всего избавиться от подозрений и заодно от подозреваемого.
Только сейчас Земцов понял, что влип по-настоящему. Поначалу он просто боялся Сырцова, а теперь надо бояться будущего. В лихорадке он бессмысленно и страстно заверил Сырцова:
— Слово, я никому не скажу о том, что ты приходил ко мне!
До чего же тупой паренек. Сырцов объяснил, как дефективному:
— Скажешь ты им или не скажешь — мне без разницы. А вот что я скажу или не скажу — для тебя смерть или жизнь.
— Чем мне от тебя откупиться? — понял наконец свое положение Земцов.
— Сведениями, голубок.
— Какими?
— Команда. Цели команды. Состав команды поименно. Дела команды за последнее время. Командир. Тут полные анкетные данные.
— Многовато хочешь, — опять стал торговаться Земцов.
— А ты что, свою жизнь недорого ценишь?
…Сумеречным, но еще бесфонарным проспектом он добрался до центра. Оставив машину на Большой Бронной, спустился в подземелье у станции метро «Пушкинская» и направился к ряду телефонных автоматов, в большинстве своем незанятых по позднему времени. Порылся в бездонной помойной яме собственной памяти и без труда обнаружил там номер домашнего телефона майора Демидова. Выбрал, предварительно проверив на гудок, автомат, со снятой трубкой в руках огляделся. Через два аппарата от него сорокалетний искатель приключений — красномордый (видимо, поддатый), в дешевом франтовском одеянии, — прикрыв ладошкой микрофон, гулко и различимо бубнил:
— Так я, Нинка, к тебе приеду, да?.. Как зачем? Отдохнуть…
Сырцов набрал номер. На третьем гудке Демидов снял трубку.
— Слушаю вас. — Рядом с демидовским голосом звучал голос Уитни Хьюстон, певшей песню из кинофильма «Телохранитель».
— С дамочками развлекаешься? Отдыхаешь, как красочно выражается мой сосед по телефону? — игриво полюбопытствовал Сырцов.
— Жорка! — ахнул Демидов, а Уитни Хьюстон замолкла: наверное, майор поспешно увел звук магнитофона. — Жорка, где ты?
— Я так думаю, что в Москве.
— Ты мне нужен, очень нужен, Жора!
— Не одному тебе. Я нынче всей российской милиции нужен.
— Не до шуток, Жора. Я должен встретиться с тобой.
— А я пока не должен.
— Сколько времени займет твое «пока»?
— Пока ты не выполнишь одну мою просьбу.
— Слушаю тебя.
— В том банке, Володя, старшим в расчетном зале служит некто Сергей Сергеевич Бойцов. Он, если его хорошенько попросить, может кое-что рассказать о том, как все произошло на самом деле.
— Займусь завтра прямо с утра.
— А я тебе в одиннадцать позвоню.
— Не бросай трубку, не бросай трубку! — криком просил Демидов. — Даю слово, что тебя сейчас не ловят.
— Не бросаю. Так что?
— Сам хочет поговорить с тобой.
— Пробздится.
— Не хами, этот разговор в первую очередь необходим тебе.
— Ты веришь, что я завалил инкассаторов? — вдруг спросил Сырцов.
— Нет.
— Вот и хорошо, — решил Сырцов и повесил трубку.
Не хотелось в пещеру, ох, и не хотелось! Но он бросил казаряновскую «восьмерку» у церкви на Краснобогатырской и пешком отправился туда. Под пол, в конспирацию, в безопасность.
31
Он позвонил в половине одиннадцатого. На всякий случай. Не то что надеялся опередить прослушку, а просто так, для неожиданности: пусть растерянно посуетятся. Удовольствием было услышать ласковый голос Кэт.
— Я вас обожаю, Кэт! — привычно объявил он в трубку.
— Георгий! — восхищенно узнала его Катерина. — Господи, как я рада, Георгий!
— И чевой-то ты так обрадовалась? — неискренне удивился Сырцов.
— Тому, что вы — живой, невредимый и веселый.
— Извини, Катюша, но давай поскорее бугра, а то меня ваши молодцы засекут, схватят и в узилище повлекут.
— Бу сделано! — радостно копируя своего сослуживца Игорька Нефедова, Катерина перевела разговор на Демидова, который тотчас откликнулся:
— Слушаю вас.
— Это я, Володя. И слушаю тебя.
— Опоздали, Жора. Сегодня ночью Сергей Сергеевич Бойцов скончался от острой сердечной недостаточности.
Нечего было сказать Сырцову, и он повесил трубку. Теперь ноги в руки и с концами от этого телефона: оперативники наверняка уже на подходе. Звонил он от Красных ворот, от конструктивистского верхнего вестибюля, а машина стояла на Грибоедова. Рысью до нее добежал и, уже на колесах, переулками рванул к Покровке. По Лялину — поближе к Москве-реке. У Крутицкого подворья он наконец укротил свой бег.
Тоска, зеленая тоска безысходности…
32
А эти заседали. В шикарном банковском конференц-зале происходило расширенное собрание акционеров. Докладывал Юрий Егорович, председатель:
— Последние удачные операции позволили нам расплатиться с вкладчиками как по процентам, так и по общим расчетам…
Аплодисменты. Юрий Егорович достойно переждал их и продолжил:
— Теперь конкретные цифры…
Лева зевал необъятной пастью, демонстративно не прикрывая хлебало рукой. Зевал затяжной серией.
— Челюсть вывихнешь, — предрек мелодичный женский голос. Лева обернулся. Светлана стояла рядом и, чтобы не мешать докладчику и массам длинным словесным приглашением, просто манила его пальчиком. Лева выпростался из кресла и пошел за ней.
В предбаннике спросил:
— Что случилось?
— Витольд Германович хочет нас видеть, — ответила Светлана, с брезгливостью глядя на его необъятную утробу.
— Кого это — нас? — раздраженный этим взглядом, резко поинтересовался Лева.
— Тебя и меня. Стариков не хочет беспокоить.
— А мы — молодые.
— Во всяком случае, я, — смущенно улыбнулась девочка Светлана Дмитриевна и погладила Леву тонкой прохладной рукой по пухлой щеке. Лева забыл про ее брезгливый взгляд и на лету поцеловал холеную ладошку.
— Где он, ласточка?
— В отцовском кабинете.
Витольд Германович специально сидел как чужой: не в кресле, не за заседательским столом — на стуле у стены, сидел, подобравшись и официально прямя спину. Встал, увидев Леву и Светлану.
— Вы еще «Здравия желаю!» забыли гаркнуть, — насмешливо заметил Лева и — опередил — поздоровался первым: — Здравствуйте, Витольд Германович.
— Здравия желаю, Лев Семенович, — откликнулся соответственно просьбе трудящихся Витольд Германович. Лева заржал и, оторжавшись, спросил:
— И что же горячительного вы собираетесь нам сообщить?
— Горячительными бывают только напитки. А новости делятся на два сорта: хорошие и плохие.
— Начинайте с плохих, — посоветовала Светлана и приказно предложила: — Давайте за стол сядем.
— Записывать ничего не надо, — предупредил Витольд Германович, отодвигая от стола стул. Уселись, вздохнули втроем как по команде. Лева ногтем невидимо начертил н